Неточные совпадения
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это,
то я тебе скажу, кто виноват
во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было
того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и
лечите, возите к себе этих шарлатанов.
— Ну, слушайте же, что такое эти мертвые души, — сказала дама приятная
во всех отношениях, и гостья при таких словах вся обратилась в слух: ушки ее вытянулись сами собою, она приподнялась, почти не сидя и не держась на диване, и, несмотря на
то что была отчасти тяжеловата, сделалась вдруг тонее, стала похожа на легкий пух, который вот так и
полетит на воздух от дуновенья.
Я поставлю полные баллы
во всех науках
тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я
тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за
то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением в лице и в глазах, как в
том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха
летит; что ни один из учеников в течение круглого года не кашлянул и не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
Ноздрев был так оттолкнут с своими безе, что чуть не
полетел на землю: от него все отступились и не слушали больше; но все же слова его о покупке мертвых душ были произнесены
во всю глотку и сопровождены таким громким смехом, что привлекли внимание даже
тех, которые находились в самых дальних углах комнаты.
Лошади подбежали к вокзалу маленькой станции, Косарев, получив на чай, быстро погнал их куда-то
во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе второго класса, посматривая в окно, где сквозь мокрую
тьму летели злые огни, освещая на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие на крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это от них в шум поезда вторгается лязгающий звук.
— Ах, как жаль! Какой жребий! Знаешь, даже грешно, что мы идем такие веселые, а ее душа где-нибудь теперь
летит во мраке, в каком-нибудь бездонном мраке, согрешившая, и с своей обидой… Аркадий, кто в ее грехе виноват? Ах, как это страшно! Думаешь ли ты когда об этом мраке? Ах, как я боюсь смерти, и как это грешно! Не люблю я темноты,
то ли дело такое солнце! Мама говорит, что грешно бояться… Аркадий, знаешь ли ты хорошо маму?
И раскрой ты перед ним с
той стороны, над церковью, небо, и чтобы все ангелы
во свете небесном
летели встречать его.
Не
то так от качки, как будто с отчаяния, распахнет свои дверцы какой-нибудь шкап в каюте, и вся его внутренность,
то есть посуда, — с треском и звоном
полетит во все стороны и разобьется вдребезги.
Иногда же говорила так, как будто
летела в какую-то пропасть: «все-де равно, что бы ни вышло, а я все-таки скажу…» Насчет знакомства своего с Федором Павловичем она резко заметила: «Всё пустяки, разве я виновата, что он ко мне привязался?» А потом через минуту прибавила: «Я
во всем виновата, я смеялась над
тем и другим — и над стариком, и над этим — и их обоих до
того довела.
А если сверху крикнут: «Первый!» — это значит закрытый пожар: дым виден, а огня нет. Тогда конный на своем коне-звере мчится в указанное часовым место для проверки, где именно пожар, —
летит и трубит. Народ шарахается
во все стороны, а
тот, прельщая сердца обывательниц,
летит и трубит! И горничная с завистью говорит кухарке, указывая в окно...
Объяснение отца относительно молитвы загорелось
во мне неожиданной надеждой. Если это верно,
то ведь дело устраивается просто: стоит только с верой, с настоящей верой попросить у бога пару крыльев… Не таких жалких какие брат состряпал из бумаги и дранок. А настоящих с перьями, какие бывают у птиц и ангелов. И я
полечу!
— Гей, гей!.. Скажу тебе, хлопче, правду: были люди —
во времена «Речи Посполитой»… Когда, например, гусарский регимент шел в атаку,
то, понимаешь, — как буря: потому что за плечами имели крылья… Кони
летят, а в крыльях ветер, говорю тебе, как ураган в сосновом бору… Иисус, Мария, святой Иосиф…
Еще реже нахаживал я их врассыпную по речкам. Приблизительно сказать, что шилохвостей убьешь вдесятеро менее, чем кряковных. Это довольно странно, потому что
во время весеннего прилета они
летят огромными стаями.
Во всем прочем, кроме
того, что яйца их несколько уже и длиннее яиц кряковной утки, шилохвости в точности имеют все свойства других утиных пород, следственно и стрельба их одна и
та же.
