Неточные совпадения
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди
полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы
поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня,
над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Он любовался прекрасным днем, густыми темнеющими облаками, иногда закрывавшими солнце, и яровыми
полями, в которых везде ходили мужики за сохами, перепахивая овес, и густо зеленевшими озимями,
над которыми
поднимались жаворонки, и лесами, покрытыми уже, кроме позднего дуба, свежей зеленью, и лугами, на которых пестрели стада и лошади, и
полями, на которых виднелись пахари, — и, нет-нет, ему вспоминалось, что было что-то неприятное, и когда он спрашивал себя: что? — то вспоминал рассказ ямщика о том, как немец хозяйничает в Кузминском.
Вот как это было: выстрелив в стаю озимых кур и взяв двух убитых, я следил
полет остальной стаи, которая начала
подниматься довольно высоко; вдруг одна сивка пошла книзу на отлет (вероятно, она ослабела от полученной раны) и упала или села неблизко; в одно мгновение вся стая быстро опустилась и начала кружиться
над этим местом очень низко; я немедленно поскакал туда и нашел подстреленную сивку, которая не имела сил
подняться, а только ползла, потому что одна нога была переломлена; стая
поднялась выше.
Вдали, направо, стояла красная стена старообрядческого кладбища, его звали «Бугровский скит», налево,
над оврагом,
поднималась с
поля темная группа деревьев, там — еврейское кладбище.
А Шлема Финкельштейн наяривал на барабане утреннюю зорю. Сквозь густой пар казарменного воздуха мерцали красноватым потухающим пламенем висячие лампы с закоптелыми дочерна за ночь стеклами и
поднимались с нар темные фигуры товарищей. Некоторые, уже набрав в рот воды, бегали по усыпанному опилками
полу, наливали изо рта в горсть воду и умывались. Дядькам и унтер-офицерам подавали умываться из ковшей
над грудой опилок.
А за кладбищем дымились кирпичные заводы. Густой, черный дым большими клубами шел из-под длинных камышовых крыш, приплюснутых к земле, и лениво
поднимался вверх. Небо
над заводами и кладбищем было смугло, и большие тени от клубов дыма ползли по
полю и через дорогу. В дыму около крыш двигались люди и лошади, покрытые красной пылью…
Рокк видел совершенно отчетливо: Маня стала желто-белой, и ее длинные волосы, как проволочные,
поднялись на пол-аршина
над головой.
И вот, когда наступила ночь и луна
поднялась над Силоамом, перемешав синюю белизну его домов с черной синевой теней и с матовой зеленью деревьев, встала Суламифь с своего бедного ложа из козьей шерсти и прислушалась. Все было тихо в доме. Сестра ровно дышала у стены, на
полу. Только снаружи, в придорожных кустах, сухо и страстно кричали цикады, и кровь толчками шумела в ушах. Решетка окна, вырисованная лунным светом, четко и косо лежала на
полу.
Кажется, как будто целое море мотыльков
поднялось вдруг со стеблей и волнуется блестящею тучею
над черными жуками мужеского
пола.
Раскрашенные солнцем
поля, одетые золотом ржи, казались пустынными, горячая тишина стояла
над ними, доносился сытный запах гречихи, и всюду, с нагретой земли, напрягаясь,
поднималось к небу живое.
Кто-то постучал снаружи в окно,
над самой головой студента, который вздрогнул от неожиданности. Степан
поднялся с
полу. Он долго стоял на одном месте, чмокал губами и, точно жалея расстаться с дремотою, лениво чесал грудь и голову. Потом, сразу очнувшись, он подошел к окну, прильнул к нему лицом и крикнул в темноту...
Глупым называют только такого сокола, который верху не держит и сейчас бросается за всякой дрянной птицей.] спускают с руки сейчас по выезде в
поле; он возьмет умеренный верх и идет им впереди охотников, сам высматривает добычу и едва завидит — вдруг начинает
подниматься выше и выше
над самою птицею; следовательно, сам и укажет охотникам добычу.
Над землей
поднимается пар только там, где есть вода, —
над ручьями,
над болотами,
над прудами и реками, больше всего
над морем. Если бы ветру не было, пары не ходили бы, а собирались бы в тучи
над водой и падали бы опять там, где
поднялись.
Над ручьем,
над болотом,
над рекой,
над морем был бы дождь, а на земле, на
полях и лесах дождя бы не было. Ветер разносит тучи и
поливает землю. Если бы ветра не было, то где вода, там бы было больше воды, а земля вся бы пересохла.
Я
поднялся на руках, огляделся. Исчезла перегородка. И я увидел: Алеша лежит на спине, с пустыми, остановившимися глазами. А Хозяин его, как вывалившийся из гнезда гад, барахтается на
полу возле кровати; в ужасе барахтается, вьется и мечется, чуя
над собою недвижную силу Неведомого. Заражаясь, затрепетал и мой Хозяин. И я чувствовал, — в судорогах своих он сейчас тоже выбросится на
пол, а я с пустыми глазами повалюсь навзничь.
Несколько недель жил я под
полом, слышал оттуда барабанный бой пришедшего к монастырю войска, вопли, исторгаемые пыткою на монастырском дворе, радостные восклицания народа; слышал рассказы, как около монастыря
поднялась такая пыль, что одному другого за два шага нельзя было видеть, когда свели преступников из обители и из Москвы на одно место; как Шакловитый, снятый с дыбы, просил есть и, наконец, как совершилась казнь
над злодеями.