Неточные совпадения
Хлестаков (
подымая).Да, это
деньги.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в руках
деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не
поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она не приготовила только тех слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
— Я несогласен, что нужно и можно
поднять еще выше уровень хозяйства, — сказал Левин. — Я занимаюсь этим, и у меня есть средства, а я ничего не мог сделать. Банки не знаю кому полезны. Я, по крайней мере, на что ни затрачивал
деньги в хозяйстве, всё с убытком: скотина — убыток, машина — убыток.
Серые и радужные кредитки, не убранные со стола, опять замелькали в ее глазах, но она быстро отвела от них лицо и
подняла его на Петра Петровича: ей вдруг показалось ужасно неприличным, особенно ей, глядеть на чужие
деньги.
Идти дальше, стараться объяснить его окончательно, значит, напиваться с ним пьяным, давать ему
денег взаймы и потом выслушивать незанимательные повести о том, как он в полку нагрубил командиру или побил жида, не заплатил в трактире
денег,
поднял знамя бунта против уездной или земской полиции, и как за то выключен из полка или послан в такой-то город под надзор.
— Ты еще маленький, а она над тобою смеется — вот что! У нас была одна такая добродетель в Москве: ух как нос
подымала! а затрепетала, когда пригрозили, что все расскажем, и тотчас послушалась; а мы взяли и то и другое: и
деньги и то — понимаешь что? Теперь она опять в свете недоступная — фу ты, черт, как высоко летает, и карета какая, а коли б ты видел, в каком это было чулане! Ты еще не жил; если б ты знал, каких чуланов они не побоятся…
Он сказал, что
деньги утащил сегодня у матери из шкатулки, подделав ключ, потому что
деньги от отца все его, по закону, и что она не смеет не давать, а что вчера к нему приходил аббат Риго увещевать — вошел, стал над ним и стал хныкать, изображать ужас и
поднимать руки к небу, «а я вынул нож и сказал, что я его зарежу» (он выговаривал: загхэжу).
— Да, вы можете надеяться… — сухо ответил Ляховский. — Может быть, вы надеялись на кое-что другое, но богу было угодно
поднять меня на ноги… Да! Может быть, кто-нибудь ждал моей смерти, чтобы завладеть моими
деньгами, моими имениями… Ну, сознайтесь, Альфонс Богданыч, у вас ведь не дрогнула бы рука обобрать меня? О, по лицу вижу, что не дрогнула бы… Вы бы стащили с меня саван… Я это чувствую!.. Вы бы пустили по миру и пани Марину и Зосю… О-о!.. Прошу вас, не отпирайтесь: совершенно напрасно… Да!
Чтобы выплатить четырехмиллионный долг, необходимо
поднимать заводы; затем, из этих же
денег приходится выплачивать хоть часть процентов по долгу; наконец, остатки уходят на наследников.
Поднял тогда цыган целый табор (в то время у нас закочевавший), которые в два дня вытащили-де у него у пьяного без счету
денег и выпили без счету дорогого вина.
— Да за этакие
деньги я все село тебе
подыму, хоть и полегли теперь дрыхнуть.
— Больше тысячи пошло на них, Митрий Федорович, — твердо опроверг Трифон Борисович, — бросали зря, а они
подымали. Народ-то ведь этот вор и мошенник, конокрады они, угнали их отселева, а то они сами, может, показали бы, скольким от вас поживились. Сам я в руках у вас тогда сумму видел — считать не считал, вы мне не давали, это справедливо, а на глаз, помню, многим больше было, чем полторы тысячи… Куды полторы! Видывали и мы
деньги, могим судить…
— Трифон-то, — заговорил суетливо Митя, — Борисыч-то, говорят, весь свой постоялый двор разорил: половицы
подымает, доски отдирает, всю «галдарею», говорят, в щепки разнес — все клада ищет, вот тех самых
денег, полторы тысячи, про которые прокурор сказал, что я их там спрятал. Как приехал, так, говорят, тотчас и пошел куролесить. Поделом мошеннику! Сторож мне здешний вчера рассказал; он оттудова.
