Неточные совпадения
― У нас
идут переговоры с ее мужем о разводе. И он согласен; но тут есть затруднения относительно
сына, и дело это, которое должно было кончиться давно уже, вот тянется три месяца. Как только будет развод, она выйдет
за Вронского. Как это глупо, этот старый обычай кружения, «Исаия ликуй», в который никто не верит и который мешает счастью людей! ― вставил Степан Аркадьич. ― Ну, и тогда их положение будет определенно, как мое, как твое.
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с
сыном и часто сама, пред тем как ехать на бал, укладывала его, ей стало грустно, что она так далеко от него; и о чем бы ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось посмотреть на его карточку и поговорить о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она встала и своею легкою, решительною походкой
пошла за альбомом. Лестница наверх в ее комнату выходила на площадку большой входной теплой лестницы.
— Еще я попрошу вас, — сказал Чичиков, —
пошлите за поверенным одной помещицы, с которой я тоже совершил сделку,
сыном протопопа отца Кирила; он служит у вас же.
Все
пошло в работу и в дело: и кто незаконнорожденный
сын, и какого рода и званья у кого любовница, и чья жена
за кем волочится.
Да уже вместе выпьем и
за нашу собственную
славу, чтобы сказали внуки и
сыны тех внуков, что были когда-то такие, которые не постыдили товарищества и не выдали своих.
И наконец приходит срочный год,
Царь-Лев
за сыном шлёт.
И нежные родители продолжали приискивать предлоги удерживать
сына дома.
За предлогами, и кроме праздников, дело не ставало. Зимой казалось им холодно, летом по жаре тоже не годится ехать, а иногда и дождь
пойдет, осенью слякоть мешает. Иногда Антипка что-то сомнителен покажется: пьян не пьян, а как-то дико смотрит: беды бы не было, завязнет или оборвется где-нибудь.
Что мог я извлечь и из этого? Тут было только беспокойство обо мне, об моей материальной участи; сказывался отец с своими прозаическими, хотя и добрыми, чувствами; но того ли мне надо было ввиду идей,
за которые каждый честный отец должен бы
послать сына своего хоть на смерть, как древний Гораций своих
сыновей за идею Рима?
Про старичка, какого-нибудь Кузьму Петровича, скажут, что у него было душ двадцать, что холера избавила его от большей части из них, что землю он отдает внаем
за двести рублей, которые
посылает сыну, а сам «живет в людях».
Ямщик пообедал, задал корму лошадям, потом лег спать, а проснувшись, объявил, что ему ехать не следует, что есть мужик Шеин, который живет особняком, на юру, что очередь
за его
сыновьями, но он богат и все отделывается. Я
послал за Шеиным, но он рапортовался больным. Что делать? вооружиться терпением, резигнацией? так я и сделал. Я прожил полторы сутки, наконец созвал ямщиков, и Шеина тоже, и стал записывать имена их в книжку. Они так перепугались, а чего — и сами не знали, что сейчас же привели лошадей.
Хозяин осмотрел каждый уголок; нужды нет, что хлеб еще на корню, а он прикинул в уме, что у него окажется в наличности по истечении года, сколько он
пошлет сыну в гвардию, сколько заплатит
за дочь в институт.
Он не договорил того, чем угрожал, но даже
сын, часто видавший его во гневе, вздрогнул от страху. Целый час спустя старик даже весь трясся от злобы, а к вечеру заболел и
послал за «лекарем».
— Те-те-те, вознепщеваху! и прочая галиматья! Непщуйте, отцы, а я
пойду. А
сына моего Алексея беру отселе родительскою властию моею навсегда. Иван Федорович, почтительнейший
сын мой, позвольте вам приказать
за мною следовать! Фон Зон, чего тебе тут оставаться! Приходи сейчас ко мне в город. У меня весело. Всего верстушка какая-нибудь, вместо постного-то масла подам поросенка с кашей; пообедаем; коньячку поставлю, потом ликерцу; мамуровка есть… Эй, фон Зон, не упускай своего счастия!
Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой; пусть я
иду в то же самое время вслед
за чертом, но я все-таки и твой
сын, Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть.
— Зачем я к нему
пойду?..
За мной и так недоимка. Сын-то у меня перед смертию с год хворал, так и
за себя оброку не взнес… Да мне с полугоря: взять-то с меня нечего… Уж, брат, как ты там ни хитри, — шалишь: безответная моя голова! (Мужик рассмеялся.) Уж он там как ни мудри, Кинтильян-то Семеныч, а уж…
Софронов
сын, трехаршинный староста, по всем признакам человек весьма глупый, также
пошел за нами, да еще присоединился к нам земский Федосеич, отставной солдат с огромными усами и престранным выражением лица: точно он весьма давно тому назад чему-то необыкновенно удивился да с тех пор уж и не пришел в себя.
Видя, что
сын ушел, Анна Петровна прекратила обморок.
