Неточные совпадения
Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже
катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в
траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку.
«Бе-е-ги, бе-е-ги! — с усилием, словно косноязычный, залепетал замиравший охотник, — родимый, береги!» Ермолай выстрелил… раненый беляк
покатился кубарем
по гладкой и сухой
траве, подпрыгнул кверху и жалобно закричал в зубах рассовавшегося пса.
Гуляет холодный зимний ветер
по Чистому болоту, взметает снег, с визгом и стоном
катится по открытым местам, а в кустах да в сухой болотной
траве долго шелестит и шепчется, точно чего ищет и не находит.
Я тоже испугался, подбежал вплоть к ним, а казак схватил женщину поперек тела, перебросил ее через перила под гору, прыгнул за нею, и оба они
покатились вниз,
по траве откоса, черной кучей. Я обомлел, замер, слушая, как там, внизу, трещит, рвется платье, рычит казак, а низкий голос женщины бормочет, прерываясь...
Все это произошло так неожиданно, что рыбаки, стоявшие на берегу, не успели сделать крестного знамения, как уже потоки мутной, желтой воды, увлекавшие в быстрине своей пучки поблеклых
трав, корни и булыжник, с ревом
покатились по уступистым скатам нагорного берега.
Мухоедов
покатился от душившего его смеха
по траве, а его «лучший друг» стоял, вытаращив глаза; когда пароксизм смеха прошел, Мухоедов сел рядом со мной, помолчал и заговорил глухим голосом...
Мы выехали за город. Кругом было голо и желто.
Трава еще не думала пробиваться, а березы стояли голыми метелками. Наш коробок мягко
катился по укатанной глинистой дороге, забирая в гору. В стороне зеленел сосновый мелкий лесок.
Намокшие
травы низко склонились к земле, примолкло все живое, притихло, лишь изредка на роняющей желтые листья березе закаркает отчаянно мокрая ворона, либо серый, летом отъевшийся русак, весь осклизлый от мокреты, высунет, прядая ушами, головку из растрепанного ветром, полузасохшего бурьяна и, заслышав вдали топот лошадиных копыт, стремглав метнется в сторону и с быстротой вольного ветра клу́бом
покатится по полю, направляя пугливый свой бег к перелеску.
«Без роду, без прозвища. Как
траве без корней — перекати-поле —
катиться мне
по полю житейскому… Прощайте, сладкие мечты! Прощай, княжна, моя лапушка!.. Легко на словах попрощаться, а как из сердца-то вырвать? Смерть лучше, чем жизнь такая бездольная»!..