Неточные совпадения
— Как я рада, что вы приехали, — сказала Бетси. — Я устала и только что хотела выпить чашку чаю, пока они приедут. А вы бы
пошли, — обратилась она
к Тушкевичу, — с
Машей попробовали бы крокет-гроунд там, где подстригли. Мы с вами успеем по душе поговорить за чаем, we’ll have а cosy chat, [приятно поболтаем,] не правда ли? — обратилась она
к Анне с улыбкой, пожимая ее руку, державшую зонтик.
Левин сердито
махнул рукой,
пошел к амбарам взглянуть овес и вернулся
к конюшне. Овес еще не испортился. Но рабочие пересыпали его лопатами, тогда как можно было спустить его прямо в нижний амбар, и, распорядившись этим и оторвав отсюда двух рабочих для посева клевера, Левин успокоился от досады на приказчика. Да и день был так хорош, что нельзя было сердиться.
Кутузов
махнул рукой и
пошел к дверям под аркой в толстой стене, за ним двинулось еще несколько человек, а крики возрастали, становясь горячее, обиженней, и все чаще, настойчивее пробивался сквозь шум знакомо звонкий голосок Тагильского.
Он лениво опустился на песок, уже сильно согретый солнцем, и стал вытирать стекла очков, наблюдая за Туробоевым, который все еще стоял, зажав бородку свою двумя пальцами и
помахивая серой шляпой в лицо свое.
К нему подошел Макаров, и вот оба они тихо
идут в сторону мельницы.
Она усмехнулась и спряталась. Обломов
махнул и ему рукой, чтоб он
шел вон. Он прилег на шитую подушку головой, приложил руку
к сердцу и стал прислушиваться, как оно стучит.
Он прочел страниц пятнадцать.
Маша пришла звать его, не хочет ли
пойти на Неву: все
идут посмотреть, как становится река. Он
пошел и воротился
к чаю.
Исполнив «дружескую обязанность», Райский медленно, почти бессознательно
шел по переулку, поднимаясь в гору и тупо глядя на крапиву в канаве, на пасущуюся корову на пригорке, на роющуюся около плетня свинью, на пустой, длинный забор. Оборотившись назад,
к домику Козлова, он увидел, что Ульяна Андреевна стоит еще у окна и
машет ему платком.
Другой день бабушка не принимала никакой пищи. Райский пробовал выйти
к ней навстречу, остановить ее и заговорить с ней, она
махнула ему повелительно рукой, чтоб
шел прочь.
Но мне показалось неестественно озябнуть при двадцати с лишком градусах тепла, оттого я не мог проникнуться состраданием
к его положению и
махнул ему рукою, чтоб он
шел вон, лишь только он загородил мне свет.
Первые стройны, развязны, свободны в движениях; у них в походке, в мимике есть какая-то торжественная важность, лень и грация. Говорят они горлом, почти не шевеля губами. Грация эта неизысканная, неумышленная: будь тут хоть капля сознания, нельзя было бы не расхохотаться, глядя, как они медленно и осторожно ходят, как гордо держат голову, как размеренно
машут руками. Но это
к ним
идет: торопливость была бы им не
к лицу.
Алеша вдруг криво усмехнулся, странно, очень странно вскинул на вопрошавшего отца свои очи, на того, кому вверил его, умирая, бывший руководитель его, бывший владыка сердца и ума его, возлюбленный старец его, и вдруг, все по-прежнему без ответа,
махнул рукой, как бы не заботясь даже и о почтительности, и быстрыми шагами
пошел к выходным вратам вон из скита.
— Не
к господину Яффу я
пошла, Пантелей Еремеич, — ответила
Маша ровно и тихо, — а только с вами я уже больше жить не могу.
Видя, что ничего добиться нельзя, я
махнул рукой и велел стрелкам
идти к реке.
Он не докончил фразы, встал и,
махнув рукой, молча
пошел на бивак. Та м все уже было готово
к выступлению; казаки ждали только нашего возвращения.
Вера Павловна начала разбирать свои вещи для продажи, а сама
послала Машу сначала
к Мерцаловой просить ее приехать, потом
к торговке старым платьем и всякими вещами подстать Рахели, одной из самых оборотливых евреек, но доброй знакомой Веры Павловны, с которой Рахель была безусловно честна, как почти все еврейские мелкие торговцы и торговки со всеми порядочными людьми.