Сын решительно отбивается от рук! В ответ на «запрещаю!» он объясняет, что дом принадлежит ему! — Анна Петровна подумала, подумала, излила свою скорбь старшей горничной, которая в этом случае совершенно разделяла чувства хозяйки по презрению к дочери управляющего, посоветовалась с нею и
послала за управляющим.
А дикие эти жалели ее от всей души, со всем радушием, со всей простотой своей, и староста
посылал несколько раз
сына в город
за изюмом, пряниками, яблоками и баранками для нее.
Оно сказало
сыну: «Брось отца и мать и
иди за мной», —
сыну, которого следует, во имя воплощения справедливости, снова заковать в колодки безусловной отцовской власти, —
сыну, который не может иметь воли при отце, пуще всего в выборе жены.
В два года она лишилась трех старших
сыновей. Один умер блестяще, окруженный признанием врагов, середь успехов,
славы, хотя и не
за свое дело сложил голову. Это был молодой генерал, убитый черкесами под Дарго. Лавры не лечат сердца матери… Другим даже не удалось хорошо погибнуть; тяжелая русская жизнь давила их, давила — пока продавила грудь.
Тут приятели побрались
за шапки, и
пошло лобызание; наш Голопупенков
сын, однако ж, не теряя времени, решился в ту же минуту осадить нового своего знакомого.
— Да… Капитан… Знаю… Он купил двадцать душ у такого-то… Homo novus… Прежних уже нет. Все
пошло прахом. Потому что, видишь ли… было, например, два пана: пан Банькевич, Иосиф, и пан Лохманович, Якуб. У пана Банькевича было три
сына и у пана Лохмановича, знаешь, тоже три
сына. Это уже выходит шесть. А еще дочери…
За одной Иосиф Банькевич дал пятнадцать дворов на вывод, до Подоля… А у тех опять
пошли дети… У Банькевича: Стах, Франек, Фортунат, Юзеф…
— А затем, сватушка, что три
сына у меня. Хотел каждому по меленке оставить, чтобы родителя поминали… Ох, нехорошо!.. Мучники наши в банк закладываются, а мужик весь хлеб на базары свез. По деревням везде ситцы да самовары
пошли… Ослабел мужик. А тут водкой еще его накачивают… Все
за легким хлебом гонятся да
за своим лакомством. Что только и будет!..
— Ах, аспид! ах, погубитель! — застонал старик. — Видел, Михей Зотыч? Гибель моя, а не
сын… Мы с Булыгиным на ножах, а он, слышь, к Булыгиным. Уж я его, головореза, три раза проклинал и на смирение
посылал в степь, и своими руками терзал — ничего не берет. У других отцов
сыновья — замена, а мне нож вострый. Сколько я денег
за него переплатил!
Я — к дедушке: «
Иди, заговаривай кварташку, а я
сыновей ждать
за ворота», и рассказала ему, какое зло вышло.
Но если останусь я с ним… и потом
Он тайну узнает и спросит:
«Зачем не
пошла ты
за бедным отцом?..» —
И слово укора мне бросит?
О, лучше в могилу мне заживо лечь,
Чем мужа лишить утешенья
И в будущем
сына презренье навлечь…
Нет, нет! не хочу я презренья!..
Но всего глупее — роль
сына Брускова, Андрея Титыча, из-за которого
идет вся, эта история и который сам, по его же выражению, «как угорелый ходит по земле» и только сокрушается о том» что у них в доме «все не так, как у людей» и что его «уродом сделали, а не человеком».
Он упал наконец в самом деле без чувств. Его унесли в кабинет князя, и Лебедев, совсем отрезвившийся,
послал немедленно
за доктором, а сам вместе с дочерью,
сыном, Бурдовским и генералом остался у постели больного. Когда вынесли бесчувственного Ипполита, Келлер стал среди комнаты и провозгласил во всеуслышание, разделяя и отчеканивая каждое слово, в решительном вдохновении...
Она с негодованием стала оправлять свою мантилью, выжидая, когда «те» отправятся. К «тем» в эту минуту подкатили извозчичьи дрожки,
за которыми еще четверть часа назад Докторенко распорядился
послать сына Лебедева, гимназиста. Генерал тотчас же вслед
за супругой ввернул и свое словцо...
— Я знаю, что вы вашего
сына туда
посылали, он мне сам давеча говорил, но что ж это
за интрига такая! — воскликнул князь в нетерпении.
Самойло Евтихыч приехал проведать
сына только через неделю и отнесся к этому несчастию довольно безучастно: у него своих забот было по горло. Полное разорение сидело на носу, и дела
шли хуже день ото дня. Петра Елисеича неприятно поразило такое отношение старого приятеля к
сыну, и он однажды вечером
за чаем сказал Нюрочке...
— А ты неладно, Дорох… нет, неладно! Теперь надо так говорить, этово-тово, што всякой о своей голове промышляй… верно.
