Неточные совпадения
Варвара сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя колесом; он уже поставил баркас
носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его; в машине ругались два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал
пар. На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные, стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали лодки.
— Наклонив голову, она смотрела на Самгина исподлобья, очки ее съехали почти на кончик
носа, и казалось, что на лице ее две
пары разноцветных глаз.
И что более всего удивляло его, это было то, что всё делалось не нечаянно, не по недоразумению, не один раз, а что всё это делалось постоянно, в продолжение сотни лет, с той только разницей, что прежде это были с рваными
носами и резанными ушами, потом клейменые, на прутах, а теперь в наручнях и движимые
паром, а не на подводах.
— Уж так бы это было хорошо, Илья Фирсыч! Другого такого змея и не найти, кажется. Он да еще Галактион Колобов — два сапога
пара. Немцы там, жиды да поляки — наплевать, — сегодня здесь насосались и отстали, а эти-то свои и никуда не уйдут. Всю округу корчат, как черти мокрою веревкой. Что дальше, то хуже. Вопль от них идет. Так и режут по живому мясу. Что у нас только делается, Илья Фирсыч! И что обидно: все по закону, — комар
носу не подточит.
А на Малой Ямской, которую посещают солдаты, мелкие воришки, ремесленники и вообще народ серый и где берут за время пятьдесят копеек и меньше, совсем уж грязно и скудно: пол в зале кривой, облупленный и занозистый, окна завешены красными кумачовыми кусками; спальни, точно стойла, разделены тонкими перегородками, не достающими до потолка, а на кроватях, сверх сбитых сенников, валяются скомканные кое-как, рваные, темные от времени, пятнистые простыни и дырявые байковые одеяла; воздух кислый и чадный, с примесью алкогольных
паров и запаха человеческих извержений; женщины, одетые в цветное ситцевое тряпье или в матросские костюмы, по большей части хриплы или гнусавы, с полупровалившимися
носами, с лицами, хранящими следы вчерашних побоев и царапин и наивно раскрашенными при помощи послюненной красной коробочки от папирос.
Одна из девиц, красная, толстая и басистая, у которой всего-навсего были в лице только
пара красных щек, из которых смешно выглядывал намек на вздернутый
нос и поблескивала из глубины
пара черных изюминок-глазок, все время рассматривала Любку с ног до головы, точно сквозь воображаемый лорнет, водя по ней ничего не говорящим, но презрительным взглядом.
Наконец, уже перед масленицей, князь Сампантрё дал ожидаемый бал. Он открыл его польским в
паре с Софьей Михайловной и первую кадриль танцевал с Верочкой, которая не спускала глаз с его
носа, точно хотела выучить его наизусть.
Пизонский, дергая своим кривым
носом, рассказывал, что, как вчера смерклось, где-то ниже моста в лозах села
пара лебедей и ночью под дождичек все гоготали.
В Старогороде проповедь Туберозова уже забывалась. Но к вечеру третьего дня в город на почтовой телеге приехала
пара оригинальных гостей: длинный сухожильный квартальный и толстый, как мужичий блин, консисторский чиновник с пуговочным
носом.
Приходит, например, ко мне старая баба. Вытерев со смущенным видом
нос указательным пальцем правой руки, она достает из-за пазухи
пару яиц, причем на секунду я вижу ее коричневую кожу, и кладет их на стол. Затем она начинает ловить мои руки, чтобы запечатлеть на них поцелуй. Я прячу руки и убеждаю старуху: «Да полно, бабка… оставь… я не поп… мне это не полагается… Что у тебя болит?»
Старик сидел на стуле, упираясь ладонями в колени. Он снял с головы шапочку и вытирал лысину платком. Очки его съехали на конец
носа, он смотрел в лицо Евсея через них. Теперь у него две
пары глаз; настоящие — маленькие, неподвижные, тёмно-серого цвета, с красными веками.
Несмотря на то, что мы давно знакомы с художником по нашему рассказу, здесь будет нелишним сказать еще
пару слов о его теплой личности. Илье Макаровичу Журавке было лет около тридцати пяти; он был белокур, с горбатым тонким
носом, очень выпуклыми близорукими глазами, довольно окладистой бородкой и таким курьезным ротиком, что мало привычный к нему человек, глядя на собранные губки Ильи Макаровича, все ожидал, что он вот-вот сейчас свистнет.
