Неточные совпадения
Варвара сидела у
борта, держась руками за перила, упираясь
на руки подбородком, голова ее дрожала мелкой дрожью, непокрытые волосы шевелились. Клим стоял рядом с нею, вполголоса вспоминая стихи о море, говорить громко было неловко, хотя все пассажиры давно уже
пошли спать. Стихов он знал не много, они скоро иссякли, пришлось говорить прозой.
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть
на скалы. От берега прямо к нам
шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала к
борту.
На палубе показался низенький, приземистый человек в синей куртке, в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
Когда услышите вой ветра с запада, помните, что это только слабое эхо того зефира, который треплет нас, а задует с востока, от вас,
пошлите мне поклон — дойдет. Но уж пристал к
борту бот,
на который ссаживают лоцмана. Спешу запечатать письмо. Еще последнее «прости»! Увидимся ли? В путешествии, или походе, как называют мои товарищи, пока еще самое лучшее для меня — надежда воротиться.
Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к
борту его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься
на палубу. Впереди всех быстро
шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками.
Два стрелка вылезли из лодки через
борт и
пошли прямо по воде; потом они подтащили лодку
на руках, отчего вся вода в ней сбежала
на корму.
Народу нечего было делать, и опять должны были
идти на компанейские работы, которых тоже было в обрез:
на Рублихе околачивалось человек пятьдесят,
на Дернихе вскрывали новый разрез до сотни, а остальные опять разбрелись по своим старательским работам — промывали
борта заброшенных казенных разрезов, били дудки и просто шлялись с места
на место, чтобы как-нибудь убить время.
— Смотри, Александров, — приказывает Тучабский. — Сейчас ты
пойдешь ко мне навстречу! Я — командир батальона. Шагом марш, раз-два, раз-два… Не отчетливо сделал полуоборот
на левой ноге. Повторим. Еще раз. Шагом марш… Ну а теперь опоздал. Надо начинать за четыре шага, а ты весь налез
на батальонного. Повторить… раз-два. Эко, какой ты непонятливый фараон! Рука приставляется к
борту бескозырки одновременно с приставлением ноги. Это надо отчетливо делать, а у тебя размазня выходит. Отставить! Повторим еще раз.
Елена встала и
пошла по палубе, стараясь все время держаться руками за
борта и за ручки дверей. Так она дошла до палубы третьего класса. Тут всюду в проходах,
на брезенте, покрывавшем люк,
на ящиках и тюках, почти навалившись друг
на друга, лежали, спутавшись в кучу, мужчины, женщины и дети.
На место Максима взяли с берега вятского солдатика, костлявого, с маленькой головкой и рыжими глазами. Помощник повара тотчас
послал его резать кур: солдатик зарезал пару, а остальных распустил по палубе; пассажиры начали ловить их, — три курицы перелетели за
борт. Тогда солдатик сел
на дрова около кухни и горько заплакал.
— Богачи они, Чернозубовы эти, по всему Гнилищенскому уезду первые; плоты гоняют, беляны [Волжское плоскодонное, неуклюжее и самой грубой работы речное, сплавное судно, в ней нет ни одного железного гвоздя, и она даже проконопачена лыками; длиной 20–50 саженей, шириной 5-10; поднимает до 150 000 пудов; беляны развалисты, кверху шире, палуба настлана помостом, навесом, шире
бортов;
шли только по воде, строились по Каме и Ветлуге, и спускались по полноводью с лесом, смолою, лыками, рогожами, лычагами(верёвками);
на них и парус рогожный — Ред.], лесопил у них свой.
Смотря в иллюминатор, я по движению волн, плывущих
на меня, но отходящих по
борту дальше, назад, минуя окно, заметил, что «Бегущая»
идет довольно быстро.
— Спасибо тебе за ласковое, доброе твое слово.
Пошли тебе создатель благословение в детках твоих! — промолвил дедушка Кондратий, подымая глаза
на Василия, но тотчас же переводя их
на дочь, которая сидела, прислонясь локтями в
борт челнока, и, склонив лицо к воде, старалась подавить рыдания.
Утро, еще не совсем проснулось море, в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней
на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких лодок стремительно проскользнули мимо
бортов парохода, — это люди с острова
идут за сардинами. В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
В это время Дюрок прокричал: «Поворот!» Мы выскочили и перенесли паруса к левому
борту. Так как мы теперь были под берегом, ветер дул слабее, но все же мы
пошли с сильным боковым креном, иногда с всплесками волны
на борту. Здесь пришло мое время держать руль, и Дюрок накинул
на мои плечи свой плащ, хотя я совершенно не чувствовал холода. «Так держать», — сказал Дюрок, указывая румб, и я молодцевато ответил: «Есть так держать!»
Рассказывал он также о своих встречах под водой с мертвыми матросами, брошенными за
борт с корабля. Вопреки тяжести, привязанной к их ногам, они, вследствие разложения тела, попадают неизбежно в полосу воды такой плотности, что не
идут уже больше ко дну, но и не подымаются вверх, а, стоя, странствуют в воде, влекомые тихим течением, с ядром, висящим
на ногах.
Идем под свежим ветерком, катерок кренится и
бортом захватывает, а я ни
на что внимания не обращаю, и в груди у меня слезы. В душе самые теплые чувства, а
на уме какая-то гадость, будто отнимают у меня что-то самое драгоценное, самое родное. И чуть я позабудусь, сейчас в уме толкутся стихи: «А ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой». «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку». Я зарыдал во сне. «Никита мой милый! Никитушка! Что с тобою делают!»
— Так долго ли было до греха, доктор? — продолжал капитан. — И у нас по
борту прошло судно… Помните, Степан Ильич? Если бы мы не услышали вовремя колокола… какая-нибудь минута разницы, не успей мы крикнуть рулевым положить руль
на борт, было бы столкновение… Правила предписывают в таком тумане
идти самым тихим ходом… А я между тем
шел самым полным… Как видите, полный состав преступления с известной точки зрения.
Удэхейцы
шли больше протоками и избегали главного фарватера. Иногда они проводили лодки через такие узкие места в колоднике, что лодки задевали сразу обоими
бортами. Я любовался их находчивостью и проворством. Они часто пускали в ход топоры, прорубали в плавнике узкую лазеечку и неожиданно выходили снова
на Анюй.
Теркин прошелся по палубе и сел у другого
борта, откуда ему видна была группа из красивой блондинки и офицера, сбоку от рулевого. Пароход
шел поскорее. Крики матроса прекратились,
на мачту подняли цветной фонарь, разговоры стали гудеть явственнее в тишине вечернего воздуха. Больше версты «Бирюч» не встречал и не обгонял ни одного парохода.
Я глубоко презирал всю эту публику. Когда случалось вечером проходить по Киевской, я
шел спешащим, широким шагом, сгорбившись и засунув руку глубоко за
борт шинели, с выражением лица в высшей степени научным, И, наверное, все с почтением поглядывали
на меня и стыдились своей пошлой веселости. И, наверное, каждая барышня втайне думала...