Неточные совпадения
Батрачка безответная
На каждого, кто чем-нибудь
Помог ей
в черный
день,
Всю жизнь о соли думала,
О соли пела Домнушка —
Стирала ли, косила ли,
Баюкала ли Гришеньку,
Любимого сынка.
Как сжалось сердце мальчика,
Когда крестьянки вспомнили
И спели песню Домнину
(Прозвал ее «Соленою»
Находчивый вахлак).
Скотинин. Кого? За что?
В день моего сговора! Я прошу тебя, сестрица, для такого праздника отложить наказание до завтрева; а завтра, коль изволишь, я и сам охотно
помогу. Не будь я Тарас Скотинин, если у меня не всякая вина виновата. У меня
в этом, сестрица, один обычай с тобою. Да за что ж ты так прогневалась?
Уподобив себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторов, они рассудили, что на свете бывают всякие кредиторы: и разумные и неразумные. Разумный кредитор
помогает должнику выйти из стесненных обстоятельств и
в вознаграждение за свою разумность получает свой долг. Неразумный кредитор сажает должника
в острог или непрерывно сечет его и
в вознаграждение не получает ничего. Рассудив таким образом, глуповцы стали ждать, не сделаются ли все кредиторы разумными? И ждут до сего
дня.
В тот же
день Грустилов надел на себя вериги (впоследствии оказалось, впрочем, что это были просто
помочи, которые дотоле не были
в Глупове
в употреблении) и подвергнул свое тело бичеванию.
И так как
в ней не было ни малейшего сомнения, что она должна
помочь ему, она не сомневалась и
в том, что это можно, и тотчас же принялась за
дело.
― Вот ты всё сейчас хочешь видеть дурное. Не филантропическое, а сердечное. У них, то есть у Вронского, был тренер Англичанин, мастер своего
дела, но пьяница. Он совсем запил, delirium tremens, [белая горячка,] и семейство брошено. Она увидала их,
помогла, втянулась, и теперь всё семейство на ее руках; да не так, свысока, деньгами, а она сама готовит мальчиков по-русски
в гимназию, а девочку взяла к себе. Да вот ты увидишь ее.
Прежде, покамест был помоложе, так мне казалось, что все
дело в деньгах, что если бы мне
в руки сотни тысяч, я бы осчастливил множество:
помог бы бедным художникам, завел бы библиотеки, полезные заведения, собрал бы коллекции.
На вопрос, точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку и правда ли, что он сам взялся
помогать и участвовать
в этом
деле, Ноздрев отвечал, что
помогал и что если бы не он, то не вышло бы ничего, — тут он и спохватился было, видя, что солгал вовсе напрасно и мог таким образом накликать на себя беду, но языка никак уже не мог придержать.
И, наконец, когда уже гость стал подниматься
в четвертый этаж, тут только он весь вдруг встрепенулся и успел-таки быстро и ловко проскользнуть назад из сеней
в квартиру и притворить за собой дверь. Затем схватил запор и тихо, неслышно, насадил его на петлю. Инстинкт
помогал. Кончив все, он притаился не дыша, прямо сейчас у двери. Незваный гость был уже тоже у дверей. Они стояли теперь друг против друга, как давеча он со старухой, когда дверь
разделяла их, а он прислушивался.
— Э-эх! человек недоверчивый! — засмеялся Свидригайлов. — Ведь я сказал, что эти деньги у меня лишние. Ну, а просто, по человечеству, не допускаете, что ль? Ведь не «вошь» же была она (он ткнул пальцем
в тот угол, где была усопшая), как какая-нибудь старушонка процентщица. Ну, согласитесь, ну «Лужину ли,
в самом
деле, жить и делать мерзости, или ей умирать?». И не
помоги я, так ведь «Полечка, например, туда же, по той же дороге пойдет…».
Эта гордость, хотя и заслуженная, не понравилась почему-то Катерине Ивановне: «
в самом
деле, точно без Амалии Ивановны и стола бы не сумели накрыть!» Не понравился ей тоже и чепец с новыми лентами: «уж не гордится ли, чего доброго, эта глупая немка тем, что она хозяйка и из милости согласилась
помочь бедным жильцам?
Дошло, наконец,
дело и до Сони, «которая отправится
в Т… вместе с Катериной Ивановной и будет ей там во всем
помогать».
