Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь
вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность
в поступках.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе
в дом целый полк на постой. А если что,
велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Приготовь поскорее комнату для важного гостя, ту, что выклеена желтыми бумажками; к обеду прибавлять не трудись, потому что закусим
в богоугодном заведении у Артемия Филипповича, а вина
вели побольше; скажи купцу Абдулину, чтобы прислал самого лучшего, а не то я перерою весь его погреб.
Поехал
в город парочкой!
Глядим, везет из города
Коробки, тюфяки;
Откудова ни взялися
У немца босоногого
Детишки и жена.
Повел хлеб-соль с исправником
И с прочей земской властию,
Гостишек полон двор!
Вздрогнула я, одумалась.
— Нет, — говорю, — я Демушку
Любила, берегла… —
«А зельем не поила ты?
А мышьяку не сыпала?»
— Нет! сохрани Господь!.. —
И тут я покорилася,
Я
в ноги поклонилася:
— Будь жалостлив, будь добр!
Вели без поругания
Честному погребению
Ребеночка предать!
Я мать ему!.. — Упросишь ли?
В груди у них нет душеньки,
В глазах у них нет совести,
На шее — нет креста!
Пир кончился, расходится
Народ. Уснув, осталися
Под ивой наши странники,
И тут же спал Ионушка
Да несколько упившихся
Не
в меру мужиков.
Качаясь, Савва с Гришею
Вели домой родителя
И пели;
в чистом воздухе
Над Волгой, как набатные,
Согласные и сильные
Гремели голоса...
А князь опять больнехонек…
Чтоб только время выиграть,
Придумать: как тут быть,
Которая-то барыня
(Должно быть, белокурая:
Она ему, сердечному,
Слыхал я, терла щеткою
В то время левый бок)
Возьми и брякни барину,
Что мужиков помещикам
Велели воротить!
Поверил! Проще малого
Ребенка стал старинушка,
Как паралич расшиб!
Заплакал! пред иконами
Со всей семьею молится,
Велит служить молебствие,
Звонить
в колокола!
Злодей! вяжите руки мне,
Ведите в суд меня!»
Чтоб хуже не случилося,
Отец связал сердечного,
Приставил караул.
Пошли порядки старые!
Последышу-то нашему,
Как на беду, приказаны
Прогулки. Что ни день,
Через деревню катится
Рессорная колясочка:
Вставай! картуз долой!
Бог
весть с чего накинется,
Бранит, корит; с угрозою
Подступит — ты молчи!
Увидит
в поле пахаря
И за его же полосу
Облает: и лентяи-то,
И лежебоки мы!
А полоса сработана,
Как никогда на барина
Не работал мужик,
Да невдомек Последышу,
Что уж давно не барская,
А наша полоса!
С ребятами, с дево́чками
Сдружился, бродит по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А
в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
Обрадовались старому:
«Здорово, дедко! спрыгни-ка,
Да выпей с нами рюмочку,
Да
в ложечки ударь!»
— Забраться-то забрался я,
А как сойду, не ведаю:
Ведет! — «Небось до города
Опять за полной пенцией?
Крестьяне речь ту слушали,
Поддакивали барину.
Павлуша что-то
в книжечку
Хотел уже писать.
Да выискался пьяненький
Мужик, — он против барина
На животе лежал,
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал — да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину —
Хвать карандаш из рук!
— Постой, башка порожняя!
Шальных
вестей, бессовестных
Про нас не разноси!
Чему ты позавидовал!
Что веселится бедная
Крестьянская душа?
На радости целуются,
Друг дружке обещаются
Вперед не драться зря,
А с толком дело спорное
По разуму, по-божески,
На чести
повести —
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда делу спорному
Решенья не найдут,
Покуда не доведают
Как ни на есть доподлинно:
Кому живется счастливо,
Вольготно на Руси?
Велел родимый батюшка,
Благословила матушка,
Поставили родители
К дубовому столу,
С краями чары налили:
«Бери поднос, гостей-чужан
С поклоном обноси!»
