Но более всего… (более его нежности, более приятного разговора, более интересной бледности, более
перевязанной руки) молчание молодого гусара более всего подстрекало ее любопытство и воображение.
Из соседней комнаты вышли Николай, с
перевязанной рукой, и доктор Иван Данилович, весь растрепанный, ощетинившийся, как еж. Он быстро подошел к Ивану, наклонился над ним, говоря...
Неточные совпадения
Евгений Константиныч слушал эту длинную речь очень рассеянно и все время занимался рассматриванием тощей фигуры доктора, его серо-зеленого лица и длинных, точно
перевязанных узлами
рук.
Против меня у распахнутой двери стоял стройный высокий богатырь в щегольской поддевке и длинных сапогах. Серые глаза весело смотрели. Обе
руки размахнулись вместе с последней высокой нотой и остановились над его седеющей курчавой головой. В левой — огромная жестяная банка,
перевязанная бечевкой, а в правой — большой рогожный кулек.
Последний, рядом с дьяконом, просто был жалок; в
руках у него белела
перевязанная ленточкой трубочка каких-то бумаг.
Приближался шедший впереди подросток лет четырнадцати, в черном суконном кафтанчике, с двумя полотенцами,
перевязанными крестом через оба плеча. В
руках на большой батистовой пелене нес он благословенную икону в золотой ризе, ярко горевшей под лучами полуденного солнца.
Кунцевич благоговейно благословил ее подающую
руку и с видом теплой благодарности присоединил эти деньги к полновесной пачке,
перевязанной тесемкою.
Девочки ходили торжественные и притихшие, зная, что это совещание является неспроста, и что их ждет что-нибудь, новое и необычайное. Наконец, ровно в девять часов вечера, когда большой колокол ударил свой обычный призыв к чаю, двери директорской комнаты распахнулись, и господин Орлик вышел в столовую, где находились пансионерки. В
руках он нес большой темный мешок,
перевязанный бечевкой. Лицо директора было сухо и серьезно.
Разом взявшись за
руки, накинулись на гостью две девушки, обе блондинки, высокие, перетянутые, одна в коротких волосах, другая в косе,
перевязанной цветною лентой, — такие же бойкие, как и Любаша, но менее резкие и с более барскими манерами.
Григорий Лукьянович, страдавший от боли в
перевязанной левой
руке, прихрамывая на правую ногу, на которой тоже еще не зажили полученные при Торжке раны, и, опираясь на кнут с толстым кнутовищем, как лютый зверь рыскал по улице, подстрекая палачей исполнять их гнусное дело…