Неточные совпадения
— Послушайте, — сказал я, — или застрелитесь, или повесьте
пистолет на прежнее место и пойдемте
спать.
Вдруг что-то шумно
упало в воду: я хвать за пояс —
пистолета нет.
Если ему на ярмарке посчастливилось
напасть на простака и обыграть его, он накупал кучу всего, что прежде попадалось ему на глаза в лавках: хомутов, курительных свечек, платков для няньки, жеребца, изюму, серебряный рукомойник, голландского холста, крупичатой муки, табаку,
пистолетов, селедок, картин, точильный инструмент, горшков, сапогов, фаянсовую посуду — насколько хватало денег.
Бывало, льстивый голос света
В нем злую храбрость выхвалял:
Он, правда, в туз из
пистолетаВ пяти саженях
попадал,
И то сказать, что и в сраженье
Раз в настоящем упоенье
Он отличился, смело в грязь
С коня калмыцкого свалясь,
Как зюзя пьяный, и французам
Достался в плен: драгой залог!
Новейший Регул, чести бог,
Готовый вновь предаться узам,
Чтоб каждым утром у Вери
В долг осушать бутылки три.
А главное, кто ж теперь не в аффекте, вы, я — все в аффекте, и сколько примеров: сидит человек, поет романс, вдруг ему что-нибудь не понравилось, взял
пистолет и убил кого
попало, а затем ему все прощают.
— Страшно так и храбро, особенно коли молодые офицерики с
пистолетами в руках один против другого
палят за которую-нибудь. Просто картинка. Ах, кабы девиц пускали смотреть, я ужасно как хотела бы посмотреть.
— О, — заметил я, — в таком случае бьюсь об заклад, что ваше сиятельство не
попадете в карту и в двадцати шагах:
пистолет требует ежедневного упражнения.
Но, кроме того, злоязычников воздерживало и то, что он мог постоять за себя и без церемонии объявлял, что в двадцати шагах
попадает из
пистолета в туза.
— Ну, так, значит, и не умеете, потому что тут нужна практика! Слушайте же и заучите: во-первых, купите хорошего пистолетного пороху, не мокрого (говорят, надо не мокрого, а очень сухого), какого-то мелкого, вы уже такого спросите, а не такого, которым из пушек
палят. Пулю, говорят, сами как-то отливают. У вас
пистолеты есть?
Под влиянием этого же временного отсутствия мысли — рассеянности почти — крестьянский парень лет семнадцати, осматривая лезвие только что отточенного топора подле лавки, на которой лицом вниз
спит его старик отец, вдруг размахивается топором и с тупым любопытством смотрит, как сочится под лавку кровь из разрубленной шеи; под влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства человек находит какое-то наслаждение остановиться на самом краю обрыва и думать: а что, если туда броситься? или приставить ко лбу заряженный
пистолет и думать: а что, ежели пожать гашетку? или смотреть на какое-нибудь очень важное лицо, к которому все общество чувствует подобострастное уважение, и думать: а что, ежели подойти к нему, взять его за нос и сказать: «А ну-ка, любезный, пойдем»?
Кто-нибудь выдумывал смешную глупость, например: «Когда я был маленьким, я
спал в папашиной галоше», или: «Ваше превосходительство, юнкер
Пистолетов носом застрелился», или еще: «Решительно все равно: что призма и что клизма — это все из одной мифологии» и т. д.
Но горцы прежде казаков взялись за оружие и били казаков из
пистолетов и рубили их шашками. Назаров висел на шее носившей его вокруг товарищей испуганной лошади. Под Игнатовым
упала лошадь, придавив ему ногу. Двое горцев, выхватив шашки, не слезая, полосовали его по голове и рукам. Петраков бросился было к товарищу, но тут же два выстрела, один в спину, другой в бок, сожгли его, и он, как мешок, кувырнулся с лошади.
Он
спал так же, как и Хаджи-Мурат: одетый, с
пистолетом за поясом и кинжалом.
Увидав Хаджи-Мурата и выхватив из-за пояса
пистолет, он направил его на Хаджи-Мурата. Но не успел Арслан-Хан выстрелить, как Хаджи-Мурат, несмотря на свою хромоту, как кошка, быстро бросился с крыльца к Арслан-Хану. Арслан-Хан выстрелил и не
попал. Хаджи-Мурат же, подбежав к нему, одной рукой схватил его лошадь за повод, другой выхватил кинжал и что-то по-татарски крикнул.
Он собрал последние силы, поднялся из-за завала и выстрелил из
пистолета в подбегавшего человека и
попал в него.
— Гирей-хану верить можно, его весь род — люди хорошие; его отец верный кунак был. Только слушай дядю, я тебя худу не научу: вели ему клятву взять, тогда верно будет; а поедешь с ним, всё
пистолет наготове держи. Пуще всего, как лошадей делить станешь. Раз меня так-то убил было один чеченец: я с него просил по десяти монетов за лошадь. Верить — верь, а без ружья
спать не ложись.
Барин стреляет из
пистолета, Гаврило
падает.
