Неточные совпадения
Зося сделалась необыкновенно внимательна в последнее время к Надежде Васильевне и часто заезжала навестить ее, поболтать или увезти вместе с собой кататься. Такое внимание к
подруге было тоже новостью, и доктор не мог не заметить, что во многом Зося
старается копировать Надежду Васильевну, особенно в обстановке своей комнаты, которую теперь загромоздила книгами, гравюрами серьезного содержания и совершенно новой мебелью, очень скромной и тоже «серьезной».
Она ничего от нее не требовала,
старалась избегать всяких рассуждений о ней, но чуяла сердцем, что происходит в
подруге, и нимало не радовалась ее видимому спокойствию.
Я иногда пригляжусь внимательно к чьей-нибудь походке:
подруги, или классной дамы, или учителя, и
постараюсь пройтись совсем-совсем точно они.
Он
старался придумать способ к бегству, средство, какое бы оно ни было… самое отчаянное казалось ему лучшим; так прошел час, прошел другой… эти два удара молотка времени сильно отозвались в его сердце; каждый свист неугомонного ветра заставлял его вздрогнуть, малейший шорох в соломе, произведенный торопливостию большой крысы или другого столь же мирного животного, казался ему топотом злодеев… он страдал, жестоко страдал! и то сказать: каждому свой черед; счастие — женщина: коли полюбит вдруг сначала, так разлюбит под конец; Борис Петрович также иногда вспоминал о своей толстой
подруге… и волос его вставал дыбом: он понял молчание сына при ее имени, он объяснил себе его трепет… в его памяти пробегали картины прежнего счастья, не омраченного раскаянием и страхом, они пролетали, как легкое дуновение, как листы, сорванные вихрем с березы, мелькая мимо нас, обманывают взор золотым и багряным блеском и упадают… очарованы их волшебными красками, увлечены невероятною мечтой, мы поднимаем их, рассматриваем… и не находим ни красок, ни блеска: это простые, гнилые, мертвые листы!..
Несмотря на позднее время, «он» сидел и читал книгу;
подруга его беззаконий спала. Когда мы позвонили, он сам отворил нам дверь. «Он» не казался испуганным, ни даже изумленным, но как будто
старался понять… Наконец он понял.
Она была в тех летах, когда еще волочиться за нею было не совестно, а влюбиться в нее стало трудно; в тех летах, когда какой-нибудь ветреный или беспечный франт не почитает уже за грех уверять шутя в глубокой страсти, чтобы после, так для смеху, скомпрометировать девушку в глазах
подруг ее, думая этим придать себе более весу… уверить всех, что она от него без памяти, и
стараться показать, что он ее жалеет, что он не знает, как от нее отделаться… говорит ей нежности шепотом, а вслух колкости… бедная, предчувствуя, что это ее последний обожатель, без любви, из одного самолюбия
старается удержать шалуна как можно долее у ног своих… напрасно: она более и более запутывается, — и наконец… увы… за этим периодом остаются только мечты о муже, каком-нибудь муже… одни мечты.
Нина была первою ученицею. Целый день княжна ходила какая-то особенная, счастливая и сияющая,
стараясь скрыть свое волнение от
подруг. Она смотрела вдаль и улыбалась счастливо и задумчиво.
Институтки, особенно чуткие к несчастью
подруг,
старались всеми силами оказать своей любимице всевозможные знаки любви и дружбы.
Частая раздражительность Нины, ее капризы, которые стали проявляться вследствие ее болезни, охотно прощались бедной девочке… Даже Ирочка — надменная, своенравная шведка — и та всеми силами
старалась оказать особенное внимание Нине. По воскресеньям на тируаре княжны появлялись вкусные лакомства или фрукты, к которым она едва прикасалась и тотчас раздавала
подругам, жадным до всякого рода лакомств.
— Дети! — торжественно произнесла княгиня и слегка выдвинула меня вперед, — вот вам новая
подруга, княжна Нина Джаваха-оглы-Джамата. Полюбите ее. Она приехала с далекого Кавказа и скучает по своей родине.
Постарайтесь развлечь и успокоить ее.
То, что отцу и матери известно все, что произошло между ней, Катей Бахметьевой и Николаем Павловичем, для Талечки было ясно из того, что мать
старалась всячески отдалять ее от этой
подруги.
Флора и Помона, которых роли Бир из рассеяния действительно перемешал, скрылись; и хотя сентиментальная Аделаида Горнгаузен, в фижмах и на высоких каблуках, готовилась предстать в виде пастушки, держа на голубых лентах двух барашков, но и та, побоявшись участи, постигшей ее
подруг, решилась не показываться. Таким образом был испорчен праздник тщеславной владетельницы Гельмета. Сильно досадовала она, но
старалась скрыть это чувство.
Простившись с Яшкой, Домаша через несколько минут снова уже сидела в рукодельной за своими пяльцами.
Подруги, посвященные в тайну ее отношений с отъезжающим в далекий путь Яковом, очень хорошо понимали причину ее двукратного отсутствия из светлицы и истолковали его только в том смысле, что она бегала проститься со своим дружком. Вопросов они ей не задавали и лишь исподтишка пристально поглядывали на нее,
стараясь по лицу прочесть о впечатлении, произведенном разлукой с милым.
Она уже с полчаса полулежала на подушках турецкого дивана, крытого ярким полосатым трипом,
стараясь собраться с мыслями и прислушаться к болтовне
подруги.
В самый Петров день Катя приехала в Москву. Она застала уж там посланных отцом ее. Катя очень им обрадовалась, поцеловала старого слугу и свою новую горничную, расспрашивала их долго об отце, об их житье-бытье, о Холодне. Посланные со всею дипломатическою тонкостью
старались представить все холоденское в благоприятном виде. Несмотря на убеждения своей
подруги и матери ее, Катя, простившись с ними не без слез и обещав другу своему переписываться с нею до гроба, отправилась в путь с первым просветом зари.
Но Ксения Яковлевна не успокоилась таким напускным весельем Домаши. Она поняла хорошо, что пережила
подруга от ее опрометчивого слова. В тот же вечер она подарила ей бусы и ленты и всячески
старалась утешить.
Ее, кроме того, тяготило — она сама не знала почему — возникновение в ней, после слов покойной
подруги, подозрение против Кржижановского, к которому, как мы знаем, княжна питала род восторженного обожания. Когда он оправдался, оправдался совершенно, — так, по крайней мере, решила княжна, — точно какой-то камень свалился с ее сердца. Она могла снова прямо смотреть на него, спокойно, с удовольствием слушать его, не
стараясь найти в его лице следы смущения, а в его тоне неискренние, фальшивые ноты.
Некоторые молодые послушницы, в числе которых была и знакомая нам Серафима,
старались сойтись со своей новой
подругой, но заметили, что матушка-игуменья косо смотрит на такое сближение, да и сама Мария была не из разговорчивых.