Неточные совпадения
— Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже с голосом…
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На
башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«
Иду»-то это
в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
Точно так же если бы он порешил, что бессмертия и Бога нет, то сейчас бы
пошел в атеисты и
в социалисты (ибо социализм есть не только рабочий вопрос, или так называемого четвертого сословия, но по преимуществу есть атеистический вопрос, вопрос современного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской
башни, строящейся именно без Бога, не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю).
Мы
шли так, как всегда, т. е. так, как изображены воины на ассирийских памятниках: тысяча голов — две слитных, интегральных ноги, две интегральных,
в размахе, руки.
В конце проспекта — там, где грозно гудела аккумуляторная
башня, — навстречу нам четырехугольник: по бокам, впереди, сзади — стража;
в середине трое, на юнифах этих людей — уже нет золотых нумеров — и все до жути ясно.
Ветер свистит, весь воздух туго набит чем-то невидимым до самого верху. Мне трудно дышать, трудно
идти — и трудно, медленно, не останавливаясь ни на секунду, — ползет стрелка на часах аккумуляторной
башни там,
в конце проспекта. Башенный шпиц —
в тучах — тусклый, синий и глухо воет: сосет электричество. Воют трубы Музыкального Завода.
Но как объяснить всего себя, всю свою болезнь, записанную на этих страницах. И я потухаю, покорно
иду… Лист, сорванный с дерева неожиданным ударом ветра, покорно падает вниз, но по пути кружится, цепляется за каждую знакомую ветку, развилку, сучок: так я цеплялся за каждую из безмолвных шаров-голов, за прозрачный лед стен, за воткнутую
в облако голубую иглу аккумуляторной
башни.
Монастырь, куда они
шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая каменная стена, с следами бойниц и с четырьмя
башнями по углам. Огромные железные ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и входили
в небольшую калиточку. Два храма, один с колокольней, а другой только церковь, стоявшие посредине монастырской площадки, были тоже старинной архитектуры. К стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
Домой юнкера нарочно
пошли пешком, чтобы выветрить из себя пары шампанского. Путь был не близкий: Земляной вал, Покровка, Маросейка, Ильинка, Красная площадь, Спасские ворота, Кремль,
Башня Кутафья, Знаменка… Юнкера успели прийти
в себя, и каждый, держа руку под козырек, браво прорапортовал дежурному офицеру, поручику Рославлеву, по-училищному — Володьке: «Ваше благородие, является из отпуска юнкер четвертой роты такой-то».
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта
в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее
башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих
в храм,
шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения
славы твоея».
Посему, ежели кто вам скажет:
идем и построим
башню, касающуюся облак, то вы того человека бойтесь и даже представьте
в полицию; ежели же кто скажет:
идем, преклоним колена, то вы, того человека облобызав, за ним последуйте.
Пароход
пошел тише. О белые борта плескалась и всхлипывала, точно жалуясь, мутно-зеленая вода; мраморные дома, высокие
башни, ажурные террасы не отражались
в ней. Раскрылась черная пасть порта, тесно набитая множеством судов.
Утро, еще не совсем проснулось море,
в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой
башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова
идут за сардинами.
В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
Я
пошел. Отец уже сидел за столом и чертил план дачи с готическими окнами и с толстою
башней, похожею на пожарную каланчу, — нечто необыкновенно упрямое и бездарное. Я, войдя
в кабинет, остановился так, что мне был виден этот чертеж. Я не знал, зачем я пришел к отцу, но помню, когда я увидел его тощее лицо, красную шею, его тень на стене, то мне захотелось броситься к нему на шею и, как учила Аксинья, поклониться ему
в ноги; но вид дачи с готическими окнами и с толстою
башней удержал меня.
Польской генерал подозвал купца и
пошел вместе с ним впереди толпы, которая, окружив со всех сторон Наполеона, пустилась вслед за проводником к Каменному мосту. Когда они подошли к угловой кремлевской
башне, то вся Неглинная, Моховая и несколько поперечных улиц представились их взорам
в виде одного необозримого пожара. Направо пылающий железный ряд, как огненная стена, тянулся по берегу Неглинной; а с левой стороны пламя от догорающих домов расстилалось во всю ширину узкой набережной.
В это мгновение часы далеко пробили четыре раза на рыжей
башне, и тотчас из всех дверей побежали люди с портфелями. Наступили сумерки, и редкий мокрый снег
пошел с неба.
Князь
пошел, забывши горе,
Сел на
башню, и на море
Стал глядеть он; море вдруг
Всколыхалося вокруг,
Расплескалось
в шумном беге
И оставило на бреге
Тридцать три богатыря...
Но если Иоанн говорит истину, если
в самом деле гнусное корыстолюбие овладело душами новогородцев, если мы любим сокровища и негу более добродетели и
славы, то скоро ударит последний час нашей вольности, и вечевой колокол, древний глас ее, падет с
башни Ярославовой и навсегда умолкнет!.. Тогда, тогда мы позавидуем счастию народов, которые никогда не знали свободы. Ее грозная тень будет являться нам, подобно мертвецу бледному, и терзать сердце наше бесполезным раскаянием!
— Париж! город! — воскликнул с кротким предостережением Евангел. — Нет, нет, не ими освятится вода, не они раскуют мечи на орала! Первый город на земле сгородил Каин; он первый и брата убил. Заметьте, — создатель города есть и творец смерти; а Авель стадо пас, и кроткие наследят землю. Нет, сестры и братья, множитесь, населяйте землю и садите
в нее семена, а не башенье стройте, ибо с
башен смешенье
идет.
Не знаю, как мне пришло
в голову
идти узнавать, что делается
в Башне смерти, но раз эта мысль вонзилась
в мой мозг, отделаться от нее я уже не могла.
Вот что звенело
в ушах дерптского студиоза — автора злосчастного руководства, когда он
шел от Сухаревой
башни к тому домику мещанки Почасовой (эта фамилия оставалась у меня
в памяти десятки лет), где гостил у своего товарища.
В нескольких саженях от нее начинается гряда камней, все
идет возвышаясь, сливается потом
в сплошную стену и, наконец, замыкается высокой угловой
башней.
Бургомистр объяснил графу, что обед приготовлен
в городском доме. Суворов быстро повернулся и скорыми шагами
пошел с
башни. Все отправились за ним почти бегом. Он еще раз обошел ряды солдат и, оборотясь к коменданту, приказал им выдать по чарке водки. Заметно было, что Александр Васильевич
в хорошем расположении духа и всем доволен.
У другого
шлем летит
в сторону, и он наклоняется, словно падающая
в Пизе
башня.
— Благодаря попечениям о нас короля шведского, — говорили они, — вот чем должны мы занимать руки, пожинавшие для него
славу! Русские, заказавшие нам эту работу, любуются
в ней намалеванными медведями, орлами,
башнями, как затейливой игрой нашего воображения; но потомство наше, увидя на стеклах этих знакомые им гербы, прочтет по ним печальную историю нашего плена.