Неточные совпадения
— Пообедав вчера, выехали мы, благословясь, около вечерен, спешили засветло проехать Волчий Вражек, а остальные пятнадцать верст ехали
в темноте — зги Божией не видать! Ночью
поднялась гроза, страсть какая — Боже упаси! Какие яровые у Василья Степаныча, видели?
Вдруг
в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную ногу. Через минуту прибежал Леший и сел рядом со мной.
В темноте я его не видел — только ощущал его теплое дыхание. Когда боль
в ноге утихла, я
поднялся и пошел
в ту сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и 10 шагов, как опять поскользнулся, потом еще раз и еще.
Перед домом
в темноте разноцветные огни вспыхнули, завертелись,
поднялись вверх колосьями, пальмами, фонтанами, посыпались дождем, звездами, угасали и снова вспыхивали.
Я прошел туда же, нашел
в темноте лестницу и
поднялся к ним, стараясь потише шуршать душистым сеном.
Нетронутыми лежали где-то
в таинственной глубине полученные по наследству и дремавшие
в неясном существовании «возможностей» силы, с первым светлым лучом готовые
подняться ему навстречу. Но окна остаются закрытыми; судьба мальчика решена: ему не видать никогда этого луча, его жизнь вся пройдет
в темноте!..
Анна Михайловна вынула из кошелька и
в темноте подала ему бумажку. Слепой быстро выхватил ее из протянутой к нему руки, и под тусклым лучом, к которому они уже успели
подняться, она видела, как он приложил бумажку к щеке и стал водить по ней пальцем. Странно освещенное и бледное лицо, так похожее на лицо ее сына, исказилось вдруг выражением наивной и жадной радости.
В проходе вынырнуло вдруг из
темноты новое лицо. Это был, очевидно, Роман. Лицо его было широко, изрыто оспой и чрезвычайно добродушно. Закрытые веки скрывали впадины глаз, на губах играла добродушная улыбка. Пройдя мимо прижавшейся к стене девушки, он
поднялся на площадку. Размахнувшаяся рука его товарища попала ему сбоку
в шею.
Теперь,
поднявшись выше, он ясно видел ее глаза, которые стали огромными, черными и то суживались, то расширялись, и от этого причудливо менялось
в темноте все ее знакомо-незнакомое лицо. Он жадными, пересохшими губами искал ее рта, но она уклонялась от него, тихо качала головой и повторяла медленным шепотом...
Натаскали огромную кучу хвороста и прошлогодних сухих листьев и зажгли костер. Широкий столб веселого огня
поднялся к небу. Точно испуганные, сразу исчезли последние остатки дня, уступив место мраку, который, выйдя из рощи, надвинулся на костер. Багровые пятна пугливо затрепетали по вершинам дубов, и казалось, что деревья зашевелились, закачались, то выглядывая
в красное пространство света, то прячась назад
в темноту.
Началась бестолковая, нелепая сумятица. Все
поднялись с мест и забегали по павильону, толкаясь, крича и спотыкаясь об опрокинутые стулья. Дамы торопливо надевали дрожащими руками шляпки. Кто-то распорядился вдобавок погасить электрические фонари, и это еще больше усилило общее смятение…
В темноте послышались истерические женские крики.
Оба шли и мечтательно смотрели перед собою; круто
поднималось шоссе, и
в темноте чудилось, будто оно отвесно, как стена.
Что-то опасное стало все чаще и чаще
подниматься в нем; ночи я проводила без сна и без огня, все думала, думала, и
в наружном мраке,
в темноте внутренней созревало страшное решение.
Враги сцепились и разошлись. Мелькнула скользкая, изъеденная водой каменная голова; весло с треском, с силой отчаяния ударилось
в риф. Аян покачнулся, и
в то же мгновение вскипающее пеной пространство отнесло шлюпку
в сторону. Она вздрогнула,
поднялась на гребне волны, перевернулась и ринулась
в темноту.
Миновав его остроумную мастерскую, Ордынов по полуразломанной, скользкой, винтообразной лестнице
поднялся в верхний этаж, ощупал
в темноте толстую, неуклюжую дверь, покрытую рогожными лохмотьями, нашел замок и приотворил ее.
В ночной
темноте приземистые, широкие постройки отца, захватившие много земли, лежали на берегу реки, сливаясь вместе с деревьями
в большую тяжёлую кучу, среди неё горели два красных огня, один выше другого. Мельница очертаниями своими была похожа на чью-то лобастую голову, она чуть
поднялась над землёю и, мигая неровными глазами, напряжённо и сердито следит за течением своевольней реки.
