Неточные совпадения
В таком душевном настроении
находился Нехлюдов, выйдя из залы суда в комнату присяжных. Он сидел у окна, слушая разговоры, шедшие вокруг него, и не
переставая курил.
Когда он был в третьем курсе, дела его стали поправляться: помощник квартального надзирателя предложил ему уроки, потом стали
находиться другие уроки, и вот уже два года
перестал нуждаться и больше года жил на одной квартире, но не в одной, а в двух разных комнатах, — значит, не бедно, — с другим таким же счастливцем Кирсановым.
Нашелся другой чудак, генерал Вельяминов. Года два он побился в Тобольске, желая уничтожить злоупотребления, но, видя безуспешность, бросил все и совсем
перестал заниматься делами.
Полуянов как-то совсем исчез из поля зрения всей родни. О нем не говорили и не вспоминали, как о покойнике, от которого рады были избавиться. Харитина время от времени получала от него письма, сначала отвечала на них, а потом
перестала даже распечатывать. В ней росло по отношению к нему какое-то особенно злобное чувство. И
находясь в ссылке, он все-таки связывал ее по рукам и по ногам.
Но он не успевает. На двух воспитанниц не хватает польки, потому что оркестр
перестает играть. Увидев две миленькие, готовые заплакать мордочки, с уже вытянутыми в трубочку губами, Александров быстро
находится...
Между прочим, подходило понемногу время первого для фараонов лагерного сбора. Кончились экзамены. Старший курс
перестал учиться верховой езде в училищном манеже. Господа обер-офицеры стали мягче и доступнее в обращении с фараонами. Потом курсовые офицеры начали подготовлять младшие курсы к настоящей боевой стрельбе полными боевыми патронами. В правом крыле училищного плаца
находился свой собственный тир для стрельбы, узкий, но довольно длинный, шагов в сорок, наглухо огороженный от Пречистенского бульвара.
Николай Всеволодович любопытно слушал и пристально вглядывался. Очевидно, капитан Лебядкин хоть и
перестал пьянствовать, но все-таки
находился далеко не в гармоническом состоянии. В подобных многолетних пьяницах утверждается под конец навсегда нечто нескладное, чадное, что-то как бы поврежденное и безумное, хотя, впрочем, они надувают, хитрят и плутуют почти не хуже других, если надо.
Ибо человек, будучи одинаково причастен духа божия и стихийной натуры мира и
находясь свободною душою своею посреди сих двух начал, как некая связь их и проводник действия божия в мире, тем самым имел роковую возможность разъединить их, уклонившись от божественного начала и
перестав проводить его в натуру.
Теперь возьмите: сколько
найдется таких, которые много лет платят и вдруг потом
перестают? — ведь прежние-то уплаты, стало быть, полностью в пользу общества пойдут!
Куда спешить? — мы и сами, признаться, не отдавали себе отчета. Предприняв подвиг самосохранения и не имея при этом иного руководителя, кроме испуга, мы очень скоро очутились в таком водовороте шкурных демонстраций, что и сами
перестали понимать, где мы
находимся. Мы инстинктивно говорили себе только одно: спасаться надо! спешить! И без оглядки куда-то погружались и все никак не могли нащупать дна… А между тем дно было уже почти под ногами, сплошь вымощенное статьями уголовного кодекса…
Только бы каждый из нас постарался понять и признать ту христианскую истину, которая в самых разнообразных видах со всех сторон окружает нас и просится нам в душу; только бы мы
перестали лгать и притворяться, что мы не видим эту истину или желаем исполнять ее, но только не в том, чего она прежде всего требует от нас; только бы мы признали эту истину, которая зовет нас, и смело исповедовали ее, и мы тотчас же увидали бы, что сотни, тысячи, миллионы людей
находятся в том же положении, как и мы, так же, как и мы, видят истину и так же, как и мы, только ждут от других признания ее.
Невозможно описать того состояния, в котором я
находился в продолжение моей бешеной скачки. Минутами я совсем забывал, куда и зачем еду: оставалось только смутное сознание, что совершилось что-то непоправимое, нелепое и ужасное, — сознание, похожее на тяжелую беспричинную тревогу, овладевающую иногда в лихорадочном кошмаре человеком. И в то же время — как это странно! — у меня в голове не
переставал дрожать, в такт с лошадиным топотом, гнусавый, разбитый голос слепого лирника...
–"…В каком положении
находитесь… да, — и хотя я не могу никакой помощи на деле вам оказать, но усугублю хоть свои усердные ко господу богу молитвы, которые я не
перестаю ему воссылать утром и вечером о вашем здравии и благоденствии; усугублю и удвою свои молитвы, да сделает вас долголетно счастливыми, а мне сподобит, что я в счастливейшие времена поживу с вами еще сколько-нибудь на земле, побеседую с престарелым моим родителем и похороню во время благоприятное старые ваши косточки…»
— И-и-и, батюшка, куды! Я чай, он теперь со страху-то забился в уголок либо в лукошко и смигнуть боится. Ведь он это так только… знамо, ребятеночки!.. Повздорили за какое слово, да давай таскать… А то и мой смирен, куда те смирен! — отвечал дядя Аким, стараясь, особенно в эту минуту, заслужить одобрение рыбака за свое усердие, но со всем тем не
переставая бросать беспокойные взгляды в ту сторону, где
находился Гришутка.