Когда Мерцалова уехала, Рахметов сложил ньютоново «Толкование на Апокалипсис», поставил аккуратно на место и
послал Машу спросить Веру Павловну, может ли он войти
к ней. Может. Он вошел, с обыкновенною неторопливостью и холодностью.
День прошел благополучно, но в ночь
Маша занемогла.
Послали в город за лекарем. Он приехал
к вечеру и нашел больную в бреду. Открылась сильная горячка, и бедная больная две недели находилась у края гроба.
Галактион поднялся бледный, страшный, что-то хотел ответить, но только
махнул рукой и, не простившись,
пошел к двери. Устенька стояла посреди комнаты. Она задыхалась от волнения и боялась расплакаться. В этот момент в гостиную вошел Тарас Семеныч. Он посмотрел на сконфуженного гостя и на дочь и не знал, что подумать.
Стоял уже конец весны. Выпадали совсем жаркие дни, какие бывают только летом. По дороге из Заполья
к Городищу
шли три путника, которых издали можно было принять за богомолов. Впереди
шла в коротком ситцевом платье Харитина, повязанная по-крестьянски простым бумажным платком. За ней шагали Полуянов и Михей Зотыч. Старик
шел бодро,
помахивая длинною черемуховою палкой, с какою гонят стада пастухи.
Сказав это, он перешел через улицу, ступил на противоположный тротуар, поглядел,
идет ли князь, и, видя, что он стоит и смотрит на него во все глаза,
махнул ему рукой
к стороне Гороховой, и
пошел, поминутно поворачиваясь взглянуть на князя и приглашая его за собой.
Когда наконец они повернули с двух разных тротуаров в Гороховую и стали подходить
к дому Рогожина, у князя стали опять подсекаться ноги, так что почти трудно было уж и
идти. Было уже около десяти часов вечера. Окна на половине старушки стояли, как и давеча, отпертые, у Рогожина запертые, и в сумерках как бы еще заметнее становились на них белые спущенные сторы. Князь подошел
к дому с противоположного тротуара; Рогожин же с своего тротуара ступил на крыльцо и
махал ему рукой. Князь перешел
к нему на крыльцо.
— Идут-с, идут-с. И даже генерал вслед за ними. Все двери отворю и дочерей созову всех, всех, сейчас, сейчас, — испуганно шептал Лебедев,
махая руками и кидаясь от одной двери
к другой.
Постояв с минуту, старик
махнул рукой и побрел
к выходу. Аристашка потом уверял, что Лука Назарыч плакал. На площади у памятника старика дожидался Овсянников. Лука Назарыч
шел без шапки, седые волосы развевались, а он ничего не чувствовал. Завидев верного крепостного слугу, он только
махнул рукой: дескать, все кончено.
Терешка
махнул рукой, повернулся на каблуках и побрел
к стойке. С ним пришел в кабак степенный, седобородый старик туляк Деян, известный по всему заводу под названием Поперешного, — он всегда
шел поперек миру и теперь высматривал кругом,
к чему бы «почипляться». Завидев Тита Горбатого, Деян поздоровался с ним и, мотнув головой на галдевшего Терешку, проговорил...
—
К воскресным школам! Нет, нам надо дело делать, а они частенько там… Нет, мы сами по себе. Вы только
идите со мною
к Беку, чтоб не заподозрил, что это я один варганю. А со временем я вам дам за то кафедру судебной медицины в моей академии. Только нет, — продолжал он,
махнув весело рукою, — вы неисправимы. Бегучий господин. Долго не посидите на одном месте. Провинция да идеализм загубили вас.
— А нельзя-с; он должен
идти читать свое чистописание будущей графине Бутылкиной.
Пойдем, брат,
пойдем, — настаивал он, взяв за рукав поднявшегося Помаду, —
пойдем, отделаешься скорее, да и
к стороне. В город вместе
махнем к вечеру.
— Да и сделаю ж я один конец, — продолжал Василий, ближе подсаживаясь
к Маше, как только Надежа вышла из комнаты, — либо
пойду прямо
к графине, скажу: «так и так», либо уж… брошу все, убегу на край света, ей-богу.