Кто-то постучал снаружи
в окно, над самой головой студента, который вздрогнул от неожиданности. Степан
поднялся с полу. Он долго стоял на одном месте, чмокал губами и, точно жалея расстаться с дремотою, лениво чесал грудь и голову. Потом, сразу очнувшись, он подошел к окну, прильнул к нему лицом и крикнул
в темноту...
Время от времени являются новые зрители, толкают друг друга, шипят, охают и вытягивают шеи, заглядывая
в горницу. То и дело фонарь
поднимается кверху, из
темноты выплывают серые пятки стражника, пышные плечи Авдотьи, ружьё среди пола, опрокинутая лампа и чёрные пятна крови.
Вероятно, заслышав плеск весел, Островский
поднялся, отошел от костра и остановился, вглядываясь
в темноту.
В восемь часов вечера Ашанин вступил на вахту, сменив Лопатина.
В темноте вечера туман казался еще непроницаемее. С мостика ничего не было видно, и огоньки подвешенных на палубе фонарей еле мигали тусклым светом. Ашанин проверил часовых на баке, осмотрел отличительные огни и,
поднявшись на мостик, чутко прислушивался
в те промежутки, когда не звонил колокол и не гудел свисток.
Но вот
в темноте мелькнула фигура капитана. Он
поднялся на мостик и, приблизившись к Ашанину, проговорил...
Кто с Богом не водится,
По ночам ему не молится,
На раденьях не трудится,
Сердцем кто не надрывается,
Горючьими слезами не обливается —
Много, много с того спросится,
Тяжело будет ответ держать,
На том свете
в темноте лежать!
А кто с Господом водится,
По ночам ему молится,
На раденьях не ленится,
Сердцем своим надрывается,
Живот кровью обливается,
Сердечный ключ
поднимается,
Хотя сердцем надрывается
Да слезами омывается, —
За то на небе ему слава велия!
Оба, он и солдат, тихо пробираются к носу, потом становятся у борта и молча глядят то вверх, то вниз. Наверху глубокое небо, ясные звезды, покой и тишина — точь-в-точь как дома
в деревне, внизу же —
темнота и беспорядок. Неизвестно для чего, шумят высокие волны. На какую волну ни посмотришь, всякая старается
подняться выше всех, и давит, и гонит другую; на нее с шумом, отсвечивая своей белой гривой, налетает третья, такая же свирепая и безобразная.
Конкордия Сергеевна
поднималась по лестнице, оступаясь
в темноте. У Токарева спичек
в коробке больше не было. Варвара Васильевна сказала...
Паровоз оглушительно и протяжно засвистел.
В темноте замелькали огни томилинских пригородов. Все
поднялись и стали собираться.
Заглянул… Эх, ты, господи! Все пропустил! Катя уже лежала
в постели, покрывшись одеялом, и читала. На ночном столике горела свеча. Я видел смуглые, нагие до плеч руки, видел, как рубашка на груди выпукло
поднималась. Горячо стучало
в висках, дыхание стало прерывистым… Не знаю, сколько времени прошло. Катя приподнялась, потянулась к свече, я на миг увидел над кружевным вырезом рубашки две белые выпуклости с тенью между ними, — и
темнота все захлопнула.
Керосинка без стекла тускло горела на столе, дым коптящею, шевелящеюся струйкою
поднимался к потолку. По стенам тянулись серые тени. За закоптелою печкою шевелилась густая
темнота. И из
темноты, казалось мне пристально смотрит
в избу мрачный, беспощадный дух дома. Он намечает к смерти ставшую ему ненужною старуху; как огромный паук, невидимою паутиною крепко опутывает покорно опущенные плечи девушки…
На плацпараде
в ночной
темноте то
поднимался какой-то буйный вопль и оглушительный крик, то наступала такая мертвая тишина, как будто бы плац делался совершенно пуст.
Когда солнце
поднималось к зениту, попадья наглухо закрывала ставни
в своей комнате и
в темноте напивалась пьяная,
в каждой рюмке черпая острую тоску и жгучее воспоминание о погибшем сыне.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска, и стали
подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (
в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей
в темноте.
Борька лег на спину, закинул руки за затылок и смотрел вверх. Звезды тихо шарили своими лучиками
в синей
темноте неба, все выше
поднимался уверенно сиявший Юпитер, и девически-застенчивым запахом дышал чуть шевелившийся донник. Борька заснул.