Неточные совпадения
Дуня
подняла револьвер и, мертво-бледная, с побелевшею, дрожавшею нижнею губкой, с сверкающими, как огонь, большими черными
глазами, смотрела
на него, решившись, измеряя и выжидая первого движения с его стороны. Никогда еще он не видал ее столь прекрасною. Огонь, сверкнувший из
глаз ее в ту минуту, когда она
поднимала револьвер, точно обжег его, и сердце его с болью сжалось. Он ступил шаг, и выстрел раздался. Пуля скользнула по его волосам и ударилась сзади в
стену. Он остановился и тихо засмеялся...
Ляховский сидел в старом кожаном кресле, спиной к дверям, но это не мешало ему видеть всякого входившего в кабинет — стоило
поднять глаза к зеркалу, которое висело против него
на стене.
Если ученик ошибался, Кранц тотчас же принимался передразнивать его, долго кривляясь и коверкая слова
на все лады. Предлоги он спрашивал жестами: ткнет пальцем вниз и вытянет губы хоботом, — надо отвечать: unten;
подымет палец кверху и сделает гримасу, как будто его
глаза с желтыми белками следят за полетом птицы, — oben. Быстро подбежит к
стене и шлепнет по ней ладонью, — an…
Вот однажды сижу я
на стене, гляжу вдаль и слушаю колокольный звон… вдруг что-то пробежало по мне — ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости… Я опустил
глаза. Внизу, по дороге, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком
на плече, поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы,
подняла на меня свои бархатные
глаза.
Александра Петровна неожиданно
подняла лицо от работы и быстро, с тревожным выражением повернула его к окну. Ромашову показалось, что она смотрит прямо ему в
глаза. У него от испуга сжалось и похолодело сердце, и он поспешно отпрянул за выступ
стены.
На одну минуту ему стало совестно. Он уже почти готов был вернуться домой, но преодолел себя и через калитку прошел в кухню.
Когда старик
поднимает голову —
на страницы тетради ложится тёмное, круглое пятно, он гладит его пухлой ладонью отёкшей руки и, прислушиваясь к неровному биению усталого сердца, прищуренными
глазами смотрит
на белые изразцы печи в ногах кровати и
на большой, во всю
стену, шкаф, тесно набитый чёрными книгами.
Он
поднял глаза и взглянул
на ту сторону: черной, мрачной
стеною подымался нагорный берег; там, далеко-далеко, в одном только месте приветливо мигал огонек…
Медленно подойдя к
стене, он сорвал с неё картину и унёс в магазин. Там, разложив её
на прилавке, он снова начал рассматривать превращения человека и смотрел теперь с насмешкой, пока от картины зарябило в
глазах. Тогда он смял её, скомкал и бросил под прилавок; но она выкатилась оттуда под ноги ему. Раздражённый этим, он снова
поднял её, смял крепче и швырнул в дверь,
на улицу…
Рославлев не отвечал ни слова; казалось, он боролся с самим собою. Вдруг сверкающие
глаза его наполнились слезами, он закрыл их рукою, бросил пистолет, и прежде чем Зарецкой успел
поднять его и сесть
на лошадь, Рославлев был уже у
стен Донского монастыря.
Здесь, чай, и днем-то всегда сумерки, а теперь… — он
поднял глаза кверху — ни одной звездочки
на небе, поглядел кругом — все темно: направо и налево сплошная
стена из черных сосен, и кой-где высокие березы, которые, несмотря
на темноту, белелись, как мертвецы в саванах.
Но сестра его встала, сняла со
стены сааз и отдала ему; тогда он
поднял глаза к небу и сотворил такую молитву: «О! всемогущий Аллах! если я должен достигнуть до желаемой цели, то моя семиструнная сааз будет так же стройна, как в тот день, когда я в последний раз играл
на ней».
Вопрос,
на который довольно трудно ответить знаменитому дуэту! Я моргнул
глазами и
поднял плечи. Кажется, это удовлетворило Магнуса, и
на несколько минут мы погрузились в сосредоточенное молчание. Не знаю, о чем думал Магнус, но Я не думал ни о чем: Я просто разглядывал с большим интересом
стены, потолок, книги, картинки
на стенах, всю эту обстановку человеческого жилища. Особенно заинтересовала Меня электрическая лампочка,
на которой Я остановил надолго Мое внимание: почему это горит и светит?
Она опять запела. И еще несколько песен спела. Буйный восторг, несшийся от толпы, как
на волне,
поднял ее высоко вверх.
Глаза вдохновенно горели, голос окреп. Он наполнил всю залу, и бился о
стены, и — могучий, радостный, — как будто пытался их растолкнуть.
Карнеев молча прошел в переднюю, надел шубу и вышел
на улицу. Он был ошеломлен обрушившимся над ним несчастием и шел сам не зная куда.
На дворе была метель. Резкий ветер дул ему прямо в лицо,
глаза залепляло снегом, а он все шел без цели, без размышления. Вдруг он очутился у ворот, над которыми висела икона и перед ней горела лампада. Он
поднял глаза. Перед им были высокие каменные
стены, из-за которых возвышались куполы храма.