— Ну чего, подлый человек, от нее добиваешься? — сказала она, толкая в дверь Василья, который торопливо встал, увидав ее. — Довел девку до евтого, да еще пристаешь, видно, весело тебе, оголтелый, на ее слезы смотреть. Вон
пошел. Чтобы духу твоего не было. И чего хорошего в нем нашла? — продолжала она, обращаясь
к Маше. — Мало тебя колотил нынче дядя за него? Нет, все свое: ни за кого не
пойду, как за Василья Грускова. Дура!
— А так бы думал, что за здоровье господина моего надо выпить! — отвечал Макар Григорьев и, когда вино было разлито, он сам
пошел за официантом и каждому гостю кланялся, говоря: «Пожалуйте!» Все чокнулись с ним, выпили и крепко пожали ему руку. Он кланялся всем гостям и тотчас же
махнул официантам, чтоб они подавали еще. Когда вино было подано, он взял свой стакан и прямо подошел уже
к Вихрову.
— Поди
к господам;
посылают все, почитать не дадут! — проговорил он,
махнув с важностью книгой.
В эту минуту дети гурьбой вбежали в гостиную. И все, точно не видали сегодня матери, устремились
к ней здороваться. Первая, вприпрыжку, подбежала Нонночка и долго целовала
Машу и в губки, и в глазки, и в подбородочек, и в обе ручки. Потом, тоже стремительно, упали в объятия мамаши Феогностушка и Смарагдушка. Коронат, действительно,
шел как-то мешкотно и разинул рот, по-видимому, заглядевшись на чужого человека.
Она должна была согласиться, и он уехал. Долго глядела она вслед пролетке, которая увозила его, и всякий раз, как он оборачивался,
махала ему платком. Наконец облако пыли скрыло и экипаж и седока. Тогда она
пошла к отцу, встала на колени у его ног и заплакала.
Просто терпения моего не стало, и, взгадав все это, что если не удавиться, то опять
к тому же надо вернуться,
махнул я рукою, заплакал и
пошел в разбойники.
Большов. Эдак-то лучше! Черта ли там по грошам-то наживать!
Махнул сразу, да и шабаш. Только напусти Бог смелости. Спасибо тебе, Лазарь! Удружил! (Встает.) Ну, хлопочи! (Подходит
к нему и треплет по плечу.) Сделаешь дело аккуратно, так мы с тобой барышами-то поделимся. Награжу на всю жизнь. (
Идет к двери.)
Хаджи-Мурат
помахал рукой перед лицом, показывая этим, что ему ничего не нужно и что он не возьмет, а потом, показав на горы и на свое сердце,
пошел к выходу. Все
пошли за ним. Офицеры, оставшиеся в комнатах, вынув шашку, разглядывали клинок на ней и решили, что эта была настоящая гурда.
Вот и сестры, и Коковкина с ними. Людмила радостно побежала через кухню, через огород в калитку, переулочком, чтобы не попасться Коковкиной на глаза. Она весело улыбалась, быстро
шла к дому Коковкиной и шаловливо
помахивала белою сумочкою и белым зонтиком. Теплый осенний день радовал ее, и казалось, что она несет с собою и распространяет вокруг себя свойственный ей дух веселости.
Из Летнего сада Передонов стремительно
пошел к Вершиной. Он
шел быстро и ровно, однообразно
махал руками, бормотал что-то; на лице его, казалось, не было никакого выражения, — как у заведенной куклы, было оно неподвижно, — и только какой-то жадный огонь мертво мерцал в глазах.
Ни он, ни я не успели выйти. С двух сторон коридора раздался шум; справа кто-то бежал, слева торопливо
шли несколько человек. Бежавший справа, дородный мужчина с двойным подбородком и угрюмым лицом, заглянул в дверь; его лицо дико скакнуло, и он пробежал мимо,
махая рукой
к себе; почти тотчас он вернулся и вошел первым. Благоразумие требовало не проявлять суетливости, поэтому я остался, как стоял, у стола. Бутлер, походив, сел; он был сурово бледен и нервно потирал руки. Потом он встал снова.
