Неточные совпадения
Улицы наполняла ворчливая тревога, пред лавками съестных припасов толпились, раздраженно
покрикивая, сердитые, растрепанные женщины,
на углах небольшие группы мужчин, стоя плотно
друг к
другу, бормотали о чем-то, извозчик, сидя
на козлах пролетки и сморщив волосатое лицо, читал газету, поглядывая в мутное небо, и всюду мелькали солдаты…
Да, было нечто явно шаржированное и кошмарное в том, как эти полоротые бородачи, обгоняя
друг друга, бегут мимо деревянных домиков, разноголосо и крепко ругаясь,
покрикивая на ошарашенных баб, сопровождаемые их непрерывными причитаниями, воем. Почти все окна домов сконфуженно закрыты, и, наверное, сквозь запыленные стекла смотрят
на обезумевших людей деревни привыкшие к спокойной жизни сытенькие женщины, девицы, тихие старички и старушки.
Самгин привычно отметил, что зрители делятся
на три группы: одни возмущены и напуганы,
другие чем-то довольны, злорадствуют, большинство осторожно молчит и уже многие поспешно отходят прочь, — приехала полиция: маленький пристав, остроносый, с черными усами
на желтом нездоровом лице, двое околоточных и штатский — толстый, в круглых очках, в котелке; скакали четверо конных полицейских, ехали еще два экипажа, и пристав уже
покрикивал, расталкивая зрителей...
Эти люди настолько скромны, что некоторых из них принуждены выдвигать, вытаскивать вперед, что и делали могучий, усатый полицейский чиновник в золотых очках и какой-то прыткий, тонконогий человек в соломенной шляпе с трехцветной лентой
на ней. Они, медленно идя вдоль стены людей, ласково
покрикивали, то один, то
другой...
Она пошла, опираясь
на древко, ноги у нее гнулись. Чтобы не упасть, она цеплялась
другой рукой за стены и заборы. Перед нею пятились люди, рядом с нею и сзади нее шли солдаты,
покрикивая...
Одни люди жаловались, просили, оправдывались, говоря покорно и плаксиво,
другие покрикивали на них сердито, насмешливо, устало. Шелестела бумага, скрипели перья, и сквозь весь этот шум просачивался тихий плач девушки.
Подавай ему того,
другого; да как
покрикивает на людей — словно барин какой.
Больше за весь ужин ничего о ней не говорили. Костик с Исаем Матвеичем вели разговор о своих делах да о ярмарках, а бабы пересыпали из пустого в порожнее да порой
покрикивали на ребят, которые либо засыпали, сидя за столом, либо баловались, болтая
друг дружку под столом босыми ножонками.
На пороге кабака находился сам хозяин; это был дюжий, жирный мужчина с черною, как смоль, бородою и волосами, одетый в красную рубаху с синими ластовицами и в широкие плисовые шаровары. Он беспрерывно заговаривал с тем или
другим, а иногда просто, подмигнув кому-нибудь в толпе,
покрикивал: «Эй, парень! А что ж хлебнуть-то? Ась?.. Э-ге-ге, брат! Да ты, как я вижу, алтынник!»
Кроме сумасшествия, у него был катар желудка, подагра и много
других болезней; ему приходилось назначать диету и держать впроголодь, но он ел и не ел с одинаковым удовольствием, гордился своими болезнями, а за подагру даже благодарил доктора Шевырева и весь тот день громко
покрикивал на больных, строивших снежную гору: ему смутно представлялось, что он генерал, назначенный наблюдать за постройкою грозной крепости.
Лакей, облокотившись
на свое кресло, дремал
на козлах, почтовый ямщик,
покрикивая бойко, гнал крупную потную четверку, изредка оглядываясь
на другого ямщика, покрикивавшего сзади в коляске. Параллельные широкие следы шин ровно и шибко стлались по известковой грязи дороги. Небо было серо и холодно, сырая мгла сыпалась
на поля и дорогу. В карете было душно и пахло одеколоном и пылью. Больная потянула назад голову и медленно открыла глаза. Большие глаза были блестящи и прекрасного темного цвета.
Покрикивая ни за что ни про что, сурово поглядывал он то
на того, то
на другого, и пятились рабочие и прятались
друг за дружку, косясь
на толстую, суковатую палку, что была в сильных, мускулистых руках Сережи…