Неточные совпадения
Он с особенным удовольствием,
казалось, настаивал на том, что девичья стыдливость есть только остаток варварства и что нет ничего естественнее, как то, чтоб еще не старый мужчина ощупывал молодую обнаженную
девушку.
Девушка, уже давно прислушивавшаяся у ее двери, вошла сама к ней в комнату. Анна вопросительно взглянула ей в глаза и испуганно покраснела.
Девушка извинилась, что вошла, сказав, что ей
показалось, что позвонили. Она принесла платье и записку. Записка была от Бетси. Бетси напоминала ей, что нынче утром к ней съедутся Лиза Меркалова и баронесса Штольц с своими поклонниками, Калужским и стариком Стремовым, на партию крокета. «Приезжайте хоть посмотреть, как изучение нравов. Я вас жду», кончала она.
Когда она думала о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее, что он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему себя, и чувствовала враждебность к нему зa это. Ей
казалось, что те слова, которые она сказала мужу и которые она беспрестанно повторяла в своем воображении, что она их сказала всем и что все их слышали. Она не могла решиться взглянуть в глаза тем, с кем она жила. Она не могла решиться позвать
девушку и еще меньше сойти вниз и увидать сына и гувернантку.
Он оделся и, пока закладывали лошадей, так как извозчиков еще не было, опять вбежал в спальню и не на цыпочках, а на крыльях, как ему
казалось. Две
девушки озабоченно перестанавливали что-то в спальне. Кити ходила и вязала, быстро накидывая петли, и распоряжалась.
Он находил это естественным, потому что делал это каждый день и при этом ничего не чувствовал и не думал, как ему
казалось, дурного, и поэтому стыдливость в
девушке он считал не только остатком варварства, но и оскорблением себе.
Тень листвы подобралась ближе к стволам, а Грэй все еще сидел в той же малоудобной позе. Все спало на
девушке: спали темные волосы, спало платье и складки платья; даже трава поблизости ее тела,
казалось, задремала в силу сочувствия. Когда впечатление стало полным, Грэй вошел в его теплую подмывающую волну и уплыл с ней. Давно уже Летика кричал: «Капитан, где вы?» — но капитан не слышал его.
Девушка,
кажется, очень мало уж понимала; одну ногу заложила за другую, причем выставила ее гораздо больше, чем следовало, и, по всем признакам, очень плохо сознавала, что она на улице.
Закрыв глаза, она несколько секунд стояла молча, выпрямляясь, а когда ее густые ресницы медленно поднялись, Климу
показалось, что
девушка вдруг выросла на голову выше. Вполголоса, одним дыханием, она сказала...
— И потом, — продолжала
девушка, — у них все как-то перевернуто. Мне
кажется, что они говорят о любви к народу с ненавистью, а о ненависти к властям — с любовью. По крайней мере я так слышу.
В первые минуты Самгину
показалось, что она стала милее и что поездка за границу сделала ее еще более русской; ее светлые голубые глаза, румяные щеки, толстая коса льняного цвета и гладко причесанная голова напоминали ему крестьянских
девушек.
— Языческая простота! Я сижу в ресторане, с газетой в руках, против меня за другим столом — очень миленькая
девушка. Вдруг она говорит мне: «Вы,
кажется, не столько читаете, как любуетесь моими панталонами», — она сидела, положив ногу на ногу…
— Женщины, которые из чувства ложного стыда презирают себя за то, что природа, создавая их, грубо наглупила. И есть
девушки, которые боятся любить, потому что им
кажется: любовь унижает, низводит их к животным.
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как
показалось Климу. Больной и
девушка ели яблоки.
Он заставил себя еще подумать о Нехаевой, но думалось о ней уже благожелательно. В том, что она сделала, не было, в сущности, ничего необычного: каждая
девушка хочет быть женщиной. Ногти на ногах у нее плохо острижены, и,
кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке, стало еще холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет, что он не ночевал дома.
Клим чувствовал на коже лба своего острый толчок пальца
девушки, и ему
казалось, что впервые за всю свою жизнь он испытывает такое оскорбление.
Он понимал, что Алина спрашивает лишь для того, чтоб лишний раз обратить внимание на себя, но это
казалось ему естественным, оправданным и даже возбуждало в нем сочувствие
девушке.
Говорила она неутомимо, смущая Самгина необычностью суждений, но за неожиданной откровенностью их он не чувствовал простодушия и стал еще более осторожен в словах. На Невском она предложила выпить кофе, а в ресторане вела себя слишком свободно для
девушки, как
показалось Климу.
В этот вечер ее физическая бедность особенно колола глаза Клима. Тяжелое шерстяное платье неуловимого цвета состарило ее, отягчило движения, они стали медленнее,
казались вынужденными. Волосы, вымытые недавно, она небрежно собрала узлом, это некрасиво увеличило голову ее. Клим и сегодня испытывал легонькие уколы жалости к этой
девушке, спрятавшейся в темном углу нечистоплотных меблированных комнат, где она все-таки сумела устроить для себя уютное гнездо.
