Неточные совпадения
Видно, что
повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку:
стоял ли возле него перец — он сыпал перец, капуста ли попалась — совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох — словом, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выдет.
Клим
постоял, затем снова сел, думая: да, вероятно, Лидия, а может быть, и Макаров знают другую любовь, эта любовь вызывает у матери, у Варавки, видимо, очень ревнивые и завистливые чувства. Ни тот, ни другая даже не посетили больного. Варавка вызвал карету «Красного Креста», и, когда санитары, похожие на
поваров, несли Макарова по двору, Варавка
стоял у окна, держа себя за бороду. Он не позволил Лидии проводить больного, а мать, кажется, нарочно ушла из дома.
Маленькое, всегда красное лицо
повара окрашено в темный, землистый цвет, — его искажали судороги, глаза смотрели безумно, а прищуренные глаза медника изливали ненависть; он
стоял против
повара, прижав кулак к сердцу, и, казалось, готовился бить
повара.
Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый старик в том же колпаке и шлафорке выбегает к нему навстречу: блудный сын
стоит на коленах, в перспективе
повар убивает упитанного тельца, и старший брат вопрошает слуг о причине таковой радости.
Обедали мы в четвертом часу. Обед длился долго и был очень скучен. Спиридон был отличный
повар; но, с одной стороны, экономия моего отца, а с другой — его собственная делали обед довольно тощим, несмотря на то что блюд было много. Возле моего отца
стоял красный глиняный таз, в который он сам клал разные куски для собак; сверх того, он их кормил с своей вилки, что ужасно оскорбляло прислугу и, следовательно, меня. Почему? Трудно сказать…
Анна Павловна,
постояв несколько секунд, грузными шагами направляется в девичью, где, заложив руки за спину, ее ожидает старик
повар в рваной куртке и засаленном переднике.
По уходе
повара она направляется к медному тазу, над которым утвержден медный же рукомойник с подвижным стержнем. Ключница
стоит сзади, покуда барыня умывается. Мыло, которое она при этом употребляет, пахнет прокислым; полотенце простое, из домашнего холста.
Неизменными посетителями этого трактира были все московские сибиряки.
Повар, специально выписанный Лопашовым из Сибири, делал пельмени и строганину. И вот как-то в восьмидесятых годах съехались из Сибири золотопромышленники самые крупные и обедали по-сибирски у Лопашова в этой самой «избе», а на меню
стояло: «Обед в стане Ермака Тимофеевича», и в нем значилось только две перемены: первое — закуска и второе-«сибирские пельмени».
Впереди прочих
стояли: Сусанна в ваточном платье, с лицом серьезным, и Муза, с лицом еще более, чем у сестры, нахмуренным; а за ними вся комнатная прислуга: две-три хорошенькие горничные, оборванный лакей, оборванный тоже
повар, вдобавок еще небритый и распространявший от себя довольно сильный запах жареного луку.
— Очень даже легко-с.
Стоит только с
поварами знакомство свесть — и мясо, и дичь, все будет. Вообще, коли кто с умом живет, тот и в Петербурге может на свои средства обернуться.
Еще одна особенность: местные дворяне не любили князя. Он жил изолированною, занятою жизнью, не ездил в гости, не украшал своим присутствием уездных сборищ и пикников, да и сам не делал приемов, хотя имел хороший доход и держал отличного
повара. В отместку за такое"неякшание"его постоянно выбирали попечителем хлебных магазинов, несмотря на то, что он лично никогда не ездил на дворянские выборы. И ему
стоило больших хлопот и расходов, чтоб избавиться от навязанной должности.
Повар, в куртке, до такой степени замазанной, что, казалось, ею вытирали пол, в бездействии
стоял в дверях кухни, не ожидая ничего хорошего.
Недалеко от дворца
стоял печатный двор, с принадлежащею к нему словолитней, с жилищем наборщиков и с особым помещением для иностранных мастеров, выписанных Иоанном из Англии и Германии. Далее тянулись бесконечные дворцовые службы, в которых жили ключники, подключники, сытники,
повара, хлебники, конюхи, псари, сокольники и всякие дворовые люди на всякий обиход.
Мы приехали под вечер в простой рогожной повозке, на тройке своих лошадей (
повар и горничная приехали прежде нас); переезд с кормежки сделали большой, долго ездили по городу, расспрашивая о квартире, долго
стояли по бестолковости деревенских лакеев, — и я помню, что озяб ужасно, что квартира была холодна, что чай не согрел меня и что я лег спать, дрожа как в лихорадке; еще более помню, что страстно любившая меня мать также дрожала, но не от холода, а от страха, чтоб не простудилось ее любимое дитя, ее Сереженька.