Словом, княгиня во все это время
находилась с графом в лучших отношениях, а меж тем вокруг ее широко облегала ловкая интрига, которой бабушка решительно не замечала. Но зато каково же было ее изумление и негодование, когда все это
перестало таиться и вдруг выступило на нее в атаку.
—
Перестаньте! Я не хочу верить, чтоб
нашлись между русскими такие презрительные, низкие души…
— В том, что неосязаемо, — сказал Ганувер, продолжая о неизвестном. — Я как бы
нахожусь среди множества незримых присутствий. — У него был усталый грудной голос, вызывающий внимание и симпатию. — Но у меня словно завязаны глаза, и я пожимаю, — беспрерывно жму множество рук, — до утомления жму, уже
перестав различать, жестка или мягка, горяча или холодна рука, к которой я прикасаюсь; между тем я должен остановиться на одной и боюсь, что не угадаю ее.
Выражается сознание, что врага у вас не
находится, а что боль есть; сознание, что вы, со всевозможными Вагенгеймами, вполне в рабстве у ваших зубов; что захочет кто-то, и
перестанут болеть ваши зубы, а не захочет, так и еще три месяца проболят; и что, наконец, если вы все еще несогласны и все-таки протестуете, то вам остается для собственного утешения только самого себя высечь или прибить побольнее кулаком вашу стену, а более решительно ничего.
Старший, Павел Федорович, учился в одно время с Брянчаниновым, был с ним дружен и
находился под его непосредственным духовным влиянием, а младший, Николай Федорович, шел позже, вслед за братом, и поступил в инженерное училище, когда государь Николай Павлович уже
перестал быть великим князем, а сделался императором.
Сначала, впрочем, припоминалось больше не из чувствительного, а из язвительного: припоминались иные светские неудачи, унижения; вспоминалось о том, например, как его «оклеветал один интриган», вследствие чего его
перестали принимать в одном доме, — как, например, и даже не так давно, он был положительно и публично обижен, а на дуэль не вызвал, — как осадили его раз одной преостроумной эпиграммой в кругу самых хорошеньких женщин, а он не
нашелся, что отвечать.
Удивительнее всего было то, что все они не
переставали верить в свое будущее: пройдет сама собою болезнь, подвернется ангажемент,
найдутся старые товарищи, и опять начнется веселая, пряная актерская жизнь.
В феврале месяце писали из Ковно в «Slowie»: «Едва лишь несколько месяцев прошло с тех пор, как
перестали употреблять водку, а благие плоды этой счастливой перемены в народе уже чувствуются самым осязательным образом: цена жизненных продовольствии понизилась значительно, нищенство стало гораздо меньше, казенные повинности уплачиваются исправнее, население нашей губернии
находится в самом вожделенном здоровье.
Поэтому, если святой человек и живет выше народа, народ не чувствует этого. Он
находится впереди народа, но народ не страдает от этого. Поэтому мир не
переставая восхваляет его. Святой человек не спорит ни с кем, никто в мире не спорит с ним.
Кто согрешит в первый раз, тот всегда чувствует свою виноватость; тот же, кто много раз повторяет тот же грех, — в особенности когда люди вокруг него
находятся в том же грехе, — тот впадает в соблазн и
перестает чувствовать свой грех.
«Тогда Нехлюдов был честный, самоотверженный юноша, готовый отдать себя на всякое доброе дело; теперь он был развращенный, утонченный эгоист, любящий только свое наслаждение. Тогда мир божий представлялся ему тайной, которую он радостно и восторженно старался разгадывать, теперь в этой жизни все было просто и ясно и определялось теми, условиями жизни, в которых он
находился… И вся эта страшная перемена совершилась с ним только оттого, что он
перестал верить себе, а стал верить другим».
Практикующий террор
перестает быть личностью, он
находится во власти демониакальных сил.
Из этого выходило: потерялась вещь — поищи; не
находится —
перестань искать: через день-другой выскочит сама (конечно, если не попала к маме в Плюшкин магазин: ну, тогда жди разборки магазина, раньше не получишь).
Это всегда так бывает. Женщина ценит мужчину до тех пор, когда сознает опасность его потерять. Как только же она убедится, что чувство, внушенное ею, приковывает его к ней крепкой цепью и делает из него раба желаний и капризов, она
перестает интересоваться им и начинает им помыкать. Благо мужчине, у которого
найдется сила воли разом порвать эту позорную цепь, иначе погибель его в сетях бессердечной женщины неизбежна.