Неточные совпадения
Славянофилы, с своей стороны, начали официально существовать с
войны против Белинского; он их додразнил до мурмолок и зипунов. Стоит вспомнить, что Белинский прежде писал в «Отечественных записках», а Киреевский начал издавать свой превосходный журнал под заглавием «Европеец»; эти названия всего лучше доказывают, что вначале были только оттенки, а не мнения, не
партии.
К тому же правительство Бонапарта превосходно поставлено, чтоб пользоваться доносчиками всех
партий. Оно представляет революцию и реакцию,
войну и мир, 89 год и католицизм, падение Бурбонов и 41/2 %. Ему служит и Фаллу-иезуит, и Бильо-социалист, и Ларошжаклен-легитимист, и бездна людей, облагодетельствованных Людовиком-Филиппом. Растленное всех
партий и оттенков естественно стекает и бродит в тюльерийском дворце.
Фридрих Фридрихович напел кусочек из известной в репертуаре Петрова
партии Бертрама — и взглянул исподлобья на Истомина: тот все супился и молчал. С каждым лестным отзывом Фридриха Фридриховича, с каждой его похвалой русской талантливости лицо художника подергивалось и становилось нетерпеливее. Но этой
войны Истомина с Шульцем не замечал никто, кроме Иды Ивановны, глаза которой немножко смеялись, глядя на зятя, да еще кроме Мани, все лицо которой выражало тихую досаду.
Главное ядро составляли тогда бельгийские и немецкие представители рабочих коопераций и кружков. В Брюсселе движение уже давно назревало. Немцы еще не были тогда тем, чем они стали позднее, после
войны 1870 года. Трудно было и представить себе тогда, то есть в конце 60-х годов, что у них социал-демократическая
партия так разовьется и даст через тридцать с небольшим лет чуть не сто депутатов в рейхстаг.
Прорезываем горы, облетаем мир; электричество, микроскопы, телефоны,
войны, парламент, филантропия, борьба
партий, университеты, ученые общества, музеи… это ли не жизнь?
Вскоре после мира с Турцией открылась
война с Польшей. Падение Польши, как мы уже имели случай заметить, назревало давно, оно было намечено ходом истории как в собственном, так и в соседних государствах, и во второй половине XVIII века исход зависел уже только от группировки внешних обстоятельств. Польша сделалась ареной борьбы иностранных государств за преобладание, и правящий класс сам разделался на соответствующие
партии.
Но ослепление господствовавшей
партии было слишком велико. Она действовала, конечно, не без исторической основы, припоминая грабительства русских войск в конфедератскую
войну, дерзкие поступки некоторых русских начальников, бесцеремонное пребывание в Польше русских посланников, вроде князя Репнина, наконец, раздел части польских земель, который русофобы всецело приписывали России.
Война объявлена — не бездельная! —
война партий.
Сначала они дрались между собою — вели страшные междоусобные
войны,
партия микадо боролась с
партией «сёгуна», военного диктатора и, наконец, последний был побеждён в конце первой половины прошлого столетия.
Борьба
партий и классов, политические и социальные страсти многих заставляют забывать, что русская революция протекает в атмосфере страшной
войны и что все партийные группировки с их громкими лозунгами создаются под давлением
войны.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой
партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к
войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
В нынешний трагический момент русской истории все
партии определяются прежде всего своим отношением к
войне и к международной политике.
После вина Петр Иваныч на вопросы Пахтина о том, какое его мнение о новой литературе, о новом направлении, о
войне, о мире (Пахтин умел самые разнородные предметы соединить в один бестолковый, но гладкий разговор), — на эти вопросы Петр Иваныч сразу ответил одною общею profession de foi, [Кредо (франц.).] и вино ли или предмет разговора, но он так разгорячился, что слезы выступили у него на глазах и что Пахтин пришел в восторг и тоже прослезился и, не стесняясь, выразил свое убеждение, что Петр Иваныч теперь впереди всех передовых людей и должен стать главой всех
партий.