Неточные совпадения
Они отошли в кусты. Им следовало бы теперь
повернуть к лодке, но Грэй медлил, рассматривая даль низкого
берега, где над зеленью и песком лился утренний дым труб Каперны. В этом дыме он снова увидел девушку.
Только что капитан приготовился смиренно ответить, что он пошутил и что готов показать слона, как вдруг тихий отбег береговой струи
повернул яхту носом
к середине ручья, и, как настоящая, полным ходом покинув
берег, она ровно поплыла вниз.
Когда мы обогнули восточный
берег острова и
повернули к южному, нас ослепила великолепная и громадная картина, которая как будто поднималась из моря, заслонила собой и небо, и океан, одна из тех картин, которые видишь в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел
к реке. На
берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он
повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Выйдя на намывную полосу прибоя, я
повернул к биваку. Слева от меня было море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались на фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали на
берег, разбрасывая пену по камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю жизнь.
С бульвара
повернули к павильону и пошли по
берегу и долго смотрели, как фосфорится море. Фон Корен стал рассказывать, отчего оно фосфорится.
Так продолжалось около часа, пока красный туман не подступил
к горлу Пэда, напоминая, что пора идти спать. Справившись с головокружением, старик
повернул багровое мохнатое лицо
к бухте. У самой воды несколько матросов смолили катер, вился дымок, нежный, как голубая вуаль; грязный борт шхуны пестрел вывешенным для просушки бельем. Между шхуной и
берегом тянулась солнечная полоса моря.
Доехав до проезжей дороги, он указал нам наше направление, а сам
повернул к реке. Через некоторое время мы увидели на другой стороне ее небольшую темную точку, подымавшуюся по меловым уступам крутого
берега.
Когда я на почтовой тройке подъехал
к перевозу, уже вечерело. Свежий, резкий ветер рябил поверхность широкой реки и плескал в обрывистый
берег крутым прибоем. Заслышав еще издали почтовый колокольчик, перевозчики остановили «плашкот» и дождались нас. Затормозили колеса, спустили телегу, отвязали «чалки». Волны ударили в дощатые бока плашкота, рулевой круто
повернул колесо, и
берег стал тихо удаляться от нас, точно отбрасываемый ударявшею в него зыбью.
Поднявшись по съезду, прорытому в песке
берега, Назаров снова
повернул к реке и встал на краю обрыва, держа руки в карманах, высоко вздёрнув голову.
От Крымского Брода он
повернул по
берегу, дошел до одного места, где стояли две лодочки с веслами, привязанными
к колышкам (он уже заметил их прежде), и вскочил в одну из них вместе с Муму.
В это время
к нам подошли станочники с фонарями, и все мы молча смотрели, как пароход,
повернув к нам оба огня, бежал как будто прямо
к нашему
берегу… Под лучом пароходного огня мелькнула на мгновение черною тенью лодка Микеши и исчезла…
Ступил конь в воду, шагнул три раза и ушел в воду по шею, а дальше нога и дна не достает.
Повернул Аггей назад на
берег, думает: «Олень от меня и так не уйдет, а на такой быстрине, пожалуй, и коня утопишь». Слез с коня, привязал его
к кусту, снял с себя дорогое платье и пошел в воду. Плыл, плыл, едва не унесло. Наконец попробовал ногой — дно. «Ну, — думает, — сейчас я его достану», — и пошел в кусты.
В это время Чжан-Бао легонько толкнул челнок рукою в правый борт; удэхеец понял этот условный знак и тотчас
повернул лодку
к берегу.
Недалеко от
берега на большом плоском камне сидело несколько гагар. Птицы собрались на ночлег, но, услышав людские голоса,
повернули головы в нашу сторону. Теперь они плохо видели и потому еще более насторожились. Наконец, одна гагара не выдержала. Тяжело взмахнув крыльями, она поднялась в воздух. Тотчас вслед за нею снялись все остальные птицы и низко над водой полетели
к тому мысу, который остался у нас позади.
Лодка медленно проплыла несколько аршин, постепенно заворачивая вбок, и наконец остановилась. Все притихли. Две волны ударились о
берега, и поверхность реки замерла. С луга тянуло запахом влажного сена, в Санине лаяли собаки. Где-то далеко заржала лошадь в ночном. Месяц слабо дрожал в синей воде, по поверхности реки расходились круги. Лодка
повернула боком и совсем приблизилась
к берегу. Дунул ветер и слабо зашелестел в осоке, где-то в траве вдруг забилась муха.
Я лезла
к ней по ее каменистым уступам и странное дело! — почти не испытывала страха. Когда передо мною зачернели в сумерках наступающей ночи высокие, полуразрушенные местами стены, я оглянулась назад. Наш дом покоился сном на том
берегу Куры, точно узник, плененный мохнатыми стражниками-чинарами. Нигде не видно было света. Только в кабинете отца горела лампа. «Если я крикну — там меня не услышат», — мелькнуло в моей голове, и на минуту мне сделалось так жутко, что захотелось
повернуть назад.
Взгляд его упал на синеющий вблизи плес реки, далее — на темную стену заказника и
повернул вправо и назад,
к нагорному
берегу, где за полверсты виднелись парк и усадьба.
Воронецкий проехал узкую Казанскую, бессонный Невский,
повернул на Литейный; под догоравшей зарей блеснула далекая гладь Невы. Буксирный пароход, мерцая зеленым фонарем, бесшумно поворачивал
к берегу, оставляя «а собою тускло сверкавшую струю. Воронецкий следил за ним угрюмым взглядом; приятное настроение его исчезло и не возвращалось; прелесть предстоящего свидания потускнела.
Атаманский челн повернулся, за ним
повернули и другие и стали приставать
к берегу,
к намеченному Миняем месту. Невиданное прежде зрелище представилось им. В отвесном скалистом
берегу оказалось глубокое ущелье, точно ложе высохшей реки, куда Чусовая не могла направить свои воды, так как дно ущелья было выше уровня ее воды и поднималось постепенно в гору, между высоко нависшими скалами.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге
к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана, как на центр позиции, и у которого на
берегу лежали ряды скошенной пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда
повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали
к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского или курганной батареи.