Сказав адрес, она села в сани; когда озябшая лошадь резко поскакала, Нехаеву так толкнуло назад, что она едва не перекинулась через спинку саней. Клим тоже взял извозчика и, покачиваясь, задумался об этой
девушке, не похожей на всех знакомых ему. На минуту ему
показалось, что в ней как будто есть нечто общее с Лидией, но он немедленно отверг это сходство, найдя его нелестным для себя, и вспомнил ворчливое замечание Варавки-отца...
Угловатые движенья
девушки заставляли рукава халата развеваться, точно крылья, в ее блуждающих руках Клим нашел что-то напомнившее слепые руки Томилина, а говорила Нехаева капризным тоном Лидии, когда та была подростком тринадцати — четырнадцати лет. Климу
казалось, что
девушка чем-то смущена и держится, как человек, захваченный врасплох. Она забыла переодеться, халат сползал с плеч ее, обнажая кости ключиц и кожу груди, окрашенную огнем лампы в неестественный цвет.
Нехаева была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких духов. Можно было подумать, что тени в глазницах ее искусственны, так же как румянец на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на уши волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту
девушку такой уродливой, какой она
показалась с первого взгляда. Ее глаза смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех в этой комнате.
Говорила она тихо, смотрела на Клима ласково, и ему
показалось, что темные глаза
девушки ожидают чего-то, о чем-то спрашивают. Он вдруг ощутил прилив незнакомого ему, сладостного чувства самозабвения, припал на колено, обнял ноги
девушки, крепко прижался лицом.
Говорила она неохотно, как жена, которой скучно беседовать с мужем. В этот вечер она
казалась старше лет на пять. Окутанная шалью, туго обтянувшей ее плечи, зябко скорчившись в кресле, она, чувствовал Клим, была где-то далеко от него. Но это не мешало ему думать, что вот
девушка некрасива, чужда, а все-таки хочется подойти к ней, положить голову на колени ей и еще раз испытать то необыкновенное, что он уже испытал однажды. В его памяти звучали слова Ромео и крик дяди Хрисанфа...
Высвободив из-под плюшевого одеяла голую руку, другой рукой Нехаева снова закуталась до подбородка; рука ее была влажно горячая и неприятно легкая; Клим вздрогнул, сжав ее. Но лицо, густо порозовевшее, оттененное распущенными волосами и освещенное улыбкой радости, вдруг
показалось Климу незнакомо милым, а горящие глаза вызывали у него и гордость и грусть. За ширмой шелестело и плавало темное облако, скрывая оранжевое пятно огня лампы, лицо
девушки изменялось, вспыхивая и угасая.
Клим начал смотреть на Нехаеву как на существо фантастическое. Она заскочила куда-то далеко вперед или отбежала в сторону от действительности и жила в мыслях, которые Дмитрий называл кладбищенскими. В этой
девушке было что-то напряженное до отчаяния, минутами
казалось, что она способна выпрыгнуть из окна. Особенно удивляло Клима женское безличие, физиологическая неощутимость Нехаевой, она совершенно не возбуждала в нем эмоции мужчины.
Клим шел во флигель тогда, когда он узнавал или видел, что туда пошла Лидия. Это значило, что там будет и Макаров. Но, наблюдая за
девушкой, он убеждался, что ее притягивает еще что-то, кроме Макарова. Сидя где-нибудь в углу, она куталась, несмотря на дымную духоту, в оранжевый платок и смотрела на людей, крепко сжав губы, строгим взглядом темных глаз. Климу
казалось, что в этом взгляде да и вообще во всем поведении Лидии явилось нечто новое, почти смешное, какая-то деланная вдовья серьезность и печаль.
Нередко ему
казалось, что Лидия играет с ним, это углубляло его неприязнь к ней, усиливало и робость его. Но он с удивлением отмечал, что и это не отталкивает его от
девушки.
Отчего вдруг, вследствие каких причин, на лице
девушки, еще на той неделе такой беззаботной, с таким до смеха наивным лицом, вдруг ляжет строгая мысль? И какая это мысль? О чем?
Кажется, все лежит в этой мысли, вся логика, вся умозрительная и опытная философия мужчины, вся система жизни!
Привязанностей у ней, по-видимому, не было никаких, хотя это было и неестественно в
девушке: но так
казалось наружно, а проникать в душу к себе она не допускала. Она о бабушке и о Марфеньке говорила покойно, почти равнодушно.
Вон,
кажется, еще знакомое лицо: как будто Марина или Федосья — что-то в этом роде: он смутно припомнил молодую, лет пятнадцати
девушку, похожую на эту самую, которая теперь шла через двор.
Девушка внезапно скрылась, тут
показались и наши спутники, и мы расположились кто в комнатах, кто на балконе.
Петух с своим качающимся красным гребнем
казался совершенно спокойным и только закатывал глаза, то вытягивал, то поднимал одну черную ногу, цепляя когтями за занавеску
девушки.
— Положительно, самая красивая
девушка здесь… Это,
кажется, еще первый ее выезд в свет. Да, да… Во всем видна эта непосредственность, какая-то милая застенчивость — одним словом, как только что распускающийся бутон.