За барином жили — барин промышлял, а теперь сам доходи… Вот оно куда
пошло!.. Теперь вот у меня пять
сынов — пять забот.
Я тогда
послал от Терпугова просьбу в консисторию. [Пущин мог ходатайствовать
за внебрачного
сына А. П. Барятинского — П. А Терпугова, — вероятно, о признании его прав на фамилию отца. Просьба была безуспешна: в собрании бумаг М. С. Волконского имеются письма к нему П. А. Терпугова
за 1904 и 1905 гг. (ЦГИА, ф. 1146, оп. 1, № 904).]
Благодарю
за известие о водворении Бакунина в доме Лучших. Хорошо знать его на хороших руках, но я хотел бы, чтоб ты мне сказал, на ком он затевает жениться? Может быть, это знакомая тебе особа — ты был дедушкой всех томских невест. И я порадовал бы его матушку, если б мог сказать ей что-нибудь положительное о выборе ее
сына. Неизвестность ее тревожит, а тут всегда является Маремьяна. [Речь
идет об M. А. Бакунине. Об этом — и в начале следующего письма.]
— Нарочно чертов
сын заховался, — отвечал Бачинский. — А здесь самое первое место для нас. Там сзади проехали одно болото, тут вот
за хатою, с полверсты всего, — другое, а уж тут справа
идет такая трясина, что не то что москаль, а и сам дьявол через нее не переберется.
Полковник смотрел на всю эту сцену, сидя у открытого окна и улыбаясь; он все еще полагал, что на
сына нашла временная блажь, и вряд ли не то же самое думал и Иван Алексеев, мужик, столь нравившийся Павлу, и когда все
пошли за Кирьяном к амбару получать провизию, он остался на месте.
— Да, это хорошо! — машинально повторил он минут через пять, как бы очнувшись после глубокой задумчивости. — Гм… видишь, Ваня, ты для нас был всегда как бы родным
сыном; бог не благословил нас с Анной Андреевной…
сыном… и
послал нам тебя; я так всегда думал. Старуха тоже… да! и ты всегда вел себя с нами почтительно, нежно, как родной, благодарный
сын. Да благословит тебя бог
за это, Ваня, как и мы оба, старики, благословляем и любим тебя… да!
Тщетно
слал он письмо
за письмом к Петеньке, описывая продерзостные поступки «негодяя» (увы! с Анпетова он уже перенес эту кличку на Стрелова!): на все его жалобы
сын отвечал одними сарказмами.
Сын тоже
слал ему известие
за известием: молодой человек
шел в гору и подробно уведомлял об увольнениях, перемещениях и назначениях.
— Помер муж, я схватилась
за сына, — а он
пошел по этим делам. Вот тут плохо мне стало и жалко его… Пропадет, как я буду жить? Сколько страху, тревоги испытала я, сердце разрывалось, когда думала о его судьбе…
Впереди
идут два маленьких
сына генеральши, но такие миленькие,"такие душки", как говорят в провинции, что их скорее можно признать
за хорошие конфетки, нежели
за мальчиков.
— Да, вы одни… Вы одни. Я затем и пришла к вам: я ничего другого придумать не умела! Вы такой ученый, такой хороший человек! Вы же
за нее заступились. Вам она поверит! Она должна вам поверить — вы ведь жизнью своей рисковали! Вы ей докажете, а я уже больше ничего не могу! Вы ей докажете, что она и себя, и всех нас погубит. Вы спасли моего
сына — спасите и дочь! Вас сам бог
послал сюда… Я готова на коленях просить вас…
—
Иди же
за мной, такой-сякой
сын, право! А ты, балалайка, здесь погоди. Коли что будет, свистни!
Отец и
сын опять сделали несколько туров по комнате. Иудушка
шел нехотя, словно жаловался, что
сын держит его в плену. Петенька, подбоченившись, следовал
за ним, кусая усы и нервно усмехаясь.
Все свое порешил и в наемщики у мещанина нанялся;
за старшого
сына пошел.
Я, дескать,
за твоего
сына в солдаты
иду, значит, ваш благодетель, так вы все мне уважать должны, не то откажусь.
— Болваны это говорят, еретики, а ты, старая дура, слушаешь! Христос — не нищий, а
сын божий, он придет, сказано, со
славою судить живых и мертвых — и мертвых, помни! От него не спрячешься, матушка, хоть в пепел сожгись… Он тебе с Василием отплатит
за гордость вашу,
за меня, как я, бывало, помощи просила у вас, богатых…
— Высеку, непременно высеку! — кричала мать, схватила
сына за плечо и потащила в кухню. — Антоша, — кричала, она, —
пойдем, миленький, я тебя высеку.
Исправник Миньчуков
послал городового
за Авдеевым и его
сыновьями.
Через полчаса невестка, щегольски, по-городскому разодетая, в том самом платье, про которое свекор говорил, что оно особенно
идет ей к лицу, держа
сына за руку, вошла к дедушке.