Почти до темной ночи изволят они продолжать свой долгий ужин; но вот раздается громкое призывное гоготанье стариков; молодые, которые, жадно глотая сытный корм, разбрелись
во все стороны по хлебам, торопливо собираются в кучу, переваливаясь передами от тяжести набитых не в меру зобов, перекликаются между собой, и вся стая с зычным криком тяжело поднимается,
летит тихо и низко, всегда по одному направлению, к
тому озеру, или берегу реки, или верховью уединенного пруда, на котором она обыкновенно ночует.
Нюра — маленькая, лупоглазая, синеглазая девушка; у нее белые, льняные волосы, синие жилки на висках. В лице у нее есть что-то тупое и невинное, напоминающее белого пасхального сахарного ягненочка. Она жива, суетлива, любопытна,
во все лезет, со всеми согласна, первая знает все новости, и если говорит,
то говорит так много и так быстро, что у нее
летят брызги изо рта и на красных губах вскипают пузыри, как у детей.
Прокофий
во время холеры
лечил лавочников перцовкой и дегтем и брал за это деньги, и, как я узнал из нашей газеты, его наказывали розгами за
то, что он, сидя в своей мясной лавке, дурно отзывался о докторах. Его приказчик Николка умер от холеры. Карповна еще жива и по-прежнему любит и боится своего Прокофия. Увидев меня, она всякий раз печально качает головой и говорит со вздохом...
Я бился с своей Анной Ивановной три или четыре дня и, наконец, оставил ее в покое. Другой натурщицы не было, и я решился сделать
то, чего
во всяком случае делать не следовало: писать лицо без натуры, из головы, «от себя», как говорят художники. Я решился на это потому, что видел в голове свою героиню так ясно, как будто бы я видел ее перед собой живою. Но когда началась работа, кисти
полетели в угол. Вместо живого лица у меня вышла какая-то схема. Идее недоставало плоти и крови.
Тут, и совсем неожиданно, господин Голядкин-младший, вдруг ни с
того ни с сего, осилив господина Голядкина-старшего в мгновенной борьбе, между ними возникшей, и
во всяком случае совершенно против воли его, овладел требуемой начальством бумагой и, вместо
того чтоб поскоблить ее ножичком от чистого сердца, как вероломно уверял он господина Голядкина-старшего, — быстро свернул ее, сунул под мышку, в два скачка очутился возле Андрея Филипповича, не заметившего ни одной из проделок его, и
полетел с ним в директорский кабинет.
А
тот, сухой, длинный, нагнувшийся вперед и похожий на птицу, готовую
лететь куда-то, смотрел
во тьму вперед лодки ястребиными очами и, поводя хищным, горбатым носом, одной рукой цепко держал ручку руля, а другой теребил ус, вздрагивавший от улыбок, которые кривили его тонкие губы. Челкаш был доволен своей удачей, собой и этим парнем, так сильно запуганным им и превратившимся в его раба. Он смотрел, как старался Гаврила, и ему стало жалко, захотелось ободрить его.
Разве когда уже очень всем этим Марфу Андревну допекали и ей не спалось,
то она решалась принимать какие-нибудь меры против этого бесчинства, но и
то скорее для потехи, чем для строгости. Боярыня вставала, сходила тихонько вниз и обходила с палочкой дом. Тогда, зачуяв издали ее приближение, одни прятаивались по углам, другие, не помня себя, опрометью
летели во все стороны, как куропатки.
Он смутно понимал, что Аглая Федоровна, по своему властному, придирчивому и чувствительному характеру,
во что бы
то ни стало выпытает у Миши все подробности и тогда уж непременно
полетит жаловаться самому директору корпуса.
И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щепок не валялось, ни copy; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка, он только двинет плечом — и не только телегу, самое лошадь спихнет с места; дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и
летят во все стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после
того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не веди, все в околотке [В околотке — в окружности, в окрестности.] очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди, при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики.
Агнеса Ростиславовна. Ах! (Умирает. Но в
тот же миг вскакивает и
летит во все лопатки, с криком
во всю глотку.) Надя! Не хочу процесса! Будь великодушна! Вспомни, что я всегда любила тебя!
Но при свете молодого месяца, выплывшего из облаков, я узнала всадника. Это был не Керим, нет.
Тот, кого я узнала, заставил мое взволнованное сердце трепетать. Всадник
летел с быстротой зарницы, нещадно нахлестывая нагайкой своего коня.
Во весь опор влетел он
во двор наиба.