В этой пиесе есть маленькая роль генерала, бывшего некогда обольстителем Эйлалии; он встречается нечаянно с Мейнау и его женой, Эйлалия
падает в обморок, а муж вызывает генерала на дуэль и убивает его из
пистолета.
Боясь, чтобы пуля как-нибудь невзначай не
попала в фон Корена, он поднимал
пистолет все выше и выше и чувствовал, что это слишком показное великодушие неделикатно и невеликодушно, но иначе не умел и не мог.
Юрий
спал на мягком ковре в своей палатке; походная лампада догорала в углу и по временам неверный блеск пробегал по полосатым стенам шатра, освещая серебряную отделку
пистолетов и сабель, отбитых у врага и живописно развешанных над ложем юноши...
По ночам не
спала от девичьей тоски и била туфлей комаров на стенах, как будто стреляя из
пистолета.
Когда Муаррона узнали, Лагранж схватывает со стола
пистолет, Мольер бьет Лагранжа по руке, Лагранж стреляет и
попадает в потолок.
Федя. Сейчас. (Вынимает
пистолет и стреляет себе в сердце.
Падает. Все бросаются к нему.) Ничего, кажется, хорошо. Лизу…
Прицелился,
попал и еще сам себе сказал: браво! — тоном такого восхищения, каким ей, христианке, естественно бы: «Смертельно раненный, в крови, а простил врагу!» Отшвырнул
пистолет, протянул руку, — этим, со всеми нами, явно возвращая Пушкина в его родную Африку мести и страсти и не подозревая, какой урок — если не мести, так страсти — на всю жизнь дает четырехлетней, еле грамотной мне.
В статье «Жизнь в городе» Толстой рассказывает историю одной больной прачки. Она задолжала в ночлежной квартире шестьдесят копеек; по жалобе хозяйки, городовой «с саблей и
пистолетом на красном шнурке» выселил ее из квартиры. Весь день прачка просидела около церкви, а вечером воротилась к дому,
упала и умерла. Толстой пошел на ее квартиру.
Но в это мгновение из двери вырвалась моя глухонемая падчерица Вера и, заслонив грудь мою своею головой, издала столь страшный и непонятный звук, что отец ее выронил из рук
пистолет и,
упав предо мною на колени, начал просить меня о прощении.
В разгаре завязавшегося дела на него наскочил конфедератский офицер, выстрелил из двух
пистолетов, но мимо и бросился с саблей. Суворов отпарировал удар, но противник продолжал настойчиво
нападать, пока не подоспел случайно один карабинер и не выручил своего начальника, положив конфедерата выстрелом в голову.
Я знал образ его жизни, я изучил его ранее. Я выждал, когда его лакей вышел из квартиры, посланный зачем-то графом, вошел на крыльцо и позвонил. Мне открыл сам граф, одетый в утреннем роскошном шлафроке. Я выхватил
пистолет и в упор выстрелил ему в голову. Он
упал, не вскрикнув, с разбитым черепом. По счастью, на дворе никто не слышал выстрела. Я вышел и свободно ушел со двора.
Это доверие, эта близость, эта беззащитность и, в конце концов, именно эта легкость исполнения затрудняли дело, парализовали злую волю — рука, уже державшая заряженный
пистолет, сама собою разжималась и бессильно
падала.
Его взгляд
упал на один из висевших над диваном в кабинете, среди разного оружия,
пистолетов. Это был его любимый
пистолет, подарок дяди Дмитревского. Виктор Павлович всегда держал его заряженным.
«Он умер!» — было первою мыслью Андрея Павловича, но, подбежав к полулежавшему в кресле Зарудину и схватив его за руку, услыхал учащенное биение пульса. Его друг оказался лишь в глубоком обмороке. Испуганный раздавшимися шагами и напором в дверь, несчастный поспешил спустить курок, но рука дрогнула, дуло
пистолета соскользнуло от виска и пуля, поранив верхние покровы головы и
опалив волосы, ударила в угол, в стоявшую статую.
Я разрядил свои
пистолеты не даром, пули, вылетевшие из них,
попали метко в неприятелей, и не мудрено, я стрелял в упор.
Я был поистине прелестный ребенок в пятнадцать лет; я бился на рапирах, как знаменитый Севербрик, был первым волтижером между товарищами и, зажмурясь, стрелял из
пистолета в подброшенное в воздух куриное яйцо и
попадал в него пулею.
Особенно рельефно восстала в его памяти картина убийства графа Милорадовича, одного из героев войны 1812 года. Заговорщик Каховский выстрелил в генерала в упор из
пистолета, а другой заговорщик ударил его штыком в спину. Граф, смертельно раненный,
упал на руки своего адъютанта.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из
пистолета и
попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренно и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде, и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
— На абордаж!!!.. — закричал пьяный, нажимая спуск
пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял
пистолет, Макар Алексеич
попал наконец пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Доктора как это увидали, так все трое с кресел на пол и
упали. А генерал выхватил
пистолет и одному и другому помощникам груди прострелил, а старшего доктора выступкой подкинул и начал трепать его со щеки на щеку, а после, как уморился, — говорит: «Иди теперь, жалуйся».
Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто
падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели
пистолеты.