Вся нравственность свелась на то, что неимущий должен всеми средствами приобретать, а имущий — хранить и увеличивать свою собственность; флаг, который
поднимают на рынке для открытия торга, стал хоругвию нового общества. Человек de facto сделался принадлежностью собственности; жизнь свелась на постоянную борьбу из-за
денег.
Галактион перевел разговор на другое. Он по-купечески оценил всю их обстановку и прикинул в уме, что им стоило жить. Откуда у исправника могут такие
деньги взяться? Ведь не щепки, на дороге не
подымешь.
Петр
поднял голову, точно от удара кнутом. Вынув из кармана свой кошелек, он пошел по направлению к слепым. Нащупав палкою переднего, он разыскал рукою деревянную чашку с медью и бережно положил туда свои
деньги. Несколько прохожих остановились и смотрели с удивлением на богато одетого и красивого панича, который ощупью подавал милостыню слепому, принимавшему ее также ощупью.
Старуха всплакнула с горя: ей именно теперь стало жаль Петра Васильича, когда Кишкин
поднял его на смех. Большой мужик, теперь показаться на людях будет нельзя. Чтобы чем-нибудь досадить Кишкину, она пристала к нему с требованием своих
денег.
— Не Ермошка, так другой выищется… На Фотьянке теперь народу видимо-невидимо, точно праздник. Все фотьянские бабы лопатами
деньги гребут: и постой держат, и харчи продают, и обшивают приисковых. За одно лето сколько новых изб поставили. Всех вольное-то золото
поднимает. А по вечерам такое веселье поднимается… Наши приисковые гуляют.
Получив
деньги и тщательно пересчитав их, Горизонт еще имел нахальство протянуть и пожать руку подпоручику, который не смел на него
поднять глаз, и, оставив его на площадке, как ни в чем не бывало, вернулся в коридор вагона.
«Или хоть бы застать их как-нибудь вдвоем, — думал он дальше, — в какой-нибудь решительной позе…
поднять крик, сделать скандал… Благородный жест… немного
денег и… убежать».
Дедушка купил пряничного петушка и рыбку, и одну конфетку, и яблоко, и когда вынимал
деньги из кожаного кошелька, руки у него очень тряслись, и он уронил пятак, а я
подняла ему.
— Господа! — молвил Рыбин, и бородатое лицо напряглось, покраснело. — Значит — господа книжки составляют, они раздают. А в книжках этих пишется — против господ. Теперь, — скажи ты мне, — какая им польза тратить
деньги для того, чтобы народ против себя
поднять, а?
Равные ей по происхождению женихи, в погоне за
деньгами купеческих дочек за границей, малодушно рассеялись по свету, оставив родовые зáмки или продав их на слом евреям, а в городишке, расстилавшемся у подножия ее дворца, не было юноши, который бы осмелился
поднять глаза на красавицу-графиню.
— Где
деньги? — сказал он, не
поднимая глаз.
Нашел он как-то на дороге гривенник —
поднял и схоронил. В другой раз благодетель гривенничком пожаловал — тоже схоронил. Полюбились ему
деньги; дома об них только и разговору. Отец ли пьяный проспится — все хнычет, что
денег нет; мать к благодетелю пристает — все
деньгами попрекает.
Он нагнулся,
поднял, побагровел и, вдруг приблизясь к Варваре Петровне, протянул ей отсчитанные
деньги.
Хорошо бы опохмелиться в такую минуту; хорошо бы настолько
поднять температуру организма, чтобы хотя на короткое время ощутить присутствие жизни, но днем ни за какие
деньги нельзя достать водки.