Дама, казалось, была тронута. «Извините меня, — сказала она голосом еще более ласковым, — если я вмешиваюсь
в ваши
дела; но я бываю при дворе; изъясните мне,
в чем состоит ваша просьба, и, может быть, мне удастся вам
помочь».
Аркадий сказал правду: Павел Петрович не раз
помогал своему брату; не раз, видя, как он бился и ломал себе голову, придумывая, как бы извернуться, Павел Петрович медленно подходил к окну и, засунув руки
в карманы, бормотал сквозь зубы: «Mais je puis vous donner de l'argent», [Но я могу дать тебе денег (фр.).] — и давал ему денег; но
в этот
день у него самого ничего не было, и он предпочел удалиться.
Приятно волнующее чувство не исчезало, а как будто становилось все теплее,
помогая думать смелее, живее, чем всегда. Самгин перешел
в столовую, выпил стакан чаю, сочиняя план рассказа, который можно бы печатать
в новой газете. Дронов не являлся. И, ложась спать, Клим Иванович удовлетворенно подумал, что истекший
день его жизни чрезвычайно значителен.
— Алеша-то Гогин, должно быть, не знает, что арест на деньги наложен был мною по просьбе Кутузова. Ладно, это я устрою, а ты мне
поможешь, — к своему адвокату я не хочу обращаться с этим
делом. Ты — что же, —
в одной линии со Степаном?
«Да, это мои мысли», — подумал Самгин. Он тоже чувствовал, что обогащается;
дни и ночи награждали его невиданным, неизведанным, многое удивляло, и все вместе требовало порядка, все нужно было прибрать и уложить
в «систему фраз», так, чтоб оно не беспокоило. Казалось, что Варвара удачно
помогает ему
в этом.
— Я — усмиряю, и меня — тоже усмиряют. Стоит предо мной эдакий великолепный старичище, морда — умная, честная морда — орел! Схватил я его за бороду, наган —
в нос. «Понимаешь?», говорю. «Так точно, ваше благородие, понимаю, говорит, сам — солдат турецкой войны, крест, медали имею, на усмирение хаживал, мужиков порол, стреляйте меня, — достоин! Только, говорит, это
делу не
поможет, ваше благородие, жить мужикам — невозможно, бунтовать они будут, всех не перестреляете». Н-да… Вот — морда, а?
На другой же
день он взялся за
дело утверждения Турчанинова
в правах наследства; ему
помогали в этом какие-то тайные силы, — он кончил
дело очень быстро и хорошо заработал на нем.
Но на другой
день, с утра, он снова
помогал ей устраивать квартиру. Ходил со Спиваками обедать
в ресторан городского сада, вечером пил с ними чай, затем к мужу пришел усатый поляк с виолончелью и гордо выпученными глазами сазана, неутомимая Спивак предложила Климу показать ей город, но когда он пошел переодеваться, крикнула ему
в окно...
— Не брани меня, Андрей, а лучше
в самом
деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
Героем дворни все-таки оставался Егорка: это был живой пульс ее. Он своего
дела, которого, собственно, и не было, не делал, «как все у нас», — упрямо мысленно добавлял Райский, — но зато совался поминутно
в чужие
дела. Смотришь, дугу натягивает, и сила есть: он коренастый, мускулистый, длиннорукий, как орангутанг, но хорошо сложенный малый. То сено примется
помогать складывать на сеновал: бросит охапки три и кинет вилы, начнет болтать и мешать другим.
— Пуще всего — без гордости, без пренебрежения! — с живостью прибавил он, — это все противоречия, которые только раздражают страсть, а я пришел к тебе с надеждой, что если ты не можешь
разделить моей сумасшедшей мечты, так по крайней мере не откажешь мне
в простом дружеском участии, даже
поможешь мне. Но я с ужасом замечаю, что ты зла, Вера…
«Этот умок
помогает с успехом пробавляться
в обиходной жизни, делать мелкие делишки, прятать грешки и т. д. Но когда женщинам возвратят их права — эта тонкость, полезная
в мелочах и почти всегда вредная
в крупных, важных
делах, уступит место прямой человеческой силе — уму».
На другой
день к вечеру он получил коротенький ответ от Веры, где она успокоивала его, одобряя намерение его уехать, не повидавшись с ней, и изъявила полную готовность
помочь ему победить страсть (слово было подчеркнуто) — и для того она сама, вслед за отправлением этой записки, уезжает
в тот же
день, то есть
в пятницу, опять за Волгу. Ему же советовала приехать проститься с Татьяной Марковной и со всем домом, иначе внезапный отъезд удивил бы весь город и огорчил бы бабушку.
