Неточные совпадения
Путешественники,
остановившись среди полей, избирали ночлег, раскладывали огонь и ставили на него котел, в котором варили себе кулиш; [Кулиш — жидкая пшенная каша с салом.]
пар отделялся и косвенно дымился на воздухе.
«Или они под
паром, эти поля, — думал я, глядя на пустые, большие пространства, — здешняя почва так же ли нуждается в отдыхе, как и наши северные нивы, или это нерадение, лень?» Некого было спросить; с нами ехал К. И. Лосев, хороший агроном и практический хозяин, много лет заведывавший большим имением в России, но знания его
останавливались на пшенице, клевере и далее не шли.
«
Остановись, пока не поздно!
Пара ли она тебе? Она избалована, капризна, спит до двух часов, а ты дьячковский сын, земский врач…»
— Что ж, это хорошо. В гувернантках ведь тяжело. А я, брат, теперь с зрительным нервом покончил и принимаюсь за следующую
пару. А ты на чем
остановился?
В Кукарский завод скитники приехали только вечером, когда начало стемняться. Время было рассчитано раньше. Они
остановились у некоторого доброхота Василия, у которого изба стояла на самом краю завода. Старец Анфим внимательно осмотрел дымившуюся
паром лошадь и только покачал головой. Ведь, кажется, скотина, тварь бессловесная, а и ту не пожалел он, — вон как упарил, точно с возом, милая, шла.
Теплою июльскою ночью бричка, запряженная
парою лошадей,
остановилась на ночлег в поле, у опушки леса. Утром, на самой заре, двое слепых прошли шляхом. Один вертел рукоятку примитивного инструмента: деревянный валик кружился в отверстии пустого ящика и терся о туго натянутые струны, издававшие однотонное и печальное жужжание. Несколько гнусавый, но приятный старческий голос пел утреннюю молитву.
Давно они склонялись на сторону разъединения этой смешной и жалкой
пары, но еще
останавливались перед вопросом о девочке, которую Розанов, как отец, имел право требовать.
Со странным очарованием, взволнованно следил он, как к станции, стремительно выскочив из-за поворота, подлетал на всех
парах этот поезд, состоявший всего из пяти новеньких, блестящих вагонов, как быстро росли и разгорались его огненные глаза, бросавшие вперед себя на рельсы светлые пятна, и как он, уже готовый проскочить станцию, мгновенно, с шипением и грохотом,
останавливался — «точно великан, ухватившийся с разбега за скалу», — думал Ромашов.
Или вот возвращаешься ночью домой из присутствия речным берегом, а на той стороне туманы стелются, огоньки горят,
паром по реке бежит, сонная рыба в воде заполощется, и все так звонко и чутко отдается в воздухе, — ну и
остановишься тут с бумагами на бережку и самому тебе куда-то шибко хочется.
Афанасий Аркадьич идет с ним под руку, но на каждом шагу
останавливается и с словами:"сейчас, сейчас!" — отскакивает вперед, догоняет, перегоняет, шепнет на ухо
пару слов, потом опять возвращается, возобновляет прерванный разговор, но никогда не доведет его до конца.
У калитки, весною, всегда
останавливается разносчик Егорка с тирольскими пирожками (пять копеек
пара), похожими видом на куски черного хлеба, очень тяжелыми и сытными.
Впрочем, представим все лучше в образах: в три часа Аггей Никитич сбирается идти продавать свою
пару лошадей, и вдруг перед его домом
остановилась тоже
пара, но только внушительнейшая, в сбруе с серебряным набором, запряженная во внушительнейшие сани, в которых сидел откупщик во внушительнейшей бекеше и старавшийся придать своей физиономии внушительнейшее выражение.
Третья казарма — длинное, когда-то желтое, грязное и закоптелое здание, с побитыми в рамах стеклами, откуда валил
пар… Голоса гудели внутри… Я отворил дверь. Удушливо-смрадный
пар и шум голосов на минуту ошеломил меня, и я
остановился в дверях.
Все танцующие
остановились и с любопытством устремили глаза на новую
пару.
Мальчик
останавливался, устремлял на спутника
пару черных лукавых глаз и, выкинув совершенно неожиданно новую какую-нибудь штуку, продолжал бежать вперед по дороге.
Войдя наверх, Илья
остановился у двери большой комнаты, среди неё, под тяжёлой лампой, опускавшейся с потолка, стоял круглый стол с огромным самоваром на нём. Вокруг стола сидел хозяин с женой и дочерями, — все три девочки были на голову ниже одна другой, волосы у всех рыжие, и белая кожа на их длинных лицах была густо усеяна веснушками. Когда Илья вошёл, они плотно придвинулись одна к другой и со страхом уставились на него тремя
парами голубых глаз.