Я разменял пятиалтынный, положил три копейки под пару бабок в длинный кон; кто собьет эту пару — получает
деньги, промахнется — я получу с него три копейки. Мне посчастливилось: двое целились в мои
деньги, и оба не попали, — я выиграл шесть копеек со взрослых, с мужиков. Это очень
подняло дух мой…
Марта, тихо всхлипывая, встала на колени и сказала: — Простите Н. А. — Целый день продержу на коленях, — кричала Вершина, — да платье тереть не изволь, оно
деньги плачено, на голые колени стань, платье
подыми, а ноги разуй, — не велика барыня.
Тоббоган встретил меня немного сухо, но, так как о происшествии с картами все молчаливо условились не
поднимать разговора, то скоро отошел; лишь иногда взглядывал на меня задумчиво, как бы говоря: «Она права, но от
денег трудно отказаться, черт побери».
Даже те расходы, которые производились на больного Маркушку, заметно тяготили Гордея Евстратыча, и он в душе желал ему поскорее отправиться на тот свет. Собственно расходы были самые небольшие — рублей пятнадцать в месяц, но и пятнадцать рублей —
деньги, на полу их не
подымешь. Татьяне Власьевне приходилось выхлопатывать каждый грош для Маркушки или помогать из своих средств.
— Алеша умный, Алеша добрый, — проговорил Костя, лениво
поднимая голову, — но, милая моя, чтобы узнать, что он умный, добрый и интересный, нужно с ним три пуда соли съесть… И какой толк в его доброте или в его уме?
Денег он вам отвалит сколько угодно, это он может, но где нужно употребить характер, дать отпор наглецу и нахалу, там он конфузится и падает духом. Такие люди, как ваш любезный Алексис, прекрасные люди, но для борьбы они совершенно не годны. Да и вообще ни на что не годны.
— Глупость — легка,
поднять её не трудно! — перебил его Саша. —
Поднять было чем — были
деньги. Дайте-ка мне такие
деньги, я вам покажу, как надо делать историю! — Саша выругался похабною руганью, привстал на диване, протянул вперед жёлтую, худую руку с револьвером в ней, прищурил глаза и, целясь в потолок, вскричал сквозь зубы, жадно всхлипнувшим голосом: — Я бы показал…
Его выгнали, больного, измученного, из биллиардной и отобрали у него последние
деньги. На улице бедняка
подняли дворники и отправили в приемный покой. Прошло несколько месяцев; о капитане никто ничего не слыхал, и его почти забыли. Прошло еще около года. До биллиардной стали достигать слухи о капитане, будто он живет где-то в ночлежном доме и питается милостыней.
Павлин. А так же — ни слова, да и все тут. Пройдут барышня в гостиную, чаю накушаются, я им доклад сделаю; тогда вам всем резолюция и выдет. Как же вы хотите, чтоб праздничное дело, утром, да сейчас за суету? Барышня в это время тишину любят и чтоб никто их не беспокоил, особливо об
деньгах. Вы то подумайте: когда они приедут из собора, сядут в размышлении и
подымут глазки кверху, где душа их в это время бывает?
Маша. Когда берешь счастье урывочками, по кусочкам, потом его теряешь, как я, то мало-помалу грубеешь, становишься злющей… (Указывает себе на грудь.) Вот тут у меня кипит… (Глядя на брата Андрея, который провозит колясочку.) Вот Андрей наш, братец… Все надежды пропали. Тысячи народа
поднимали колокол, потрачено было много труда и
денег, а он вдруг упал и разбился. Вдруг, ни с того ни с сего. Так и Андрей…
— Врешь, возьмешь, гнус! — уверенно сказал Челкаш, и, с усилием
подняв его голову за волосы, он сунул ему
деньги в лицо.
— То-то, plaisir. Смешон ты мне, батюшка. Денег-то я тебе, впрочем, не дам, — прибавила она вдруг генералу. — Ну, теперь в мой номер: осмотреть надо, а потом и отправимся по всем местам. Ну,
подымайте.
