Вечером, для старших классов в 10 часов, по приглашению дежурного надзирателя, все становились около своих мест и, сложивши руки с переплетенными пальцами, на минуту преклоняли головы, и затем каждый, сменив одежду на халат, а сапоги на туфли, клал платье на свое место на стол и ставил сапоги под лавку; затем весь класс с величайшей поспешностью сбегал три этажа по лестнице и, пробежав через нетопленые сени, вступал в другую
половину здания, занимаемого, как сказано выше, темными дортуарами.
Неточные совпадения
Да, от большой северо — восточной реки все пространство на юг до
половины полуострова зеленеет и цветет, по всему пространству стоят, как на севере, громадные
здания в трех, в четырех верстах друг от друга, будто бесчисленные громадные шахматы на исполинской шахматнице.
— Во, это Рязанский вокзал! — указал он на темневший силуэт длинного, неосвещенного
здания со светлым круглым пятном наверху; это оказались часы, освещенные изнутри и показывавшие
половину второго.
Вскоре Игнатович уехал в отпуск, из которого через две недели вернулся с молоденькой женой. Во втором дворе гимназии было одноэтажное
здание, одну
половину которого занимала химическая лаборатория. Другая
половина стояла пустая; в ней жил только сторож, который называл себя «лабаторщиком» (от слова «лабатория»). Теперь эту
половину отделали и отвели под квартиру учителя химии. Тут и водворилась молодая чета.
Здание гимназии (теперешний университет) стояло на горе; вид был великолепный: вся нижняя
половина города с его Суконными и Татарскими слободами, Булак, огромное озеро Кабан, которого воды сливались весною с разливом Волги, — вся эта живописная панорама расстилалась перед глазами.
Сердце у Ивана Ивановича начало так страшно биться, когда он принялся за третий, что он несколько раз прекращал работу; уже более
половины его было подпилено, как вдруг шаткое
здание сильно покачнулось…
Следы комнаток обозначались лишь на внутренней стене всего
здания желтоватыми полосами от перегородок, замененных двумя капитальными стенами, с сеничками посередине, разделявшими флигель на две равные
половины.
На освещенном циферблате часов, поставленных в одном из окон огромного
здания, стрелки показывали
половину восьмого.
Половина тёмно-синего неба была густо засеяна звёздами, а другая, над полями, прикрыта сизой тучей. Вздрагивали зарницы, туча на секунду обливалась красноватым огнём. В трёх местах села лежали жёлтые полосы света — у попа, в чайной и у лавочника Седова; все эти три светлые пятна выдвигали из тьмы тяжёлое
здание церкви, лишённое ясных форм. В реке блестело отражение Венеры и ещё каких-то крупных звёзд — только по этому и можно было узнать, где спряталась река.
Поехали мы все вместе, и, разумеется, в первом же
здании оказывается, что одну
половину нельзя показывать, потому что она почему-то заперта; в другом месте зачем-то завешены окна; тут завтрак подошел, после которого дождик сильный полил, и неудобно стало наружные стены осматривать; а там, при каждой остановке, шампанское, коньяк!
И в это же время приходили официальные вести о больших пожарах из провинции: 27-го мая сгорели присутственные места и
половина города Боровичей; 27-го же мая, во время обеден, горел Могилев, при сильном ветре, причем уничтожено 24
здания.
Половина дома была не отделана и, по-видимому, заброшена, что придавало в моих глазах всему
зданию свою особенную поэзию.
В шесть часов утра мглистого, морозного дня, 27 января 1853 года, на женской
половине сумасшедшего дома в Воронеже прозвонил звонок, «возвещавший время топки печей». Таков был ежедневный порядок в заведении во все то время, когда
здание отапливалось печами.