Два огромных черных крыла взмахнули над шляпой, и косматое чудовище раскрыло обросшую волосами пасть с белыми зубами. Что-то рявкнуло, а затем захохотало раскатами грома.
Пара свиней, блаженствовавших в луже посередине улицы, сперва удивленно хрюкнули, а потом бросились безумным бегом во двор полицейского квартала, с десяток кур, как будто и настоящие птицы, перелетело с улицы в сад, прохожие
остановились, а приставиха вскрикнула — и хлоп в обморок.
Луговский отворил дверь; удушливо-смрадный
пар, смесь кислой капусты, помойной ямы и прелого грязного белья, присущий трущобным ночлежным домам, охватил Луговского и вместе с шумом голосов на момент ошеломил его, так что он
остановился в двери и стоял до тех пор, пока кто-то из сидевших за столом не крикнул ему...
Два офицера входят и, увидев целующуюся
пару,
останавливаются в изумлении.
У этого странного здания, в темном яру, куда никогда не западал бледный луч месяца,
остановилась пара посребренных лошадей, ускакавших в третий день рождества из Плау.
Чуть только эта
пара окончила второй круг и Истомин,
остановившись у кресла Берты Ивановны, низко ей поклонился, все, словно по сигналу, захлопали им в ладоши и усерднее всех других хлопал сам пробиравшийся к жене Фридрих Фридрихович.
Вадим опомнился, схватил поводья и так сильно осадил коня, что тот сразу присел на хвост, замотал головою, сделал еще два скачка вбок и
остановился: теплый
пар поднялся от хребта его, и пена, стекая по стальным удилам, клоками падала на землю.
Надо заметить, что от нашего Крылова и до Березовки Бржесских 60 верст, и я никогда почти дорогой не кормил, а
останавливался иногда на полчаса у знакомого мне 60-летнего барчука Таловой Балки. Но по большей части моя добрая
пара степняков легко в 6 часов пробегала это пространство.
Партия промокших и продрогнувших арестантов медленно подошла к перевозу и
остановилась, ожидая
парома.
Но вот у крыльца
остановились розвальни, и от тройки белых лошадей валил
пар.
Но тот не оправдал Прошкиных ожиданий. Слегка отшатнувшись в сторону, так что нельзя было заметить, произошло ли это вследствие винных
паров, или было рассчитанным маневром, — веселый господин вдруг
остановился и сказал резко прозвучавшим в темноте голосом...
Мы идем, смеемся себе. Выбились на проселок. Дождь кончился, от нас на солнышке
пар валит. Встретили сибиряка, трубочки закурили, потом сошли в овражек и сели. Они подошли, остановиться-то уж им неловко, идут мимо, потупились.
В самую эту минуту раздался колокольчик, и телега
парой, шибко приближаясь и звеня, въехала на двор; проворно соскочил с нее никому не известный, одетый как барин, какой-то молодой малый, спросил, дома ли господа и где они, и когда указали ему, что господин стоит на крыльце, приезжий подошел к барину, снял дорожный картуз, поклонился, подал письмо и сказал: «Флегонт Афанасьич, Мавра Васильевна и Афанасий Флегонтович Солобуевы приказали кланяться, спросить о здоровье и доложить, что они приехали и
остановились в Вырыпаевке».
Иногда Алексей Петрович
останавливался у окна; холодный
пар лился ему на разгоряченную голову, на открытую шею и грудь.
Невидимое солнце начинало склоняться за туманными облаками, когда мы поднялись на первую гору. От лошадей валил
пар. Люди холодными рукавами отирали крупные капли пота на раскрасневшихся лицах. Пока они отдыхали, я отошел в сторону и,
остановившись на краю утеса, залюбовался суровым видом.
Дня через два после того к дому Сергея Андреича Колышкина подъехала извозчичья коляска, запряженная
парой добрых коней. В ней сидел высокий молодой человек в новеньком с иголочки пальто и в круглой шелковой шляпе. Если б коляска заехала в деревню Поромову да
остановилась перед избой Трифона Лохматого, не узнать бы ему родного детища.
Видит Марья Гавриловна, как
пара саврасок подкатила тележку к конному двору, как
остановилась она у работницкой «стаи»…
В это время передняя
пара, дойдя до расстанного места,
остановилась.
Заяц опять
остановился подле дороги. Мужики шли подле саней с поднятыми воротниками кафтанов. Лица их были чуть видны. Бороды, усы, ресницы их были белые. Изо ртов и носов их шел
пар. Лошади их были потные, и к поту пристал иней. Лошади толкались в хомутах, пыряли, выныривали в ухабах. Мужики догоняли, обгоняли, били кнутами лошадей. Два старика шли рядом, и один рассказывал другому, как у него украли лошадь.
