Неточные совпадения
«Неужели это правда?» подумал Левин и оглянулся на невесту. Ему несколько сверху виднелся ее профиль, и по чуть заметному движению ее
губ и ресниц он знал, что она почувствовала его взгляд. Она не оглянулась, но высокий сборчатый воротничок зашевелился,
поднимаясь к ее розовому маленькому уху. Он видел, что вздох остановился в ее груди, и задрожала маленькая рука в высокой перчатке, державшая свечу.
Она поднесла свои склеившиеся пальцы
к губам, подула на них и внезапно, порывисто
поднявшись с кресла, направилась быстрыми шагами
к двери, как бы желая вернуть Базарова…
Он человек среднего роста, грузный, двигается осторожно и почти каждое движение сопровождает покрякиванием. У него, должно быть, нездоровое сердце, под добрыми серого цвета глазами набухли мешки. На лысом его черепе, над ушами,
поднимаются, как рога, седые клочья, остатки пышных волос; бороду он бреет; из-под мягкого носа его уныло свисают толстые, казацкие усы, под
губою — остренький хвостик эспаньолки.
К Алексею и Татьяне он относится с нескрываемой, грустной нежностью.
В проходе вынырнуло вдруг из темноты новое лицо. Это был, очевидно, Роман. Лицо его было широко, изрыто оспой и чрезвычайно добродушно. Закрытые веки скрывали впадины глаз, на
губах играла добродушная улыбка. Пройдя мимо прижавшейся
к стене девушки, он
поднялся на площадку. Размахнувшаяся рука его товарища попала ему сбоку в шею.
Вдруг Ипполит
поднялся, ужасно бледный и с видом страшного, доходившего до отчаяния стыда на искаженном своем лице. Это выражалось преимущественно в его взгляде, ненавистно и боязливо глянувшем на собрание, и в потерянной, искривленной и ползучей усмешке на вздрагивавших
губах. Глаза он тотчас же опустил и побрел, пошатываясь и всё так же улыбаясь,
к Бурдовскому и Докторенку, которые стояли у выхода с террасы; он уезжал с ними.
Но когда я, в марте месяце,
поднялся к нему наверх, чтобы посмотреть, как они там „заморозили“, по его словам, ребенка, и нечаянно усмехнулся над трупом его младенца, потому что стал опять объяснять Сурикову, что он „сам виноват“, то у этого сморчка вдруг задрожали
губы, и он, одною рукой схватив меня за плечо, другою показал мне дверь и тихо, то есть чуть не шепотом, проговорил мне: „Ступайте-с!“ Я вышел, и мне это очень понравилось, понравилось тогда же, даже в ту самую минуту, как он меня выводил; но слова его долго производили на меня потом, при воспоминании, тяжелое впечатление какой-то странной, презрительной
к нему жалости, которой бы я вовсе не хотел ощущать.
Но однажды,
поднявшись к старцу Иоанну и оглянув толпу, он заметил в ней одинокий, тёмный глаз окуровского жителя Тиунова: прислонясь
к стволу сосны, заложив руки за спину, кривой, склонив голову набок, не отрываясь смотрел в лицо старца и шевелил тёмными
губами. Кожемякин быстро отвернулся, но кривой заметил его и дружелюбно кивнул.
Она опустила голову, словно задумалась, поднесла платок
к губам, и судорожные рыдания с потрясающею силою внезапно исторглись из ее груди… Она бросилась лицом на диван, старалась заглушить их, но все ее тело
поднималось и билось, как только что пойманная птичка.
Наши глаза встретились, и я увидел, как в углах
губ урядника дрогнула легкая, но многозначительная улыбка. Я
поднялся с места, снял со стены ружье и подошел с ним
к Евпсихию Африкановичу.
