Неточные совпадения
Там, где они плыли, слева волнистым сгущением тьмы проступал берег. Над красным стеклом
окон носились искры дымовых труб; это была Каперна. Грэй слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был океан явственный, как присутствие спящего человека. Миновав Каперну, Грэй
повернул к берегу. Здесь тихо прибивало водой; засветив фонарь, он увидел ямы обрыва и его верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось.
Ехать пришлось недолго; за городом, на огородах, Захарий
повернул на узкую дорожку среди заборов и плетней,
к двухэтажному деревянному дому;
окна нижнего этажа были частью заложены кирпичом, частью забиты досками, в
окнах верхнего не осталось ни одного целого стекла, над воротами дугой изгибалась ржавая вывеска, но еще хорошо сохранились слова: «Завод искусственных минеральных вод».
Этой части города он не знал, шел наугад, снова
повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг
к другу, положены
к стене, под
окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
Но он не смел сделать ни шагу, даже добросовестно отворачивался от ее
окна, прятался в простенок, когда она проходила мимо его
окон; молча, с дружеской улыбкой пожал ей, одинаково, как и Марфеньке, руку, когда они обе пришли
к чаю, не пошевельнулся и не
повернул головы, когда Вера взяла зонтик и скрылась тотчас после чаю в сад, и целый день не знал, где она и что делает.
Она подошла
к окну и села. Я не хотел увеличить ее смущенья и заговорил с Чертопхановым. Маша легонько
повернула голову и начала исподлобья на меня поглядывать украдкой, дико, быстро. Взор ее так и мелькал, словно змеиное жало. Недопюскин подсел
к ней и шепнул ей что-то на ухо. Она опять улыбнулась. Улыбаясь, она слегка морщила нос и приподнимала верхнюю губу, что придавало ее лицу не то кошачье, не то львиное выражение…
Я свою дожил и плетусь теперь под гору, сломленный и нравственно «изувеченный», не ищу никакой Гаетаны, перебираю старое и память о тебе встретил радостно… Помнишь угольное
окно против небольшого переулка, в который мне надобно было заворачивать, ты всегда подходила
к нему, провожая меня, и как бы я огорчился, если б ты не подошла или ушла бы прежде, нежели мне приходилось
повернуть.
Когда я прошел всю главную улицу почти до моря, пароходы еще стояли на рейде, и когда я
повернул направо, послышались голоса и громкий смех, и в темноте показались ярко освещенные
окна, и стало похоже, будто я в захолустном городке осеннею ночью пробираюсь
к клубу.
Когда наконец они
повернули с двух разных тротуаров в Гороховую и стали подходить
к дому Рогожина, у князя стали опять подсекаться ноги, так что почти трудно было уж и идти. Было уже около десяти часов вечера.
Окна на половине старушки стояли, как и давеча, отпертые, у Рогожина запертые, и в сумерках как бы еще заметнее становились на них белые спущенные сторы. Князь подошел
к дому с противоположного тротуара; Рогожин же с своего тротуара ступил на крыльцо и махал ему рукой. Князь перешел
к нему на крыльцо.
Я не отвечал ему; он попросил у меня табаку. Чтобы отвязаться от него (
к тому же нетерпение меня мучило), я сделал несколько шагов
к тому направлению, куда удалился отец; потом прошел переулочек до конца,
повернул за угол и остановился. На улице, в сорока шагах от меня, пред раскрытым
окном деревянного домика, спиной ко мне стоял мой отец; он опирался грудью на оконницу, а в домике, до половины скрытая занавеской, сидела женщина в темном платье и разговаривала с отцом; эта женщина была Зинаида.
Александра Петровна неожиданно подняла лицо от работы и быстро, с тревожным выражением
повернула его
к окну. Ромашову показалось, что она смотрит прямо ему в глаза. У него от испуга сжалось и похолодело сердце, и он поспешно отпрянул за выступ стены. На одну минуту ему стало совестно. Он уже почти готов был вернуться домой, но преодолел себя и через калитку прошел в кухню.