Как только «Коршун» подошел, насколько было возможно, близко к клиперу и, не бросая якоря,
остановился, поддерживая
пары, с «Забияки» отвалил вельбот, и через несколько минут командир «Забияки», плотный, коренастый брюнет с истомленным, осунувшимся лицом, входил на палубу «Коршуна», встреченный, как полагается по уставу, со всеми почестями, присвоенными командиру. Он радостно пожимал руку Василия Федоровича и в первую минуту, казалось, не находил слов.
Был шестой час вечера; на дворе совсем смерклось, когда у развалившихся ворот этого дворца
остановилась пара лошадей, и из забрызганной грязью каруцы выскочил человек в шубе и меховой шапочке и, пролезши под своды низкой калитки, постучался в крошечное окошечко, где едва мерцал свет плошки.
Постоялые дворы вокруг площади все были заняты — и Кирилл, не въезжая никуда на двор,
остановился за углом одного дома у самой площади, выпряг здесь своих коней и, растянув хрептуг, поставил их к корму, а сам приступил к Пенькновскому с просьбою пройтись по базару. Кирилл сказал, что ему надо купить для себя
пару бубенчиков и что будто бы ему гораздо сподручнее сделать это приобретение вместе с Пенькновским.
На церковной площадке весь класс
остановился и, как один человек, ровно и дружно опустился на колени. Потом, под предводительством m-lle Арно, все чинно по
парам вошли в церковь и встали впереди, у самого клироса, с левой стороны. За нами было место следующего, шестого класса.
Проходя мимо начальства, мы
останавливались парами и отвешивали низкий, почтительный реверанс и потом уже занимали предназначенные нам места.
Пароход, проломивший им нос, утекал предательски. Капитан, вместо того, чтобы воспользоваться минутой и на всех
парах подойти как можно ближе к плоскому берегу, продолжал ругать в рупор утекавший пароход, который наконец
остановился, но саженях в тридцати.
«Не купить ли?» — Иван Алексеич испытывал ощущение малодушного позыва к покупкам, так, по-детски, чего-нибудь… По телу внутри разлилась истома; всего приятнее было
останавливаться почаще, перекинуться
парой слов, поглядеть… А покупка все как будто дело…
Иван Алексеич повел носом. Пахло фруктами, спелыми яблоками и грушами — характерный осенний запах Москвы в ясные сухие дни. Он
остановился перед разносчиком, присевшим на корточках у тротуарной тумбы, и купил
пару груш. Ему очень хотелось пить от густого, пряного соуса к дикой козе, съеденной в ресторане. Груши оказались жестковаты, но вкусны. Иван Алексеич не стеснялся есть их на улице.
В коляске, на
паре белых лошадей, прокатил бригадный генерал. Он
остановился около второй батареи и закричал что-то такое, чего никто не понял. К нему поскакали несколько офицеров, в том числе и Рябович.
Ровно через неделю, поздно ночью, к воротам дома, где жил Лука Иванович, подъехали сани без козел, в виде какой-то корзины с широким щитом, запряженные
парой круглых маленьких лошадок. Фыркая и шумя погремушками, еле
остановились лошадки на тугих вожжах. Ими правила женская фигура в меховой шапочке и опушенном бархатном тулупчике.
Обвиняемые Гиршфельд и Арефьев были в черных сюртучных
парах, а Стефания Павловна в черном шелковом платье. Последняя была очень эффектна и на ней более, нежели с участием
останавливались взгляды присутствующих мужчин.
Погруженный в соображения: «где прихватить?», Загорский в обычный час шел по Невскому. Его внимание
остановилось на изящной, совершенно новенькой «с иголочки» коляске, запряженной
парой вороных.
Наконец, он не выдержал, свернул лошадей в сторону и
остановился, делая вид, что ему надо слезть с брички. Мимо него проехал в таратайке, запряженной
парой лошадей, какой-то крестьянин, почтительно снявший шапку перед офицером. Талицкий храбро глянул ему в лицо, в глаза и не прочел ничего подозрительного.
Пьяненький тут один по забору пробирался, — мастеровой алкогольного цеха. Только хайло расстегнул, нацелился песню петь, ан из него один пьяный
пар в голом виде. Икнуть и то не может… С какой стати этакое беззаконие? Даже
остановился он, ручкой сам себе щелкнул, а щелчка-то и не слышно. Вот так пробка! А мухи над ним столбом в винном чаду завились да зубы скалят… Обрадовались, сроду не говоривши...
Потом две
пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу,
остановились и пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один всё крестился, другой чесал спину и делал губами движение подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Два услужливые солдатика, которые подоспели на этот случай, взяли его, погнули как надо, чтобы усадить в сани, и поезд чрез
пару секунд
остановился у святых ворот, или, как в Киеве говорят, у святойбрамы.