Неточные совпадения
Нехлюдов вышел
на платформу. Шествие княгини направилось направо, к первому классу. Нехлюдов же с артельщиком, несшим вещи, и Тарасом с своим мешком
пошли налево.
— Сарочка!
Пойдем посмотрим
на платформу: там виднее. Ну, так красиво, — просто, как
на картине!
Матвей думал, что далее он увидит отряд войска. Но, когда пыль стала ближе и прозрачнее, он увидел, что за музыкой
идут — сначала рядами, а потом, как попало, в беспорядке — все такие же пиджаки, такие же мятые шляпы, такие же пыльные и полинялые фигуры. А впереди всей этой пестрой толпы, высоко над ее головами, плывет и колышется знамя, укрепленное
на высокой
платформе на колесах. Кругом знамени, точно стража, с десяток людей двигались вместе с толпой…
Однако Джону Келли скоро стало казаться, что у незнакомца не было никаких намерений. Он просто вышел
на платформу, без всякого багажа, только с корзиной в руке, даже, по-видимому, без всякого плана действий и тупо смотрел, как удаляется поезд. Раздался звон, зашипели колеса, поезд пролетел по улице, мелькнул в полосе электрического света около аптеки, а затем потонул в темноте, и только еще красный фонарик сзади несколько времени
посылал прощальный привет из глубины ночи…
Андрей Ильич вышел
на платформу. Барышни, покинутые занимавшими их мужчинами, беспомощно толпились около дверей, вокруг Анны Афанасьевны. Нина обернулась
на пристальный, упорный взгляд Боброва и, точно угадывая его желание поговорить с нею наедине,
пошла ему навстречу.
На дворе совсем меркло; мимо
платформы торопливо проходили к домам разные рабочие люди; прошло несколько девушек, которые с ужасом и с любопытством взглядывали
на мрачный сундук и
на одинокую фигуру Долинского, и вдруг сначала
шли удвоенным шагом, а потом бежали, кутая свои головы широкими коричневыми платками и путаясь в длинных юбках платьев.
Я не
пошел несколько дней. Перед вечером, когда я опять сидел в беседке
платформы, пассажирский поезд, шедший из Москвы, стал замедлять ход. Опять замелькали освещенные окна, послышалось жужжание замкнутой вагонной жизни. Но когда поезд тронулся,
на платформе осталась одинокая женская фигура…
Но я отмахнулся и
пошел по
платформе. Из мглы выступали очертания поезда, и в рельсах начинало переливаться что-то тоненьким металлическим клокотанием… Я почти выбежал
на холмик и вошел в аллею. Поезд прошумел и затих… Вскоре послышался его свисток с ближайшего полустанка. В это время я сидел
на мокром откосе придорожной канавы и не помнил, как я сел, и сколько времени сидел, и как поднялся. Зубы мои стучали. Мне показалось, что внутри у меня холодно от вчерашнего железного скрежета.
В это время подошел пассажирский поезд. Он
на минуту остановился; темные фигуры вышли
на другом конце
платформы и
пошли куда-то в темноту вдоль полотна. Поезд двинулся далее. Свет из окон полз по
платформе полосами. Какие-то китайские тени мелькали в окнах, проносились и исчезали. Из вагонов третьего класса несся заглушённый шум, обрывки песен, гармония. За поездом осталась полоска отвратительного аммиачного запаха…
Спускались сумерки. По линии, в направлении к Москве, виднелись огоньки. Целое созвездие огоньков мерцало неопределенно и смутно. Один передвигался — это
шел товарный поезд. Беременная сторожиха выползла из будки. Больной ребенок был у нее
на одной руке, сигнальный фонарь в другой… Заговорили рельсы, тихо, тонко, чуть слышно, как будто что-то переливалось под землей. Потом это перешло в клокотание, и через две минуты тяжелый поезд прогромыхал мимо
платформы.
Елизавета Николаевна стремглав бросилась
на платформу, так что Бегушев едва поспел за нею, и через несколько минут из вагона первого класса показался Тюменев, а за ним
шел и граф Хвостиков.
И когда тот повернулся к нему лицом, он чуть не отшатнулся в испуге: столько дикой злобы и ненависти горело в безумных глазах. Но увидав фельдшера, он тотчас же переменил выражение лица и послушно
пошел за ним, не сказав ни одного слова, как будто погруженный в глубокую думу. Они прошли в докторский кабинет; больной сам встал
на платформу небольших десятичных весов: фельдшер, свесив его, отметил в книге против его имени 109 фунтов.
На другой день было 107,
на третий 106.
Выйдя из вагона, Малахин не узнает своего поезда. Его восемь вагонов с быками стоят в одном ряду с невысокими вагонами-платформами, каких раньше не было в поезде.
