Неточные совпадения
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел, глядя на землю. «Это что? кто-то едет», подумал он, услыхав бубенцы, и
поднял голову. В сорока шагах от него, ему навстречу, по той большой дороге-муравке, по которой он шел, ехала четверней карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом по колее, так что
колеса бежали по гладкому.
Через два часа Клим Самгин сидел на скамье в парке санатории, пред ним в кресле на
колесах развалился Варавка, вздувшийся, как огромный пузырь, синее лицо его, похожее на созревший нарыв, лоснилось, медвежьи глаза смотрели тускло, и было в них что-то сонное, тупое. Ветер
поднимал дыбом поредевшие волосы на его голове, перебирал пряди седой бороды, борода лежала на животе, который поднялся уже к подбородку его. Задыхаясь, свистящим голосом он понукал Самгина...
Охватив пальцами, толстыми, как сосиски, ручки кресла, он попробовал
поднять непослушное тело;
колеса кресла пошевелились, скрипнули по песку, а тело осталось неподвижным; тогда он, пошевелив невидимой шеей, засипел...
Я слез и постоял некоторое время на дороге, смутно предаваясь чувству неприятного недоумения. Правое
колесо почти совершенно подвернулось под телегу и, казалось, с немым отчаянием
поднимало кверху свою ступицу.
Дивимся мы: кто ж это их
поднял, что вода пошла; однако
колесо повертелось, повертелось, да и стало.
Подбежал народ, помогли даме сойти с шарабана,
подняли Рахметова; у него была несколько разбита грудь, но, главное,
колесом вырвало ему порядочный кусок мяса из ноги.
Ряды мельниц
подымали на тяжелые
колеса свои широкие волны и мощно кидали их, разбивая в брызги, обсыпая пылью и обдавая шумом окрестность.
Серебряный
поднял голову и увидел свежее пожарище. Кой-где земля была недавно изрыта, а остатки строения и сломанное водяное
колесо показывали, что тут была мельница.
Егорушка, взглянув на дорогу, вообразил штук шесть высоких, рядом скачущих колесниц, вроде тех, какие он видывал на рисунках в священной истории; заложены эти колесницы в шестерки диких, бешеных лошадей и своими высокими
колесами поднимают до неба облака пыли, а лошадьми правят люди, какие могут сниться или вырастать в сказочных мыслях.
Ветер со свистом понесся по степи, беспорядочно закружился и
поднял с травою такой шум, что из-за него не было слышно ни грома, ни скрипа
колес.
Шёпот Петрухи, вздохи умирающего, шорох нитки и жалобный звук воды, стекавшей в яму пред окном, — все эти звуки сливались в глухой шум, от него сознание мальчика помутилось. Он тихо откачнулся от стены и пошёл вон из подвала. Большое чёрное пятно вертелось
колесом перед его глазами и шипело. Идя по лестнице, он крепко цеплялся руками за перила, с трудом
поднимал ноги, а дойдя до двери, встал и тихо заплакал. Пред ним вертелся Яков, что-то говорил ему. Потом его толкнули в спину и раздался голос Перфишки...
Мы прошли в то отделение, где с страшной силой вертелось громадное маховое
колесо, или по-заводски «маховик»; вода была остановлена, но маховик продолжал еще работать,
подымая своим движением ветер.
Нагнувшийся рабочий быстро катил высокую железную тележку, на платформах которой лежал раскаленный кусок железа, осветивший всю фабрику ослепительным светом; другой рабочий
поднял около нас какой-то шест, тяжело загудела вода, и с глухим ропотом грузно повернулось водяное
колесо, заставив вздрогнуть всю фабрику и повернуть валы катальной машины.
Пролетка на Въезжей улице, и в эту пору, не могла не возбудить общего внимания. Кто из города мог рискнуть поехать по рытвинам и ухабам улицы, кто и зачем? Все
подняли головы и слушали. В тишине ночи ясно разносилось шуршание
колес, задевавших за крылья пролетки. Оно всё приближалось. Раздался чей-то голос, грубо спрашивавший...
— Работа моя, ваше привосходительство, извольте хоть вашего Семена Яковлича спросить, здесь на знати; я не то, что плут какой-нибудь али мошенник; я одного этого бесчестья совестью не
подниму взять на себя, а как перед богом, так и перед вами, должон сказать:
колесо мое большое, ваше привосходительство, должон благодарить владычицу нашу, сенновскую божью матерь [Сенновская божья матерь — икона богоматери в церкви на Сенной площади Петербурга.], тем, что могу угодить господам.
Затем коляска въехала в густые потемки; тут пахло грибной сыростью и слышался шёпот деревьев; вороны, разбуженные шумом
колес, закопошились в листве и
подняли тревожный жалобный крик, как будто знали, что у доктора умер сын, а у Абогина больна жена.
— Что, дядя, видно, это не кузовья таскать? А на спине, кажись, и подкладка есть… Не замай, пусти, — сказал он и молодцевато
поднял задок брички, подставил дугу под жердь, одним взмахом руки сдернул
колесо и начал мазать.
Но что за мука! Надевши сюртук, доктор опять ложится. Нелли
поднимает его и тащит в переднюю… В передней долгая, мучительная возня с калошами, шубой… Пропала шапка… Но вот, наконец, Нелли сидит в экипаже. Возле нее доктор. Теперь остается только проехать сорок верст, и у ее мужа будет медицинская помощь. Над землей висит тьма: зги не видно… Дует холодный зимний ветер. Под
колесами мерзлые кочки. Кучер то и дело останавливается и раздумывает, какой дорогой ехать…
Он доверчиво
поднимал пушистые усы и шелестел в ушах, а внизу, под ногами расстилался ровный и мелодичный шум
колес, похожий на музыку, на песню, на чей-то разговор о далеком, грустном и милом.
Болезнь шла быстро, приближаясь к роковому концу. Изможденное тело обессилело в борьбе с надвигающеюся силою смерти, и лишь живой дух боролся до конца, временно даже оставаясь победителем. Во время этих побед — коротких промежутков — Александр Васильевич, по-видимому, поправлялся, его
поднимали с постели, сажали в большое кресло на
колесах и возили по комнате.