Неточные совпадения
Осажденные во все горло требовали — один свинью, другой капусты, третий курицу, торговались, бранились, наконец условливались; сверху спускалась по веревке корзина
с деньгами и
поднималась с курами, апельсинами,
с платьем; там тащили
доски, тут спорили.
Копыта загремели по
доскам, щелкнул кнут, и Петя, малый лет сорока, рябой и смуглый, выскочил из конюшни вместе
с серым, довольно статным жеребцом, дал ему
подняться на дыбы, пробежал
с ним раза два кругом двора и ловко осадил его на показном месте. Горностай вытянулся, со свистом фыркнул, закинул хвост, повел мордой и покосился на нас.
Когда учитель, человек
с лысой головой и отвислой нижней губой, позвал: «Смолин, Африкан!» — рыжий мальчик, не торопясь,
поднялся на ноги, подошел к учителю, спокойно уставился в лицо ему и, выслушав задачу, стал тщательно выписывать мелом на
доске большие круглые цифры.
Поднялось солнце в полдерева, все пошли по домам
с ночного гулянья. Впереди толпа ребятишек, как в барабаны, колотят в лукошки, и громкое их грохотанье далеко разносится в тиши раннего утра. За ними девушки
с молодицами несут на
доске Кострому. Мужчины за ними поодаль идут. Подобье умершего Ярилы медленно проносят по деревне под звуки тихой заунывной песни. То «первые похороны».
В начале шестого часа, когда совсем уже стемнело, Свитка привез Хвалынцева на угол Канонерской улицы и
поднялся в ту хорошо знакомую ему квартиру, на дверях которой сияла медная
доска с надписью: «Типография И. Колтышко». Тот же самый рыженький Лесницкий на высоком табурете сидел за высокой конторкой и сводил какие-то счеты.
В этот же самый день, часу в восьмом вечера, Василий Свитка слез
с извозчичьих дрожек на углу Канонерской улицы в Коломне и спешно
поднялся по лестнице большого каменного дома. На одной из дверей, выходивших на эту лестницу, была прибита
доска с надписью: «Типография И. Колтышко». Он постучался и спросил управляющего типографией. Рабочий, отворивший дверь, проводил его в типографскую контору. Там сидел и сводил какие-то счеты человек лет тридцати, довольно тщедушной, рыжеватой наружности.
После молитвы, сначала прочитанной, а затем пропетой старшими, мы
поднялись в классы, куда швейцар Петр принес целый поднос корзин, коробок и мешочков разных величин, оставленных внизу посетителями. Началось угощение, раздача сластей подругам, даже мена. Мы
с Ниной удалились в угол за черную классную
доску, чтобы поболтать на свободе. Но девочки отыскали нас и завалили лакомствами. Общая любимица Нина, гордая и самолюбивая, долго отказывалась, но, не желая обидеть подруг, приняла их лепту.