У стены, заросшей виноградом, на камнях, как на жертвеннике, стоял ящик, а из него
поднималась эта голова, и, четко выступая на фоне зелени, притягивало
к себе взгляд прохожего желтое, покрытое морщинами, скуластое лицо, таращились, вылезая из орбит и надолго вклеиваясь в память всякого, кто их видел, тупые глаза, вздрагивал широкий, приплюснутый нос, двигались непомерно развитые скулы и челюсти, шевелились дряблые
губы, открывая два ряда хищных зубов, и, как бы живя своей отдельной жизнью, торчали большие, чуткие, звериные уши — эту страшную маску прикрывала шапка черных волос, завитых в мелкие кольца, точно волосы негра.
Прислонясь спиной
к стволу клёна, Лунёв смотрел на могилу убитого им человека. Он прижал свою фуражку затылком
к дереву, и она
поднялась у него со лба. Брови его нахмурились, верхняя
губа вздрагивала, обнажая зубы. Руки он засунул в карманы пиджака, а ногами упёрся в землю.
Поднявшись во весь свой громадный рост, гвардеец захотел щегольнуть перед старыми охотниками-питухами — выпить залпом, приложил рог
к губам и лихо опрокинул его…
Когда учитель, человек с лысой головой и отвислой нижней
губой, позвал: «Смолин, Африкан!» — рыжий мальчик, не торопясь,
поднялся на ноги, подошел
к учителю, спокойно уставился в лицо ему и, выслушав задачу, стал тщательно выписывать мелом на доске большие круглые цифры.
Обиженно надув толстые
губы, выпучив глаза, высоко приподняв спереди подол штофной [шёлковая плотная ткань, обычно с разводами — Ред.] юбки, Барская, тучей густого дыма,
поднимается наверх,
к Ульяне, и пророчески говорит...
Я до того изумился, что слова не промолвил, а она приблизилась
к окну и, прислонившись
к стене плечом, осталась неподвижною; только грудь судорожно
поднималась и глаза блуждали, и с легким оханьем вырывалось дыхание из помертвелых
губ.
Вдруг она
поднялась с окна, подошла
к столу и, смотря на меня с выражением бесконечной ненависти, с дрожавшими от злости
губами, сказала мне...
Поднялась суматоха. Дамы с пылкой стремительностью целовали хозяйку, мужчины жирными
губами лобызали у нее руку и тискали руку доктора. Большая часть гостей вышла в гостиную
к картам, но несколько человек осталось в столовой допивать коньяк и пиво. Через несколько минут они запели фальшиво и в унисон «Не осенний мелкий дождичек», и каждый обеими руками управлял хором. Этим промежутком мы с лесничим воспользовались и ушли, как нас ни задерживал добрейший Петр Власович.
Кто-то постучал снаружи в окно, над самой головой студента, который вздрогнул от неожиданности. Степан
поднялся с полу. Он долго стоял на одном месте, чмокал
губами и, точно жалея расстаться с дремотою, лениво чесал грудь и голову. Потом, сразу очнувшись, он подошел
к окну, прильнул
к нему лицом и крикнул в темноту...
Идут, молчат… Слегка пожимает Василий Борисыч руку Параши… Высоко у нее
поднимается грудь, и дыханье ее горячо, и не может она взглянуть на Василия Борисыча… Но вот и сама пожала ему руку… Василий Борисыч остановился, и сам после не мог надивиться, откуда смелость взялась у него — óбвил рукою стан девушки, глянул ей в очи и припал
к алым устам дрожащими от страсти
губами…
Но, спрашивая, он уже знал, какой Николай стоит перед ним. Важность исчезла с его лица, и оно стало бледно страшной старческой бледностью, похожей на смерть, и руки
поднялись к груди, откуда внезапно вышел весь воздух. Следующим порывистым движением обе руки обняли Николая, и седая холеная борода прикоснулась
к черной мокрой бородке, и старческие, отвыкшие целовать
губы искали молодых свежих
губ и с ненасытной жадностью впивались в них.