— А теперь ступай и ты, Алексей Иванович. Осталось час с небольшим — хочу прилечь, кости болят. Не взыщи на мне, старой дуре. Теперь уж не буду молодых обвинять в легкомыслии, да и того несчастного, генерала-то вашего, тоже грешно мне теперь обвинять.
Денег я ему все-таки не дам, как он хочет, потому — уж совсем он, на мой взгляд, глупехонек, только и я, старая дура, не умнее его. Подлинно, Бог и на старости взыщет и накажет гордыню. Ну, прощай. Марфуша,
подыми меня.
— Ах она, шельма! — кричал о. Андроник, бегая по комнате. — Да ведь это дневной грабеж… Пятьдесят рублей?! Ах, шельма… Ведь пятьдесят-то рублей на полу не
подымешь, их надо горбом добывать, деньги-то!
— Что с тобой делать, — завопила старуха, — вишь ты какой странный… аль руку на себя
поднять хочешь, что ли, прости господи! —
Деньги… у меня в березничке… в кубышке… зарыты…
— Были бы
деньги, кто бы пожалел? — проговорил купеческий работник,
поднимая голову.
1) Мои собственные
деньги, девятьсот шестьдесят фунтов золотом, что под левой задней ножкой стола,
подняв доску, — всем поровну и без исключения».
Он вспомнил молитвы свои в первое время затвора, когда он молился о даровании ему чистоты, смирения и любви, и о том, как ему казалось тогда, что бог услышал его молитвы, он был чист и отрубил себе палец, и он
поднял сморщенный сборками отрезок пальца и поцеловал его; ему казалось, что он и был смиренен тогда, когда он постоянно гадок был себе своей греховностью, и ему казалось, что он имел тогда и любовь, когда вспоминал, с каким умилением он встретил тогда старика, зашедшего к нему, пьяного солдата, требовавшего
денег, и ее.
Ушел! — и
деньги взял, и сына взял,
Оставил с мрачною угрозой!.. о творец!
О бог Ерусалима! — я терпел —
Но я отец! — Дочь лишена рассудка,
Сын на краю позорныя могилы,
Имение потеряно… о боже! боже!
Нет! Аврааму было легче самому
На Исаака нож
поднять… чем мне!..
Рвись сердце! рвись! прошу тебя — и вы
Долой густые волосы, чтоб гром
Небес разил открытое чело!
Иван. Молчите вы… птица! Яков, судьба моя и всей семьи моей зависит от тысячи двухсот рублей… пусть будет ровно тысяча!.. Ты мягкий, не глупый человек, Яков; сегодня решается вопрос о моём назначении — Лещ поехал дать этому делу решительный толчок… Как только меня назначат, мне сейчас же понадобятся
деньги! Я ухожу, оставляя тебя лицом к лицу с твоею совестью, брат мой! (
Подняв голову, уходит. Яков со страхом смотрит ему вслед, Любовь усмехается.)
— Мое почтение, — сказал седой чиновник,
поднявши на минуту глаза и опустивши их снова на разложенные кучи
денег.
И, кланяясь все ниже, извиваясь и льстя, Иуда покорно согласился на предложенные ему
деньги. Дрожащею, сухою рукой порозовевший Анна отдал ему
деньги и, молча, отвернувшись и жуя губами, ждал, пока Иуда перепробовал на зубах все серебряные монеты. Изредка Анна оглядывался и, точно обжегшись, снова
поднимал голову к потолку и усиленно жевал губами.
Глагольев 2
поднимает бумажник и считает
деньги.
«Нет, говорит, у меня там ни родни, ни знакомых. Город-то мне чужой, да, верно, такие же, как и я, ссыльные есть, товарищи». Подивился я — как это она чужих людей своими называет, — неужто, думаю, кто ее без
денег там поить-кормить станет, да еще незнакомую?.. Только не стал ее расспрашивать, потому вижу я: брови она
поднимает, недовольна, зачем я расспрашиваю.