Не только днем Герцен выходил
во всякую погоду, До и вечером — интересовался разными"conferences"на политические
темы. И на одной из них тогдашнего молодого радикального публициста Вермореля в известной тогда Salle des capucines он и простудился. Первые два дня никто еще не видел ничего опасного в этой простуде, и среда прошла без участия хозяина, но без всякой особой тревоги. Его стал
лечить все
тот же Шарко. И на третий же день определилось воспаление легкого, которое от диабета вызвало нарыв.
Во дворе около сарая стояли сыновья Жмухина: один лет девятнадцати, другой — подросток, оба босые, без шапок; и как раз в
то время, когда тарантас въезжал
во двор, младший высоко подбросил курицу, которая закудахтала и
полетела, описывая в воздухе дугу; старший выстрелил из ружья, и курица, убитая, ударилась о землю.
Всесторонние познания в новом учителе были открыты князем при следующих обстоятельствах.
Во время прогулок их вдвоем, князь давал ему объяснения, каким образом он подводил на дом лепные карнизы, как выводил и выращивал
те или другие редкие растения, чем
лечил борзых и гончих. Забывая на старости лет о данных им уже объяснениях, которые Николай Леопольдович твердо старался завомнить, князь возвращался снова к
тому же предмету.
Тот без жены — гроза и гром,
От крика все
летит вверх дном,
И нет ужасней человечка!
Жена
во двор, утих содом,
И он — смиренная овечка,
Сидит под жениным чепцом.
А большая птица снова
полетела к земле и людям, желая найти
во что бы
то ни стало правду там, на земле.
Полетела одна, без Гали упрямая птица. А Галя осталась с мамой в лазурном царстве.
— Во-вторых, говорят, ваш коновал отправился на
тот свет
лечить лошадей. Покуда сыщется другой (Фриц снял опять шляпу, почесал себе пальцем по шее и униженно поклонился), — гe, гe, ваш преданнейший и всеусерднейший слуга, великий конюший двора ее светлости, баронессы Зегевольд, осмеливается предложить вам… гe, гe…
— Нам и было на руку
то, что так думал архиепископ Амвросий. Через близких к нему мы сумели натолкнуть его на мысль, что сборища у Варварских ворот вредны
во время эпидемии и что сундук с деньгами следует опечатать, а
то собранная в нем довольно крупная сумма может быть украдена. Амвросий
полетел к Еропкину. О чем они там беседовали, я не знаю, только на другой день Еропкин распорядился взять сундук.
Приказ этот, с внушительной воеводской прибавкой: «мотчаньо
во вред» [Без замедления. Канцелярское выражение XVI ст.],
полетел во все «остроги», как назывались в
то время пограничные укрепления, и вызвал спешную доставку сообщений.
То да се, пробовать стали. Свежепросольные пиявки от золотых пяток отваливаются, лекарский нож золота не берет, припарки не припаривают. Нет никаких средствий. Короче сказать, послал их король, озлясь, туда, куда
во время учебной стрельбы фельдфебель роту посылает. Приказал с дворцового довольствия снять:
лечить не умеют, пусть перила грызут. Прогнал их с глаз долой, а сам с досады пошел в кабинетную комнату, сам с собой на русском бильярде в пирамидку играет.
Тот наш, кто первый в бой
летитНа гибель супостата,
Кто слабость падшего щадит
И грозно мстит за брата;
Он взором жизнь даёт полкам;
Он махом мощной длани
Их мчит
во сретенье врагам,
В средину шумной брани;
Ему веселье битвы глас,
Спокоен под громами:
Он свой последний видит час
Бесстрашными очами.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, — читал «великий мастер, — кроме
тех, которые находятся между до«бродетелью и пороком. Берегись делать какое-нибудь разли«чие, могущее нарушить равенство.
Лети на помощь к брату, «кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упа«дающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. «Будь ласков и приветлив. Возбуждай
во всех сердцах огнь «добродетели. Дели счастие с ближним твоим, и да не возмутит «никогда зависть чистого сего наслаждения.
Мираж ли это, столь возможный в сем пустынном месте, при таком капризном освещении, или это действительно что-то живое спешит ко мне, но оно
во всяком случае
летит прямо на меня, и именно не идет, а
летит: я вижу, как оно чертит, наконец различаю фигуру — вижу у нее ноги, — я вижу, как они штрихуют одна за другою и… вслед за
тем снова быстро перехожу от радости к отчаянию.