С появлением
девушек в комнату ворвались разные детские воспоминания, которые для постороннего человека не имели никакого значения и могли
показаться смешными, а для действующих лиц были теперь особенно дороги.
Ему
показалось даже, что
девушка немного отодвинулась от него и как-то особенно посмотрела в дальний конец аллеи, где ярким пятном желтело канареечное платье приближавшейся Верочки.
Дело кончилось тем, что Верочка, вся красная, как пион, наклонилась над самой тарелкой;
кажется, еще одна капелька, и
девушка раскатилась бы таким здоровым молодым смехом, какого стены бахаревского дома не слыхали со дня своего основания.
— Ах, секрет самый простой: не быть скучным, — весело отвечал Половодов. — Когда мы с вами будем у Ляховского, Сергей Александрыч, — прибавил он, — я познакомлю вас с Софьей Игнатьевной… Очень милая
девушка! А так как она вдобавок еще очень умна, то наши дамы ненавидят ее и,
кажется, только в этом и согласны между собой.
— Что вы на меня так смотрите? — с улыбкой спрашивала
девушка, быстро поднимая на Привалова свои большие темно-серые глаза. — Я вас встречала,
кажется, в клубе…
— Что касается меня, то мне решительно все равно, что ни болтали бы, но ведь здесь является имя
девушки; наконец, сама Марья Степановна может
показаться в таком свете…
Это была
девушка не восьми лет, как мне
показалось сначала по небольшому ее росту, но тринадцати или четырнадцати.
Лопухову
кажется, что ты удивительная
девушка, это так; но это не удивительно, что это ему
кажется, — ведь он полюбил тебя! И тут нет ничего удивительного, что полюбил: тебя можно полюбить: а если полюбил, так ему так и должно
казаться.
Мы вошли в рабочие комнаты, и
девушки, занимавшиеся в них, тоже
показались мне одеты как дочери, сестры, молодые жены этих чиновников: на одних были шелковые платья, из простеньких шелковых материй, на других барежевые, кисейные.
Так это странно мне
показалось, ведь я вовсе не к тому сказала; да и как же этого ждать было? да я и ушам своим не верила, расплакалась еще больше, думала, что он надо мною насмехается: «грешно вам обижать бедную
девушку, когда видите, что я плачу»; и долго ему не верила, когда он стал уверять, что говорит не в шутку.
Но он действительно держал себя так, как, по мнению Марьи Алексевны, мог держать себя только человек в ее собственном роде; ведь он молодой, бойкий человек, не запускал глаз за корсет очень хорошенькой
девушки, не таскался за нею по следам, играл с Марьею Алексевною в карты без отговорок, не отзывался, что «лучше я посижу с Верою Павловною», рассуждал о вещах в духе, который
казался Марье Алексевне ее собственным духом; подобно ей, он говорил, что все на свете делается для выгоды, что, когда плут плутует, нечего тут приходить в азарт и вопиять о принципах чести, которые следовало бы соблюдать этому плуту, что и сам плут вовсе не напрасно плут, а таким ему и надобно быть по его обстоятельствам, что не быть ему плутом, — не говоря уж о том, что это невозможно, — было бы нелепо, просто сказать глупо с его стороны.
Сильвио вынул из кармана утром полученное письмо и дал мне его читать. Кто-то (
казалось, его поверенный по делам) писал ему из Москвы, что известная особа скоро должна вступить в законный брак с молодой и прекрасной
девушкой.
Девушка, которую он назвал своей сестрою, с первого взгляда
показалась мне очень миловидной. Было что-то свое, особенное, в складе ее смугловатого, круглого лица, с небольшим тонким носом, почти детскими щечками и черными, светлыми глазами. Она была грациозно сложена, но как будто не вполне еще развита. Она нисколько не походила на своего брата.
Я застал обоих в гостиной, и, странное дело! — оттого ли, что я ночью и утром много размышлял о России, — Ася
показалась мне совершенно русской
девушкой, да, простою
девушкой, чуть не горничной.
Молодые берендеи водят круги; один круг ближе к зрителям, другой поодаль.
Девушки и парни в венках. Старики и старухи кучками сидят под кустами и угощаются брагой и пряниками. В первом кругу ходят: Купава, Радушка, Малуша, Брусило, Курилка, в середине круга: Лель и Снегурочка. Мизгирь, не принимая участия в играх, то
показывается между народом, то уходит в лес. Бобыль пляшет под волынку. Бобылиха, Мураш и несколько их соседей сидят под кустом и пьют пиво. Царь со свитой смотрит издали на играющих.
На улице
показываются Малуша, Радушка, Малыш, Брусило, Курилка, Лель и другие парни и
девушки, потом Купава. Парни с поклоном подходят к
девушкам.
Сначала ученица приняла несколько наружных форм Эмилии; улыбка чаще стала
показываться, разговор становился живее, но через год времени натуры двух
девушек заняли места по удельному весу. Рассеянная, милая Эмилия склонилась перед сильным существом и совершенно подчинилась ученице, видела ее глазами, думала ее мыслями, жила ее улыбкой, ее дружбой.