Впервой я поклонилася —
Вздрогну́ли ноги резвые;
Второй я поклонилася —
Поблекло бело личико;
Я
в третий поклонилася,
И волюшка скатилася
С девичьей головы…
Милон. Не могу. Мне велено и солдат
вести без промедления… да, сверх того, я сам горю нетерпением быть
в Москве.
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал…
ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (
В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне…
Правдин. Я
поведу его
в мою комнату. Друзья, давно не видавшись, о многом говорить имеют.
Правдин (останавливая ее). Поостановитесь, сударыня. (Вынув бумагу и важным голосом Простакову.) Именем правительства вам приказываю сей же час собрать людей и крестьян ваших для объявления им указа, что за бесчеловечие жены вашей, до которого попустило ее ваше крайнее слабомыслие,
повелевает мне правительство принять
в опеку дом ваш и деревни.
Стародум. От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни другого. Рассудил, что лучше
вести жизнь у себя дома, нежели
в чужой передней.
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал
в Сибирь; а как несколько уже лет не было о нем ни слуху, ни
вести, то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее
в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Надели на Евсеича арестантский убор и, «подобно невесте, навстречу жениха грядущей»,
повели в сопровождении двух престарелых инвалидов на съезжую. По мере того как кортеж приближался, толпы глуповцев расступались и давали дорогу.
В одной из приволжских губерний градоначальник был роста трех аршин с вершком, и что же? — прибыл
в тот город малого роста ревизор, вознегодовал,
повел подкопы и достиг того, что сего, впрочем, достойного человека предали суду.
В одно прекрасное утро нежданно-негаданно призвал Фердыщенко Козыря и
повел к нему такую речь...
Вести о «глуповском нелепом и смеха достойном смятении» достигли наконец и до начальства. Велено было «беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые есть у нее сообщники, то и тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко-накрепко наказать, дабы неповинных граждан
в реке занапрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». Но известия о назначении нового градоначальника все еще не получалось.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная
весть об упразднении градоначальниковой головы
в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
Смотритель подумал с минуту и отвечал, что
в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны
вел и трактаты заключал.
— Надо орудовать, — отвечал помощник градоначальника, — вот что! не пустить ли, сударь,
в народе слух, что оная шельма Анелька заместо храмов божиих костелы везде ставить
велела?
В это время к толпе подъехала на белом коне девица Штокфиш, сопровождаемая шестью пьяными солдатами, которые
вели взятую
в плен беспутную Клемантинку. Штокфиш была полная белокурая немка, с высокою грудью, с румяными щеками и с пухлыми, словно вишни, губами. Толпа заволновалась.
Но таково было ослепление этой несчастной женщины, что она и слышать не хотела о мерах строгости и даже приезжего чиновника
велела перевести из большого блошиного завода
в малый.
Очевидно, что когда эти две энергии встречаются, то из этого всегда происходит нечто весьма любопытное. Нет бунта, но и покорности настоящей нет. Есть что-то среднее, чему мы видали примеры при крепостном праве. Бывало, попадется барыне таракан
в супе, призовет она повара и
велит того таракана съесть. Возьмет повар таракана
в рот, видимым образом жует его, а глотать не глотает. Точно так же было и с глуповцами: жевали они довольно, а глотать не глотали.
Вероятнее всего, ему было совестно, что он, как Антоний
в Египте,
ведет исключительно изнеженную жизнь, и потому он захотел уверить потомство, что иногда и самая изнеженность может иметь смысл административно-полицейский.
Громадные кучи мусора, навоза и соломы уже были сложены по берегам и ждали только мания, чтобы исчезнуть
в глубинах реки. Нахмуренный идиот бродил между грудами и
вел им счет, как бы опасаясь, чтоб кто-нибудь не похитил драгоценного материала. По временам он с уверенностию бормотал...
