Главный доктор в заведении был добрейший человек в мире, но, без сомнения, более поврежденный, нежели
половина больных его (он надевал, например, на себя один шейный и два петличных ордена для того, чтобы пройти по палатам безумных; он давал чувствовать фельдшерам, что ему приятно, когда они говорят «ваше превосходительство», а чином был статский советник, и разные другие шалости ясно доказывали поражение больших полушарий мозга); больные ненавидели его оттого, что он сам, стоя на одной почве с ними, вступал всегда в соревнование.
Неточные совпадения
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и
половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу.
Больной и девушка ели яблоки.
— Не напоминай, не тревожь прошлого: не воротишь! — говорил Обломов с мыслью на лице, с полным сознанием рассудка и воли. — Что ты хочешь делать со мной? С тем миром, куда ты влечешь меня, я распался навсегда; ты не спаяешь, не составишь две разорванные
половины. Я прирос к этой яме
больным местом: попробуй оторвать — будет смерть.
Публика начала съезжаться на воды только к концу мая. Конечно, только
половину этой публики составляли настоящие
больные, а другая
половина ехала просто весело провести время, тем более что летом жизнь в пыльных и душных городах не представляет ничего привлекательного.
Раньше она как-то индифферентно относилась к этим двум
половинам, но теперь их смысл для нее выяснился вполне: Марья Степановна и не думала смиряться, чтобы по крайней мерс дойти до кабинета
больного мужа, — напротив, она, кажется, никогда еще не блюла с такой щепетильностью святую отчужденность своей
половины, как именно теперь.
Половина десятого — нет, он не будет;
больной, верно, хуже, что мне делать?
…Прошли недели две. Мужу было все хуже и хуже, в
половину десятого он просил гостей удаляться, слабость, худоба и боль возрастали. Одним вечером, часов в девять, я простился с
больным. Р. пошла меня проводить. В гостиной полный месяц стлал по полу три косые бледно-фиолетовые полосы. Я открыл окно, воздух был чист и свеж, меня так им и обдало.
—
Половина одиннадцатого! Я и был там… Но я сказался
больным и уехал и — это первый, первый раз в эти пять дней, что я свободен, что я был в состоянии урваться от них, и приехал к тебе, Наташа. То есть я мог и прежде приехать, но я нарочно не ехал! А почему? ты сейчас узнаешь, объясню; я затем и приехал, чтоб объяснить; только, ей-богу, в этот раз я ни в чем перед тобой не виноват, ни в чем! Ни в чем!
У него была где-то
больная мать, которой он отсылал
половину своего скудного жалованья, — и как, должно быть, она целовала эту бедную белокурую головку, как дрожала за нее, как молилась о ней!
Больная не заметила, что Полина вошла к ней в комнату. Облокотясь одной рукой на подушки, она сидела, задумавшись, на кровати; перед ней на небольшом столике стояла зажженная свеча, лежал до
половины исписанный почтовый лист бумаги, сургуч и все, что нужно для письма.
Больная содрогнулась; приподнялась до
половины и, устремив свой полумертвый взгляд на Рославлева, повторила...
Флигелек его разделялся на две
половины, в одной из них жил его мужик с семейством и пускались по зимам коровы и овцы, а другую занимал он сам. Последняя была, в свою очередь, разгорожена на две комнатки — на прихожую и спаленку, в которой он поместил
больную.
Опухоль у моей
больной занимала всю левую
половину живота, от подреберья до подвздошной кости.
Первое время я испытывал такой страх чуть не перед
половиною всех моих
больных; и страх этот еще усиливался от сознания моей действительной неопытности; чего стоил один тот случай с сыном прачки, о котором я уже рассказывал.
Глафира Васильевна без него в сумерки приняла только Висленева, но рано сказалась
больною и рано ушла к себе на
половину.
Они пошли по коридору. Варвара Васильевна тихо открыла дверь в арестантскую. В задней ее
половине, за решеткою, сидел на полу
больной. По эту сторону стоял больничный служитель Иван — бледный, с широко открытыми глазами. Маленькая лампочка горела на стене. Варвара Васильевна шепотом спросила служителя...
Казалось бы, что уж для другой
половины действительных
больных, действительно нуждающихся в лечении, — потому что ведь не вправду же убежден д-р Вреден, будто каждая болезнь выражается объективными симптомами! — казалось бы, для этих действительно
больных можно бы рискнуть понапрасну дать лекарство притворщикам.
Прибывший из Тамбова доктор, которого князь тотчас же отвез в Зиновьево, осмотрев
больную, хотя и успокоил Сергея Сергеевича за исход нервного потрясения, но был так сосредоточенно глубокомыслен по выходе из комнаты
больной, что его успокоительные речи теряли, по крайней мере,
половину своего значения. Кроме того, этот жрец медицинской науки, безусловно, запретил говорить с княжной о чем-нибудь таком, что может ее взволновать.
— Помещение мое состоит из
половины просторной избы и хотя оно не отличается полным комфортом, но чистый воздух и уход — вот единственный комфорт для
больного. Я же помещусь на это время в палатке, как и следует военному человеку.
Несмотря на лечение двух городских врачей, приглашенных князем на помощь жившему в имении княжескому доктору,
больная не перенесла пятнистого тифа и отдала Богу душу, не благословив даже дочь и не открыв ей тайны ее рождения, так как в виду заразительности болезни Марьи Астафьевны, Шуру, по распоряжению князя, перевели на его
половину и не пускали к
больной.
Несколько дней пробыли цыганы у лекарки, и когда раны на лице
больной стали совсем заживать, подали ей кусочек зеркальца, чтобы она посмотрелась в него.
Половина лица ее от бровей до подбородка была изуродована красными пятнами и швами; она окривела, и в ней только по голосу признать можно было прежнюю Мариулу, которой любовались так много все, кто только видел ее. Она посмотрелась в кусочек зеркала, сделала невольно гримасу и — потом улыбнулась. В этой улыбке заключалось счастие ее милой Мариорицы.
Ксения Яковлевна действительно неподвижно лежала на своей постели. Голова ее была откинута на подушки, толстая, круто заплетенная коса покоилась на высокой груди. Глаза были закрыты.
Больная была одета в белоснежную ночную кофту с узкими длинными рукавами и высоким воротником. До
половины груди она была закрыта розовым шелковым стеганым на легкой вате одеялом. Она спала или притворялась спящей.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч
больными и отсталыми, т. е. число равное населению большого губернского города.
Половина людей выбыла из армии без сражений.