Неточные совпадения
При этом ему невольно припомнилось, как его самого, — мальчишку лет пятнадцати, — ни
в чем не виновного, поставили
в полку под ранцы с песком, и как он терпел, терпел эти мученья, наконец,
упал, кровь хлынула у него из гортани; и как он потом сам, уже
в чине капитана, нагрубившего ему солдата велел наказать; солдат продолжал грубить; он велел его наказывать больше, больше; наконец, того на шинели снесли без чувств
в лазарет; как потом, проходя по
лазарету, он видел этого солдата с впалыми глазами, с искаженным лицом, и затем солдат этот через несколько дней умер, явно им засеченный…
И он
в комнате лег свою ночь досыпать, а я на сеновал тоже опять
спать пошел. Опомнился же я
в лазарете и слышу, говорят, что у меня белая горячка была и хотел будто бы я вешаться, только меня, слава богу,
в длинную рубашку спеленали. Потом выздоровел я и явился к князю
в его деревню, потому что он этим временем
в отставку вышел, и говорю...
Пищу нашу он знал хорошо, потому что сам другой пищи не ел; он всегдаобедал или с больными
в лазарете, или с здоровыми, но не за особым, а за общим кадетским столом, и притом не позволял ставить себе избранного прибора, а садился где
попало и ел то самое, чем питались мы.
Случилось это во время франко-прусской войны. Молодой Ницше был начальником санитарного отряда. Ему пришлось
попасть в самый ад перевязочных пунктов и
лазаретов. Что он там испытал, об этом он и впоследствии никогда не мог рассказывать. Когда, много позже, друг его Эрвин Роде спросил его, что ему пришлось видеть на войне
в качестве санитара, Ницше с мукою и ужасом ответил...
Гусев возвращается
в лазарет и ложится на койку. По-прежнему томит его неопределенное желание, и он никак не может понять, что ему нужно.
В груди давит,
в голове стучит, во рту так сухо, что трудно пошевельнуть языком. Он дремлет и бредит, и, замученный кошмарами, кашлем и духотой, к утру крепко засыпает. Снится ему, что
в казарме только что вынули хлеб из печи, а он залез
в печь и парится
в ней березовым веником.
Спит он два дня, а на третий
в полдень приходят сверху два матроса и выносят его из
лазарета.
«Все равно погибать!.. Так лучше уже, раз не привелось покончить с собою
в лазарете, отдалить минуту расправы, если удастся
попасть в сумасшедший дом. Там или он покончит с собою, или ему удастся, по прошествии года, уйти от позорящего наказания. Просто оставят его
в покое и выпустят на волю, как неопасного душевнобольного».
Довольно часто захожу
в наш
лазарет, который теперь расширен на средства города и занимает целых два этажа, и бесполезно отравляю сердце видом раненых, безногих, безруких, слепых. Ужасное зрелище, после которого часа на два зубом на зуб не
попадаешь, особенно когда прибывают свежие, как их называют сестры. А не зайти, не посмотреть — опять-таки прослывешь черствяком и мерзавцем; вот и отправляюсь
в угоду общественному мнению!