Крафт прежде где-то служил, а вместе с тем и
помогал покойному Андроникову (за вознаграждение от него)
в ведении иных частных
дел, которыми тот постоянно занимался сверх своей службы.
— Друг мой, что я тут мог? Все это —
дело чувства и чужой совести, хотя бы и со стороны этой бедненькой девочки. Повторю тебе: я достаточно
в оно время вскакивал
в совесть других — самый неудобный маневр!
В несчастье
помочь не откажусь, насколько сил хватит и если сам разберу. А ты, мой милый, ты таки все время ничего и не подозревал?
Теперь сделаю резюме: ко
дню и часу моего выхода после болезни Ламберт стоял на следующих двух точках (это-то уж я теперь наверно знаю): первое, взять с Анны Андреевны за документ вексель не менее как
в тридцать тысяч и затем
помочь ей напугать князя, похитить его и с ним вдруг обвенчать ее — одним словом,
в этом роде. Тут даже составлен был целый план; ждали только моей помощи, то есть самого документа.
У Вусуна обыкновенно останавливаются суда с опиумом и отсюда отправляют свой товар на лодках
в Шанхай, Нанкин и другие города. Становилось все темнее; мы шли осторожно. Погода была пасмурная. «Зарево!» — сказал кто-то.
В самом
деле налево, над горизонтом, рдело багровое пятно и делалось все больше и ярче. Вскоре можно было различить пламя и вспышки — от выстрелов.
В Шанхае — сражение и пожар, нет сомнения! Это
помогло нам определить свое место.
Сначала, приходя
в сношение с арестантами, обращавшимися к нему за помощью, он тотчас же принимался ходатайствовать за них, стараясь облегчить их участь; но потом явилось так много просителей, что он почувствовал невозможность
помочь каждому из них и невольно был приведен к четвертому
делу, более всех других
в последнее время занявшему его.
И вдобавок — эти невероятные жертвы правительства не принесут и
в будущем никакой пользы, потому что наши горные заводы все до одного должны ликвидировать свои
дела, как только правительство откажется вести их на
помочах.
— У меня есть до вас большая просьба. Я уеду надолго, может быть, на год. Если бы вы согласились
помогать Илье Гаврилычу
в нашем
деле, я был бы совершенно спокоен за все. Мне необходимо такое доверенное лицо, на которое я мог бы положиться как на самого себя.
Он
в самом
деле немножко
помог Вере Иосифовне, и она всем гостям уже говорила, что это необыкновенный, удивительный доктор.
— Он. Величайший секрет. Даже Иван не знает ни о деньгах, ни о чем. А старик Ивана
в Чермашню посылает на два, на три
дня прокатиться: объявился покупщик на рощу срубить ее за восемь тысяч, вот и упрашивает старик Ивана: «
помоги, дескать, съезди сам» денька на два, на три, значит. Это он хочет, чтобы Грушенька без него пришла.
Спустя немного времени один за другим начали умирать дети. Позвали шамана.
В конце второго
дня камлания он указал место, где надо поставить фигурное дерево, но и это не
помогло. Смерть уносила одного человека за другим. Очевидно, черт поселился
в самом жилище. Оставалось последнее средство — уступить ему фанзу. Та к и сделали. Забрав все имущество, они перекочевали на реку Уленгоу.
Этот
день мы употребили на переход к знакомой нам грибной фанзе около озера Благодати. Опять нам пришлось мучиться
в болотах, которые после дождей стали еще непроходимее. Чтобы миновать их, мы сделали большой обход, но и это не
помогло. Мы рубили деревья, кусты, устраивали гати, и все-таки наши вьючные животные вязли на каждом шагу чуть не по брюхо. Большого труда стоило нам перейти через зыбуны и только к сумеркам удалось выбраться на твердую почву.
Я пропускаю множество подробностей, потому что не описываю мастерскую, а только говорю о ней лишь
в той степени,
в какой это нужно для обрисовки деятельности Веры Павловны. Если я упоминаю о некоторых частностях, то единственно затем, чтобы видно было, как поступала Вера Павловна, как она вела
дело шаг за шагом, и терпеливо, и неутомимо, и как твердо выдерживала свое правило: не распоряжаться ничем, а только советовать, объяснять, предлагать свое содействие,
помогать исполнению решенного ее компаниею.