Полковник Брем, одетый в кожаную шведскую куртку, стоял у
окна, спиною
к двери, и не заметил, как вошел Ромашов. Он возился около стеклянного аквариума, запустив в него руку по локоть. Ромашов должен был два раза громко прокашляться, прежде чем Брем
повернул свое худое, бородатое, длинное лицо в старинных черепаховых очках.
Станции, таким образом, часа через два как не бывало. Въехав в селение, извозчик на всем маху
повернул к избе, которая была побольше и понарядней других. Там зашумаркали; пробежал мальчишка на другой конец деревни. В
окно выглянула баба. Стоявший у ворот мужик, ямщичий староста, снял шляпу и улыбался.
Евпраксеюшка круто
повернула голову
к окну и шумно вздохнула.
Вот она поднялась на взлобок и поравнялась с церковью («не благочинный ли? — мелькнуло у него, — то-то у попа не отстряпались о сю пору!»), вот
повернула вправо и направилась прямо
к усадьбе: «так и есть, сюда!» Порфирий Владимирыч инстинктивно запахнул халат и отпрянул от
окна, словно боясь, чтоб проезжий не заметил его.
Она быстро пошла по улице и потом
повернула в переулок, который вел
к горам. Было темно. Кое-где на мостовой лежали бледные световые полосы от освещенных
окон, и ей казалось, что она, как муха, то попадает в чернила, то опять выползает из них на свет. Кирилин шел за нею. На одном месте он споткнулся, едва не упал и засмеялся.
— Ах, это вы? — спросил профессор. У него не хватило сил рассердиться, и даже любопытно показалось, что такое будет дальше? Прикрытый
окном, он чувствовал себя в безопасности от Альфреда. Бессменный котелок на улице немедленно
повернул ухо
к Бронскому. Умильнейшая улыбка расцвела у того на лице.
Аксюша выскочила на порог, и обе, схватившись за руки, побежали за ворота. Уменьшив шаг, они прошли мимо кареты и заглянули в опущенное
окно. Больная
повернула к ним голову, но, заметив их любопытство, нахмурилась и отвернулась.
Парк был почти пуст, и лишь редко где мелькали романические пары, но и те сырость гнала по домам. Горданов
повернул и пошел
к даче Висленевых, но
окна дома были темны, и горничная сидела на крыльце.
Ноябрьский холодный воздух сразу охватил девочку. Она, поеживаясь и подпрыгивая на ходу, спустилась с крыльца и побежала по улице, мимо неосвещенных
окон пансиона.
Повернув за угол, она лицом
к лицу столкнулась с поджидавшим ее маленьким фокусником.
У первого господского амбара дорога раздваивалась: одна ветвь шла прямо и исчезала в вечерней мгле, другая — вела вправо
к господскому дому. Офицеры
повернули вправо и стали говорить тише… По обе стороны дороги тянулись каменные амбары с красными крышами, тяжелые и суровые, очень похожие на казармы уездного города. Впереди светились
окна господского дома.
Офицер не отвечал ничего, но кивнул дружески в знак согласия, остановил своего коня, неуклюжего и неповоротливого; потом, дав ему шпоры,
повернул к левой стороне кареты, наклонился
к ней и осторожно постучался пальцами в раму. В ответ на этот стук выглянуло из
окна маленькое сухощавое лицо старика со сверкающими из-под густых бровей серыми глазами, с ястребиным носом, в парике тремя уступами, рыже-каштанового цвета, который, в крепкой дремоте его обладателя, сдвинулся так, что открыл лысину вразрез головы.
Тот, как бы не замечая его, подошел
к окну и затем, круто
повернув, прошел мимо него.
— Старик благообразный, действительно точно и не татарин, — сказал Семен Иоаникиевич, вдоволь насмотревшись на пленника, который даже не
повернул головы
к заслоненному людьми
окну.
— Бедный я малый! Бедный я малый! — вслух пожалел он себя и
повернул глаза
к окну, жадно ища света. Но его нет, и желтый сумрак настойчиво ползет в
окна, разливается по комнате и так ясно ощутим, как будто его можно осязать пальцами. И снова перед глазами развернулся в высоте потолок.
Маслюхин еще не спал и,
повернув лицо
к заречью, глядел на гаснувшие один за другим огоньки в зареченских
окнах..