Он во первый раз иде,
Машет правою рукой,
Во другой он раз иде,
Машет шляпой пуховой,
А во третий раз иде,
Останавливатся,
Останавливатся, переправливатся,
«Я хотел
к тебе
пойти,
Тебе милой попенять...
Костылев. Это я… я! А вы тут… одни? А-а… Вы — разговаривали? (Вдруг топает ногами — громко визжит.) Васка… поганая! Нищая… шкура! (Пугается своего крика, встреченного молчанием и неподвижностью.) Прости господи… опять ты меня, Василиса, во грех ввела… Я тебя ищу везде… (Взвизгивая.) Спать пора! Масла в лампады забыла налить… у, ты! Нищая… свинья… (Дрожащими руками
машет на нее. Василиса медленно
идет к двери в сени, оглядываясь на Пепла.)
Люди схватят его, будут судить и сошлют в Сибирь, как сослали его отца… Это возмущало его, и он суживал свою жажду мести до желания рассказать Кирику о своей связи с его женой или
пойти к старику Хренову и избить его за то, что он мучает
Машу…
Вечера он проводил приятно. Возвращаясь из города,
шёл в подвал
к Маше и хозяйским тоном спрашивал...
Потом бросил гитару и
пошел домой. Она мне после говорила: «Так ты мне все сердце и прострелил насквозь!» Да и что ж мудреного, потому было во мне геройство. А ты что говоришь? Какие-то плачевные слова и совсем неинтересно ничего. Погоди, я тебя как-нибудь обучу, как надо с ихней сестрой разговаривать и в каком духе быть. А ты это что? Это одна канитель. Теперь как бы мне выбраться! Мимо Силана итти не рука,
махну опять через забор. Прощай! (
Идет к забору).
Тогда раздался страшный вой, визг, многие бросились бежать, сбили Старика с ног, и он упал лицом в лужу, а когда вскочил, то увидал, что
к нему
идёт,
махая руками, огромный мужик и на месте лица у него — ослепительно красное, дрожащее пятно.
Руки у него тряслись, на висках блестел пот, лицо стало добрым и ласковым. Климков, наблюдая из-за самовара, видел большие, тусклые глаза Саши с красными жилками на белках, крупный, точно распухший нос и на жёлтой коже лба сеть прыщей, раскинутых венчиком от виска
к виску. От него
шёл резкий, неприятный запах. Пётр, прижав книжку
к груди и
махая рукой в воздухе, с восторгом шептал...
Идя в гости
к Маше, он вдруг сообразил: «Познакомлюсь со столяром сегодня… Революционер…»
Каким бы неуклюжим зверем ни казался мужик,
идя за своею сохой, и как бы он ни дурманил себя водкой, все же, приглядываясь
к нему поближе, чувствуешь, что в нем есть то нужное и очень важное, чего нет, например, в
Маше и в докторе, а именно, он верит, что главное на земле — правда и что спасение его и всего народа в одной лишь правде, и потому больше всего на свете он любит справедливость.
Маша. Все равно… Приду вечером. Прощай, моя хорошая… (Целует Ирину.) Желаю тебе еще раз, будь здорова, будь счастлива. В прежнее время, когда был жив отец,
к нам на именины приходило всякий раз по тридцать — сорок офицеров, было шумно, а сегодня только полтора человека и тихо, как в пустыне… Я уйду… Сегодня я в мерехлюндии, невесело мне, и ты не слушай меня. (Смеясь сквозь слезы.) После поговорим, а пока прощай, моя милая,
пойду куда-нибудь.
Маша(рассердившись). Отстань! Пристаешь тут, покоя от тебя нет… (
Идет с чашкой
к столу.) Надоела ты мне, старая!
Ольга. Сегодня ты вся сияешь, кажешься необыкновенно красивой. И
Маша тоже красива. Андрей был бы хорош, только он располнел очень, это
к нему не
идет. А я постарела, похудела сильно, оттого, должно быть, что сержусь в гимназии на девочек. Вот сегодня я свободна, я дома, и у меня не болит голова, я чувствую себя моложе, чем вчера. Мне двадцать восемь лет, только… Все хорошо, все от бога, но мне кажется, если бы я вышла замуж и целый день сидела дома, то это было бы лучше.