На двух-трех
платформах навален бут, а остальные пусты. Вдоль поезда снуют незнакомые кондуктора.
На вопросы они отвечают неохотно и глухо. Им не до Малахина; они торопятся составить поезд, чтобы поскорее отделаться и
идти в тепло.
Бывало,
шла походкой чинною
На шум и свист за ближним лесом.
Всю обойдя
платформу длинную,
Ждала, волнуясь, под навесом.
Несколько минут в нерешимости он стоял
на месте и потом вялою походкою
шел на другой конец
платформы — без определенной цели.
Гремела до тех пор, пока не отошел от
платформы поезд, увозивший героев, защитников маленькой Сербии,
на их многострадальную родину, к возможной смерти, к бесспорной
славе…
Несмотря
на то что в моей тогдашней политико-социальной"
платформе"были пробелы и недочеты, я искренно старался о том, чтобы в журнале все отделы были наполнены. Единственный из тогдашних редакторов толстых журналов, я
послал специального корреспондента в Варшаву и Краков во время восстания — Н.В.Берга, считавшегося самым подготовленным нашим писателем по польскому вопросу. Стоило это, по тогдашним ценам, не дешево и сопряжено было с разными неприятностями и для редакции и для самого корреспондента.
Из круга, небрежно раздвигая толпу, выходят двое: девушка в белом и высокий юноша, почти такой же высокий, как Юрасов. Вдоль полусонных вагонов, в конец дощатой
платформы, где сторожко насупился мрак,
идут они красивые и как будто несут с собою частицу света: Юрасову положительно кажется, что девушка светится, — так бело ее платье, так черны брови
на ее белом лице. С уверенностью человека, который хорошо танцует, Юрасов нагоняет идущих и спрашивает...
— Храни меня создатель! То есть так я теперь эту свободу чувствую, что описать тебе не могу!
Пойдем по
платформе пройдемся…
на свободе подышим!
Вечером
на небольшой станции опять скопилось много эшелонов. Я ходил по
платформе. В голове стояли рассказы встречных раненых, оживали и одевались плотью кровавые ужасы, творившиеся там. Было темно, по небу
шли высокие тучи, порывами дул сильный, сухой ветер. Огромные сосны
на откосе глухо шумели под ветром, их стволы поскрипывали.
До трех часов ночи мы сидели в маленьком, тесном зальце станции. В буфете нельзя было ничего получить, кроме чаю и водки, потому что в кухне
шел ремонт.
На платформе и в багажном зальце вповалку спали наши солдаты. Пришел еще эшелон; он должен был переправляться
на ледоколе вместе с нами. Эшелон был громадный, в тысячу двести человек; в нем
шли на пополнение частей запасные из Уфимской, Казанской и Самарской губерний; были здесь русские, татары, мордвины, все больше пожилые, почти старые люди.
Я
пошел ходить по
платформе. Стоит что-то вроде барака, я зашел в него. Оказывается, фельдшерский пункт для приемки больных с санитарных поездов. Дежурит фельдшер и два солдата. Я попросился у них посидеть и обогреться. Но обогреться было трудно, в бараке градусник показывал 3° мороза, отовсюду дуло. Солдат устроил мне из двух скамеек кровать, я постелил бурку, покрылся полушубком. Все-таки было так холодно, что за всю ночь только раза два я забылся
на полчаса.
Мы
пошли записываться. В конце
платформы, рядом с пустынным, бездеятельным теперь управлением военного коменданта, было небольшое здание, где дежурные агенты производили запись.
На стене, среди железнодорожных расписаний и тарифов,
на видном месте висела телеграмма из Иркутска; в ней сообщалось, что «войска иркутского гарнизона перешли
на сторону народа». Рядом висела социал-демократическая прокламация. Мы записались
на завтра у дежурного агента, вежливо и толково дававшего объяснения
на все наши вопросы.
Проехали мы Красноярск, Иркутск, поздно ночью прибыли
на станцию Байкал. Нас встретил помощник коменданта, приказано было немедленно вывести из вагонов людей и лошадей;
платформы с повозками должны были
идти на ледоколе неразгруженными.
До своего госпиталя Султанову было мало дела. Люди его голодали, лошади тоже. Однажды, рано утром, во время стоянки, наш главный врач съездил в город, купил сена, овса. Фураж привезли и сложили
на платформе между нашим эшелоном и эшелоном Султанова. Из окна выглянул только что проснувшийся Султанов. По
платформе суетливо
шел Давыдов. Султанов торжествующе указал ему
на фураж.
То
шел не то пассажирский, не то курьерский поезд, не останавливающийся
на этой
платформе.