Неточные совпадения
Еще в Житомире, когда я был во втором
классе, был у нас учитель рисования, старый поляк Собкевич. Говорил он всегда по — польски или по — украински, фанатически любил свой предмет и считал его первой основой образования. Однажды, рассердившись за что-то на весь
класс, он схватил с кафедры свой портфель, поднял его высоко над головой и изо всей силы швырнул на
пол. С сверкающими глазами, с гривой седых волос над головой, весь охваченный гневом, он был похож на Моисея, разбивающего скрижали.
Я просто видел все, что описывал автор: и маленького пастуха в
поле, и домик ксендза среди кустов сирени, и длинные коридоры в школьном здании, где Фомка из Сандомира торопливо несет вычищенные сапога учителя, чтобы затем бежать в
класс, и взрослую уже девушку, застенчиво встречающую тоже взрослого и «ученого» Фому, бывшего своего ученика.
Чтоб не сидеть одному, я направился в залу третьего
класса. Тут, вследствие обширности залы, освещенной единственною лампой, темнота казалась еще гуще. На
полу и на скамьях сидели и лежали мужики. Большинство спало, но в некоторых группах слышался говор.
В продолжение всего месяца он был очень тих, задумчив, старателен, очень молчалив и предмет свой знал прекрасно; но только что получал жалованье, на другой же день являлся в
класс развеселый; с учениками шутит, пойдет потом гулять по улице — шляпа набоку, в зубах сигара, попевает, насвистывает, пожалуй, где случай выпадет, готов и драку сочинить; к женскому
полу получает сильное стремление и для этого придет к реке, станет на берегу около плотов, на которых прачки моют белье, и любуется…
— Беги за ней, может, догонишь, — ответил кабатчик. — Ты думаешь, на море, как в
поле на телеге. Теперь, — говорит, — вам надо ждать еще неделю, когда пойдет другой эмигрантский корабль, а если хотите, то заплатите подороже: скоро идет большой пароход, и в третьем
классе отправляется немало народу из Швеции и Дании наниматься в Америке в прислуги. Потому что, говорят, американцы народ свободный и гордый, и прислуги из них найти трудно. Молодые датчанки и шведки в год-два зарабатывают там хорошее приданое.
С течением времени человечество все более и более освобождается от искусственных искажений и приближается к естественным требованиям и воззрениям: мы уже не видим таинственных сил в каждом лесе и озере, в громе и молнии, в солнце и звездах; мы уже не имеем в образованных странах каст и париев; мы не перемешиваем отношений двух
полов, подобно народам Востока; мы не признаем
класса рабов существенной принадлежностью государства, как было у греков и римлян; мы отрицаемся от инквизиционных начал, господствовавших в средневековой Европе.
В старших
классах читали вслух Гоголя или прозу Пушкина, и это нагоняло на него дремоту, в воображении вырастали люди, деревья,
поля, верховые лошади, и он говорил со вздохом, как бы восхищаясь автором...
Завтрак уже окончен, бигос съеден и пиво выпито, когда появляется развращенный гимназист приготовительного
класса Ромка, весь в мелу и в чернилах. Еще в дверях он оттопыривает губы и делает сердитые глаза. Потом швыряет ранец на
пол и начинает завывать...
Не правда ли? вы помните то
поле,
Друзья мои, где в прежни дни, весной,
О ставя
класс, играли мы на воле
И тешились отважною борьбой.
После
класса мы все окружали батюшку, который, благословив теснившихся вокруг него девочек, садился на приготовленное ему за столиком место, мы же располагались тесной толпой у его ног на
полу и беседовали с ним вплоть до следующего урока.
И весело было, что смело ломались все застывшие формы школьного дела, что выносились из школ иконы, что баричи-гимназисты сами мыли
полы в
классах, что на гимназических партах стали появляться фабричные ребятишки.
Пассажиры второго
класса давно уже чайничали у столиков, на скамейках, даже на
полу, около самой машины.
Бывает, что во время урока математики, когда даже воздух стынет от скуки, в
класс со двора влетает бабочка; мальчуганы встряхивают головами и начинают с любопытством следить за
полетом, точно видят перед собой не бабочку, а что-то новое, странное; так точно и обыкновенное шампанское, попав случайно в наш скучный полустанок, забавляло нас.
А потом снова эти ужасные вагоны III
класса — как будто уже десятки, сотни их прошел он, а впереди новые площадки, новые неподатливые двери и цепкие, злые, свирепые ноги. Вот наконец последняя площадка и перед нею темная, глухая стена багажного вагона, и Юрасов на минуту замирает, точно перестает существовать совсем. Что-то бежит мимо, что-то грохочет, и покачивается
пол под сгибающимися, дрожащими ногами.
Как-то подозвал меня к себе в гимназии учитель Михаил Александрович Горбатов. В нашем
классе он не преподавал и, кажется, был папиным пациентом. Он мне предложил репетировать одного из своих учеников, четвертоклассника
Поля, сына генерала. И прибавил...
Утром мы пересели в другой поезд, обгонявший наш эшелон. Дряхлый, облезлый вагон третьего
класса подозрительно трещал и качался, по временам под грязным
полом что-то оглушительно грохотало, вагон начинал подпрыгивать. В клозете стояли грязные лужи, кран не действовал.
Но Церковь была захвачена в свои руки господствующими
классами, и потому ее иерархия не хотела и не могла ввести аскезу по отношению к собственности, подобно аскезе по отношению к
полу.
Были золотые медали в шестьдесят червонных, которые предназначались для раздачи послам иностранных держав; медали золотые в тридцать пять червонных давались придворным особам обоего
пола первого
класса; золотые медали в тридцать червонных давались архиереям, членам Синода и светским особам второго
класса; золотые медали в двадцать червонных получили епархиальные архиереи, находившиеся при коронации, и светские особы третьего
класса; медали в пятнадцать червонных получили епархиальные архиереи, бывшие в своих епархиях, и первоклассные, бывшие при коронации, архимандриты и светские особы четвертого
класса.
Вскоре после ссылки Лестока двор снова переехал в Москву. Там государыня обедала и ужинала у Разумовского, в Горенках, а 17 марта в селе Петровском было обеденное кушанье для тезоименитства его сиятельства графа Алексея Григорьевича; кушала ее императорское величество и их высочества и первого и второго
класса обоего
пола персоны. Палили из пушек при питии здоровьев. Вслед за двором приехал в Москву и граф Кирилл Григорьевич.
Вне
классов, когда она не занималась уроками, видали ее занятою горячею беседой с ее другом, или одну, погруженную в глубокую, не
полетам, задумчивость.
Свои, голубчик,
Свои, мой сокол.
Люди не простого рода,
Знатные-с, сударь,
Я знаю их 2 года.
Посетители — первый
класс,
Каких нынче мало.
У меня уж набит глаз
В оценке материала.
Люди ловкой игры.
Оба — спецы по винам.
Торгуют из-под
полыИ спиртом и кокаином.
Не беспокойтесь! У них
Язык на полке.
Их ищут самих
Красные волки.
Это дворяне,
Щербатов и Платов.
В третьем
классе я был еще, и очень мне в
поле гулять идти хотелось.