Если же мужчина ошибался — при чем обыкновенно начинался веселый хохот, — то плохой отгадчик, при общем смехе, возвращался с
носом на свое место и выходил следующий, и затем, когда эта
пара кончала, дама, избравшая прежнего кавалера, отосланного за недогадливость за фронт, должна была сама встать, подать руку недогадливому избраннику и танцевать с ним.
Он был в легкой просторной чесучовой
паре, удивительно шедшей к его большому росту и молодившей его лицо. А лицо у него истинно-аристократическое: я никогда не видел такого изысканного профиля, такого гонкого, гордого орлиного
носа, такого своевольного круглого подбородка и таких надменных губ.
Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой — греческий прекрасный
нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая —
пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый — перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая — ножку в очаровательном башмачке, седьмой — галстук, возбуждающий удивление, осьмой — усы, повергающие в изумление.
Вдруг из-за стеклышка сверкнула
пара глаз, мелькнул конец
носа, большие усы, часть бороды.
Ей все казалось милым и дорогим: и «наш» пароход — необыкновенно чистенький и быстрый пароход! — и «наш» капитан — здоровенный толстяк в парусиновой
паре и клеенчатом картузе, с багровым лицом, сизым
носом и звериным голосом, давно охрипшим от непогод, оранья и пьянства, — «наш» лоцман — красивый, чернобородый мужик в красной рубахе, который вертел в своей стеклянной будочке колесо штурвала, в то время как его острые, прищуренные глаза твердо и неподвижно смотрели вдаль.
Заяц опять остановился подле дороги. Мужики шли подле саней с поднятыми воротниками кафтанов. Лица их были чуть видны. Бороды, усы, ресницы их были белые. Изо ртов и
носов их шел
пар. Лошади их были потные, и к поту пристал иней. Лошади толкались в хомутах, пыряли, выныривали в ухабах. Мужики догоняли, обгоняли, били кнутами лошадей. Два старика шли рядом, и один рассказывал другому, как у него украли лошадь.
— Ни разу не был. У нас тут, кто в Томск съездил, тот уж и
нос дерет, словно весь свет объездил. А вот скоро, пишут в газетах, к нам железную дорогу проведут. Скажите, господин, как же это так? Машина
паром действует — это я хорошо понимаю. Ну, а если, положим, ей надо через деревню проходить, ведь она избы сломает и людей подавит!
Ах, но Я забыл о смирении моем! Это она ходила, а мы с Топпи ползали за ней, и Я ненавидел себя, ненавидел широкозадого Топпи за его позорный отвислый
нос и вялые уши. Здесь нужен был по меньшей мере Аполлон, а не
пара американцев, да и то из композиции.
Пароход, проломивший им
нос, утекал предательски. Капитан, вместо того, чтобы воспользоваться минутой и на всех
парах подойти как можно ближе к плоскому берегу, продолжал ругать в рупор утекавший пароход, который наконец остановился, но саженях в тридцати.
Грозный «Василий Иваныч» (по фамилии Ланге) смахивал на чиновника, какими тогдашние губернские города были полны: вицмундирная
пара, при узких брюках, орден на шее, туго накрахмаленная манишка, прическа с височками рыжеватого парика, бритое, начальническое лицо и внушительный тон в
нос без явного немецкого акцента, но с какой-то особой «оттяжкой».
Иван Алексеич повел
носом. Пахло фруктами, спелыми яблоками и грушами — характерный осенний запах Москвы в ясные сухие дни. Он остановился перед разносчиком, присевшим на корточках у тротуарной тумбы, и купил
пару груш. Ему очень хотелось пить от густого, пряного соуса к дикой козе, съеденной в ресторане. Груши оказались жестковаты, но вкусны. Иван Алексеич не стеснялся есть их на улице.
Ихменьев поклонился ей еще в дверях, длинный, с впалою грудью, в скромной сюртучной
паре. Черные, редкие волосы висели у него широкими прядями на висках, маленький
нос и близорукие глаза давали его лицу наивное, несколько пугливое выражение, облик был немного калмыцкого типа, с редкою бородкой.
Егор Егорович Деметр казался перед ними франтом и барином — это был тип завсегдатая бильярдной Доминика, — высокого роста, с нахальной физиономией, с приподнятыми вверх рыжими, щетинистыми усами, с жидкой растительностью на голове и начавшим уже сильно краснеть
носом. На вид ему было лет за тридцать. Одет он был в сильно потертую пиджачную
пару, с георгиевской ленточкой в петличке.