Он рассказал ей о том, как в отдаленной неизвестной стране, когда он
стоял на рынке в ожидании, что его наймут куда-нибудь работать, к нему подошел царский
повар и сказал...
— Ты угадала, девушка. От тебя трудно скрыться. И правда, зачем тебе быть скиталицей около стад пастушеских? Да, я один из царской свиты, я главный
повар царя. И ты видела меня, когда я ехал в колеснице Аминодавовой в день праздника Пасхи. Но зачем ты
стоишь далеко от меня? Подойди ближе, сестра моя! Сядь вот здесь на камне стены и расскажи мне что-нибудь о себе. Скажи мне твое имя?
Петя до сих пор
стоял неподвижно, робко поглядывая на Беккера; с последним словом он откинулся назад и крепко ухватился за юбку прачки. Но когда Беккер повторил свое требование и Варвара, повернув мальчика к себе лицом, принялась раздевать его, Петя судорожно ухватился за нее руками, начал кричать и биться, как цыпленок под ножом
повара.
Мы отлично провели этот день, ходили в лес, несколько раз принимались пить чай, а вечером, когда солнце
стояло багровым шаром над самым лесом, старик-караульщик, который один жил на Половинке в качестве прислуги, заменяя кучера, горничную и
повара, развел на берегу речки громадный костер; мы долго сидели около огня, болтая о разных разностях и любуясь душистой летней ночью, которая в лесу была особенно хороша.
А Марфа Андревна иной раз либо заговорится с
поваром, либо просто задумается и молчит, а епитемийники все ждут да ждут на коленях, пока она вспомнит про них, оглянется и скажет: «А я про вас и забыла, — ну, зато нынче всего по сту кладите!» Только что выговорит Марфа Андревна это слово, челядь и начинает класть земные поклоны, а ключница
стоит да считает, чтобы верно положили сколько велено.
—
Стоял я тогда в «Европейской», — говорил он, не отрывая глаз от рук суфлера. —
Повар, понимаешь, француз, шесть тысяч жалованья в год. Там ведь на Урале, когда наедут золотопромышленники, такие кутежи идут… миллионами пахнет!..
Эх, до чего я дописался! Прощай! До другого раза. Что ты делаешь в Петербурге? Кстати: Савелий, мой деревенский
повар, велит тебе кланяться. Он тоже постарел, но не слишком, потолстел и обрюзг немного. Так же хорошо делает куриные супы с разварными луковицами, ватрушки с узорчатой каймой и пигус — знаменитое степное блюдо пигус, от которого у тебя язык побелел и
стоял колом в течение целых суток. Зато жареное он по-прежнему засушивает так, что хоть стучи им по тарелке — настоящий картон. Однако прощай!
Три мужика, Таня, Федор Иваныч, кухарка и старый
повар (на печке). Картина. Все
стоят долго молча.
Действительно, на опушке
стоял, покачиваясь,
повар Егорушка, а между кустами мелькала сгорбленная фигура брата Ираклия.
Посреди кухни
стоял дворник Филипп и читал наставление. Его слушали лакеи, кучер, две горничные,
повар, кухарка и два мальчика-поваренка, его родные дети. Каждое утро он что-нибудь да проповедовал, в это же утро предметом речи его было просвещение.
Над коробом, окорячив его ногами, упертыми в тележные грядки, сидел рослый
повар в белых панталонах, в белой куртке и в белом колпаке, а перед ним на земле
стоял средних лет торговый крестьянин и держал в руках большое решето, в которое
повар что-то сбрасывал, точно как будто орешки.
Около меня, куря сигары,
стояли, несколько отделившись от всей толпы, аристократические лакей и
повар.
Сыпингай кишел войсками и учреждениями. У станции
стоял роскошный поезд нового главнокомандующего, Леневича. Поезд сверкал зеркальными стеклами, в вагоне-кухне работали
повара. По платформе расхаживали штабные, — чистенькие, нарядные, откормленные, — и странно было видеть их среди проходивших мимо изнуренных, покрытых пылью офицеров и солдат. Рождалась злоба и вражда.
В подъезде, окнах и балконах великолепно освещенной гостиницы
стояли блестящие нарядами, широкоюбные барыни, господа с белейшими воротниками, швейцар и лакей в золотошитых ливреях; на улице, в полукруге толпы и дальше по бульвару, между липками, собрались и остановились изящно одетые кельнеры,
повара в белейших колпаках и куртках, обнявшиеся девицы и гуляющие.
На дворе
стоял под ружьем солдат-повар, испортивший к султановскому обеду пирожное.
Девушки, лакеи, ключница, няня,
повара, кучера, форейторы, поваренки
стояли у ворот, глядя на раненых.
Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который
стоил несколько тысяч.