Кирсанов не мог бросить
дела: надобно было и
помогать Катерине Васильевне поскорее выйти из ослепления, а еще больше надобно было наблюдать за ее отцом, поддерживать его
в верности принятому методу невмешательства.
Знала Вера Павловна, что это гадкое поветрие еще неотвратимо носится по городам и селам и хватает жертвы даже из самых заботливых рук; — но ведь это еще плохое утешение, когда знаешь только, что «я
в твоей беде не виновата, и ты, мой друг,
в ней не виновата»; все-таки каждая из этих обыкновенных историй приносила Вере Павловне много огорчения, а еще гораздо больше
дела: иногда нужно бывало искать, чтобы
помочь; чаще искать не было нужды, надобно было только
помогать: успокоить, восстановлять бодрость, восстановлять гордость, вразумлять, что «перестань плакать, — как перестанешь, так и не о чем будет плакать».
«Лучшее развлечение от мыслей — работа, — думала Вера Павловна, и думала совершенно справедливо: — буду проводить целый
день в мастерской, пока вылечусь. Это мне
поможет».
— Помилуйте, зачем же это? Я вам советую дружески: и не говорите об Огареве, живите как можно тише, а то худо будет. Вы не знаете, как эти
дела опасны — мой искренний совет: держите себя
в стороне; тормошитесь как хотите, Огареву не
поможете, а сами попадетесь. Вот оно, самовластье, — какие права, какая защита; есть, что ли, адвокаты, судьи?
Она у нас прожила год. Время под конец нашей жизни
в Новгороде было тревожно — я досадовал на ссылку и со
дня на
день ждал
в каком-то раздраженье разрешения ехать
в Москву. Тут я только заметил, что горничная очень хороша собой… Она догадалась!.. и все прошло бы без шага далее. Случай
помог. Случай всегда находится, особенно когда ни с одной стороны его не избегают.
Тупые консерваторы и революционеры алжирски-ламартиновского толка
помогали плутам и пройдохам, окружавшим Наполеона, и ему самому
в приготовлении сетей шпионства и надзора, чтоб, растянувши их на всю Францию,
в данную минуту поймать и задушить по телеграфу, из министерства внутренних
дел и Elysée, все деятельные силы страны.
— Я, — сказал он, — пришел поговорить с вами перед окончанием ваших показаний. Давнишняя связь моего покойного отца с вашим заставляет меня принимать
в вас особенное участие. Вы молоды и можете еще сделать карьеру; для этого вам надобно выпутаться из
дела… а это зависит, по счастию, от вас. Ваш отец очень принял к сердцу ваш арест и живет теперь надеждой, что вас выпустят; мы с князем Сергием Михайловичем сейчас говорили об этом и искренно готовы многое сделать; дайте нам средства
помочь.
Бродя по улицам, мне наконец пришел
в голову один приятель, которого общественное положение ставило
в возможность узнать,
в чем
дело, а может, и
помочь. Он жил страшно далеко, на даче за Воронцовским полем; я сел на первого извозчика и поскакал к нему. Это был час седьмой утра.
Сверх того, летом из Заболотья наряжалась
в Малиновец так называемая
помочь, которая
в три-четыре
дня оканчивала почти все жнитво и значительную часть сенокоса.
— Надо
помогать матери — болтал он без умолку, — надо стариково наследство добывать! Подловлю я эту Настьку, как пить дам! Вот ужо пойдем
в лес по малину, я ее и припру! Скажу: «Настасья! нам судьбы не миновать, будем жить
в любви!» То да се… «с большим, дескать, удовольствием!» Ну, а тогда наше
дело в шляпе! Ликуй, Анна Павловна! лей слезы, Гришка Отрепьев!
— Отстаньте, Акулина Савостьяновна! что,
в самом
деле, привязались! — прерывали они ее, — по-вашему, и помогать-то сиротам грех!
Успех или неуспех
в уловлении насущных потребностей минуты — вот что становится предметом их вожделений, вот что
помогает им изо
дня в день влачить бесплодную жизнь.
Словом сказать, уж на что была туга на деньги матушка, но и она не могла устоять против льстивых речей Струнникова, и хоть изредка, но ссужала-таки его небольшими суммами. Разумеется, всякий раз после подобной выдачи следовало раскаяние и клятвы никогда вперед не попадать впросак; но это не
помогало делу, и то, что уж однажды попадало
в карман добрейшего Федора Васильича, исчезало там, как
в бездонной пропасти.