Впереди мчится весь красный, с красным хвостом и красными руками, в блестящем шлеме верховой на бешеном огромном
пегом коне… А сзади — дроги с баграми, на дрогах — красные черти…
— Не говори, — говорит, — мне про пророков: я сам помню Писание и чувствую, что «пророки мучат живущих на земле», и даже в том знамение имею, — и жалуется мне, что на днях он выкупался в реке и у него после того по всему телу пегота пошла, и расстегнул грудь да показывает, а на нем, и точно, пежинные пятна, как на
пегом коне, с груди вверх на шею лезут.
— Нестаточное дело, Патап Максимыч, — молвил он. — Покажи мне
пегого коня, чтоб одной масти был, тогда разве поверю, что на Ветлуге нашлось золото.
Неточные совпадения
У Петровского театра стояли пожарные дроги с баграми, запряженные светло-золотистыми
конями Сущевской части. А у Немецкого клуба — четверки
пегих битюгов Тверской части.
Под Морозовым был грудастый черно-пегий
конь с подпалинами. Его покрывал бархатный малиновый чалдар, весь в серебряных бляхах. От кованого налобника падали по сторонам малиновые шелковые морхи, или кисти, перевитые серебряными нитками, а из-под шеи до самой груди висела такая же кисть, больше и гуще первых, называвшаяся наузом. Узда и поводья состояли из серебряных цепей с плоскими вырезными звеньями неравной величины.
Видя, что князь сошел с
коня, Морозов также слез с своего черно-пегого и отдал его конюхам.
Кирша поспешил выйти на двор. В самом деле, его Вихрь оторвался от коновязи и подбежал к другим лошадям; но, вместо того чтоб с ними драться, чего и должно было ожидать от такого дикого
коня, аргамак стоял смирнехонько подле
пегой лошади, ласкался к ней и, казалось, радовался, что был с нею вместе.
— Вижу, боярин, вижу! Теперь и я узнаю его косматую шапку и черную собаку. Да откуда взялся у него гнедой
конь? Кажись, он покупал
пегую лошадь… Эк его черти несут! Тише ты, тише, дьявол! Совсем было смял боярина.
В числе этих замечаний не нашлось, как водится, ни одного, которое бы не противоречило другому; тот утверждал, что
конь «вислобокий», другой, напротив того, спорил, что он добрый, третий бился об заклад, что «двужильный», четвертый уверял, что
пегая лошадь ни более ни менее как «стогодовалая», и так далее; разумеется, мнения эти никому из них не были особенно дороги, и часто тот, кто утверждал одно, спустя минуту, а иногда и того менее, стоял уже за мнение своего противника.