Грустилов присутствовал на костюмированном балу (
в то время у глуповцев была каждый день масленица), когда
весть о бедствии, угрожавшем Глупову, дошла до него.
В таком положении были дела, когда мужественных страдальцев
повели к раскату. На улице их встретила предводимая Клемантинкою толпа, посреди которой недреманным оком [«Недреманное око», или «недремлющее око» —
в дан — ном случае подразумевается жандармское отделение.] бодрствовал неустрашимый штаб-офицер. Пленников немедленно освободили.
Когда же Помпадурша была,"за слабое держание некоторой тайности", сослана
в монастырь и пострижена под именем инокини Нимфодоры, то он первый бросил
в нее камнем и написал"
Повесть о некоторой многолюбивой жене",
в которой делал очень ясные намеки на прежнюю свою благодетельницу.
Было время, — гремели обличители, — когда глуповцы древних Платонов и Сократов благочестием посрамляли; ныне же не токмо сами Платонами сделались, но даже того горчае, ибо едва ли и Платон хлеб божий не
в уста, а на пол метал, как нынешняя некая модная затея то делать
повелевает".
Как бы то ни было, но деятельность Двоекурова
в Глупове была, несомненно, плодотворна. Одно то, что он ввел медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа, доказывает, что он был по прямой линии родоначальником тех смелых новаторов, которые спустя три четверти столетия
вели войны во имя картофеля. Но самое важное дело его градоначальствования — это, бесспорно, записка о необходимости учреждения
в Глупове академии.
Когда он возвратился домой, все ждали, что поступок Фердыщенки приведет его по малой мере
в негодование; но он выслушал дурную
весть спокойно, не выразив ни огорчения, ни даже удивления.
Только что перед этим он сочинил
повесть под названием: «Сатурн, останавливающий свой бег
в объятиях Венеры»,
в которой, по выражению критиков того времени, счастливо сочеталась нежность Апулея с игривостью Парни.
Тогда все члены заволновались, зашумели и, пригласив смотрителя народного училища, предложили ему вопрос: бывали ли
в истории примеры, чтобы люди распоряжались,
вели войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд?
В стогах не могло быть по пятидесяти возов, и, чтоб уличить мужиков, Левин
велел сейчас же вызвать возившие сено подводы, поднять один стог и перевезти
в сарай.
— Чем я неприлично
вела себя? — громко сказала она, быстро поворачивая к нему голову и глядя ему прямо
в глаза, но совсем уже не с прежним скрывающим что-то весельем, а с решительным видом, под которым она с трудом скрывала испытываемый страх.
— То есть как тебе сказать… Стой, стой
в углу! — обратилась она к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку на лице матери, повернулась было. — Светское мнение было бы то, что он
ведет себя, как
ведут себя все молодые люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой женщиной,] a муж светский должен быть только польщен этим.
Вронский понял по ее взгляду, что она не знала,
в каких отношениях он хочет быть с Голенищевым, и что она боится, так ли она
вела себя, как он бы хотел.
Левин не был так счастлив: он ударил первого бекаса слишком близко и промахнулся;
повел зa ним, когда он уже стал подниматься, но
в это время вылетел еще один из-под ног и развлек его, и он сделал другой промах.
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия
в общем разговоре, этот трудный разговор Анна
вела со своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.
Она подошла к Алексею Александровичу и с фамильярностью близости смерти, взяв его за руку,
повела в спальню.
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо
в свой номер у Дюссо,
велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
Не дупель, а бекас вырвался из-под собаки. Левин
повел ружьем, но
в то самое время как он целился, тот самый звук шлепанья по воде усилился, приблизился, и к нему присоединился голос Весловского, что-то странно громко кричавшего. Левин видел, что он берет ружьем сзади бекаса, но всё-таки выстрелил.
— Я хотел… — Он замолчал было, но вдруг, вспомнив Кити и всё, что было, решительно глядя ему
в глаза, сказал: — я
велел вам закладывать лошадей.