Ольга
поднялась и дала ему поцеловать себя в неподвижные
губы… Поцелуй этот был холоден, но еще более он поджег костер, тлевший в моей груди и готовый каждую минуту вспыхнуть пламенем… Я отвернулся и, стиснув
губы, стал ждать конца обеда… Конец этот наступил,
к счастью, скоро, иначе бы я не выдержал…
Больной, припав усталой головой
к глянцевитому ковшу и макая редкие отвисшие усы в темной воде, слабо и жадно пил. Спутанная борода его была нечиста, впалые, тусклые глаза с трудом
поднялись на лицо парня. Отстав от воды, он хотел поднять руку, чтобы отереть мокрые
губы, но не мог и отерся о рукав армяка. Молча и тяжело дыша носом, он смотрел прямо в глаза парню, сбираясь с силами.
Я молча шел, кусая
губы. В душе у меня
поднималось злобное, враждебное чувство
к Наташе; должна же бы она наконец понять, что для меня этот разговор тяжел и неприятен, что его бесполезно затевать; должна бы она хоть немного пожалеть меня. И меня еще больше настраивало против нее, что мне приходится ждать сожаления и пощады от этого почти ребенка. Наташа замолчала.
Я припал ухом
к земле, потом
поднялся, приложил палец
к губам и, как ящерица, бесшумно скользнул в кусты. Раздвинул ветки жасмина — и остановился, как вкопанный. Взгляд мой окаменел от ужаса: по равнине, вдогонку за нами, мчалось тридцать тысяч краснокожих всадников.
Молодой человек поцеловал ее и встал с места: он очень хотел бы, чтобы его дама сейчас же встала и ушла, но она не
поднималась и еще что-то шептала. Ее дальнейшее присутствие здесь было ему мучительно, и это выразилось на его искаженном злостью лице. И зато он взял ее руку и, приложив ее
к своим
губам, сказал...
Извозчик остановился. В заросшей плющом каменной ограде была решетчатая калитка. Они
поднялись по каменным ступенькам и пошли вверх по кипарисовой аллее. Было темно и очень тихо. В воздухе стоял теплый, пряный аромат глициний. Ордынцев поднес
к губам руку Веры Дмитриевны и тихонько целовал ее ладонь в разрез перчатки.
Наконец, портьера зашевелилась,
поднялась и на пороге двери кабинета появился Вознесенский. С любезной, но холодной улыбкой на
губах он сделал несколько шагов
к Гиршфельду, смотря на него вопросительно-недоумевающим взглядом своих выразительных глаз и подал ему руку.
— Ушиб немного висок… упал с лестницы… пройдет… Но отец, отец! ах, что с ним будет! Вот уж сутки не пьет, не ест, не спит, все бредит, жалуется, что ему не дают
подняться до неба… Давеча
к утру закрыл глаза; подошел я
к нему на цыпочках, пощупал голову — голова горит,
губы засохли, грудь дышит тяжело… откроет мутные глаза, смотрит и не видит и говорит сам с собою непонятные речи. Теперь сидит на площади, на кирпичах, что готовят под Пречистую, махает руками и бьет себя в грудь.
Была у Нинки особенность, Марк всегда ею любовался. Черные брови ее были в непрерывном движении: то медленно
поднимутся высоко вверх, и лицо яснеет; то надвинутся на лоб, и как будто темное облако проходит по лицу. Сдерживая на тонких
губах улыбку, он смотрел в ее лицо, гладил косы, лежавшие на крепких плечах, и сладко ощущал, как
к коленям его прижималась молодая девическая грудь.
Анжелика зашаталась и склонилась
к Владимиру. Он
поднялся с колен, поддерживая ее. Взоры их встретились, и
губы как-то сами собой слились в долгом, страстном поцелуе.
Опять прошел по окопу Катаранов. Он шел, не пригибая головы, что-то сказал солдатам. Солдаты дружно захохотали; смеющиеся, скуластые лица
поднимались к нему, тоже говорили что-то смешное. Еще с остатком улыбки на
губах, не глядя на хрипящего Беспалова, Катаранов подошел
к Резцову.