Неточные совпадения
Когда мой отец взошел,
Наполеон взял запечатанное
письмо, лежавшее на столе, подал ему и сказал, откланиваясь: «Я полагаюсь на ваше честное слово». На конверте было написано: «A mon frère l'Empereur Alexandre». [Брату моему императору Александру (фр.).]
Наполеон вздрогнул, подумал и сказал мне: «Ты напомнил мне о третьем сердце, которое меня любит; благодарю тебя, друг мой!» Тут же сел и написал то
письмо к Жозефине, с которым назавтра же был отправлен Констан.
— Н-нет, Констана тогда не было; он ездил тогда с
письмом… к императрице Жозефине; но вместо него два ординарца, несколько польских улан… ну, вот и вся свита, кроме генералов, разумеется, и маршалов, которых
Наполеон брал с собой, чтоб осматривать с ними местность, расположение войск, советоваться…
На другой день было написано государем
письмо к
Наполеону следующего содержания...
Государь не написал этих слов в
письме к
Наполеону, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, как делается последняя попытка к примирению; но он непременно приказал Балашеву передать их лично
Наполеону.
Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этою целью, несмотря на то. что император
Наполеон сам писал
письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frère [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны, и что всегда будет любить и уважать его — он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку.
13-го июня в 2 часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое
письмо к
Наполеону, приказал ему отвезти это
письмо и лично передать французскому императору.
На другой день было написано следующее
письмо к
Наполеону.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда-нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем
письме писал ему Александр) никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по произволу) делать для общего дела, для истории то, что̀ должно было совершиться.
— Уверьте от моего имени императора Александра, — сказал он взяв шляпу, — что я ему предан по-прежнему: я знаю его совершенно и весьма высоко ценю его высокие качества. Je ne vous retiens plus, général, vous recevrez ma lettre à l’Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое
письмо к государю.] — И
Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной всё бросилось вперед и вниз по лестнице.
В исторических сочинениях о 1812-м годе авторы-французы очень любят говорить о том, как
Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы-русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план Скифской войны заманиванья
Наполеона в глубь России и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому-то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, на проекты и
письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий.
Ввечеру
Наполеон между двумя распоряжениями — одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном
письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии — сделал третье распоряжение о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (légion d’honneur), которой
Наполеон был сам главою.
Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в
письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать
Наполеону.
В отношении дипломатическом,
Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав
письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с
письмом от
Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как
Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это
письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Источник этого противоречия лежит в том, что историками, изучающими события по
письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, цель будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать
Наполеона с маршалами и армией.