Неточные совпадения
Там были все наши. Но что это они делают? По поляне текла та же мутная речка, в которую мы въехали. Здесь она дугообразно разлилась по луговине, прячась в густой траве и кустах. Кругом росли редкие
пальмы. Трое или четверо из наших спутников, скинув пальто и жилеты,
стояли под
пальмами и упражнялись в сбивании палками кокосовых орехов. Усерднее всех старался наш молодой спутник по Капской колонии, П. А. Зеленый, прочие
стояли вокруг и смотрели, в ожидании падения орехов. Крики и хохот раздавались по лесу.
— В городе бы у нас побывали; на будущей неделе у головы бал — головиха именинница. У нас, дядя, в городе весело: драгуны
стоят, танцевальные вечера в клубе по воскресеньям бывают. Вот в К. — там пехота
стоит, ну и скучно, даже клуб жалкий какой-то. На днях в наш город нового землемера прислали — так танцует! так танцует! Даже из драгун никто с ним сравняться не может! Словом сказать, у всех
пальму первенства отбил!
Вот я, знаете, как Закхей Мытарь, цап-царап, да и взлез на этакую маленькую искусственную скалу, взлез и
стою под
пальмой.
Под буквой С — пальмовый лес, луна, показывающая, что дело происходит ночью, и на переднем плане спит
стоя, прислонясь к дереву, огромный слон, с хоботом и клыками, как и быть должно слону, а внизу два голых негра ручной пилой подпиливают
пальму у корня, а за ними десяток негров с веревками и крючьями.
Младенца несут в старую церковку, в ней — по ветхости ее — давно не служат, и целый год она
стоит пустая, но сегодня ее древние стены украшены цветами, листьями
пальм, золотом лимонов, мандарин, и вся она занята искусно сделанной картиной Рождества Христова.
Двадцатого февраля 1886 года — юбилей С. А. Юрьева, празднуется в Колонном зале «Эрмитажа». Глаголями
стояли сверкающие серебром и цветами столы в окружении темной зелени лавров и
пальм. Я был командирован редакцией «Русских ведомостей» дать отчет о юбилее, и когда явился, то уже все сидели за столом. По правую сторону юбиляра сидела Г. Н. Федотова, а по левую — М. Н. Ермолова. Обед был сервирован на сто пятьдесят персон. Здесь были все крупные представители ученой, литературной и артистической Москвы…
Бряцает Девора,
стоя под
пальмою Девориною между Раммою и Вифелем, и поет долгую песнь Иегове сердце и ум пророчицы, видя восставшую доблесть народа своего.
Проходит шум битвы; убитый Сисара лежит, лежит с ним и все его войско, а Девора опять
стоит под своею
пальмою, и Варак у ног ее, и поет Девора...
Взлез я на нее на самый верх и
стою под
пальмой, за стволок-то держуся.
Была глубокая осень, когда Attalea выпрямила свою вершину в пробитое отверстие. Моросил мелкий дождик пополам со снегом; ветер низко гнал серые клочковатые тучи. Ей казалось, что они охватывают ее. Деревья уже оголились и представлялись какими-то безобразными мертвецами. Только на соснах да на елях
стояли темно-зеленые хвои. Угрюмо смотрели деревья на
пальму. «Замерзнешь! — как будто говорили они ей. — Ты не знаешь, что такое мороз. Ты не умеешь терпеть. Зачем ты вышла из своей теплицы?»
А бразильянец долго
стоял и смотрел на дерево, и ему становилось всё грустнее и грустнее. Вспомнил он свою родину, ее солнце и небо, ее роскошные леса с чудными зверями и птицами, ее пустыни, ее чудные южные ночи. И вспомнил еще, что нигде не бывал он счастлив, кроме родного края, а он объехал весь свет. Он коснулся рукою
пальмы, как будто бы прощаясь с нею, и ушел из сада, а на другой день уже ехал на пароходе домой.
Володя, конечно, поехал на берег, но смотреть было решительно нечего. Маленький городишко, напоминающий наши захолустья, в котором не более двухсот домиков, расположен у подошвы голых гор. Ни кусточка, ни зелени… Только у дома какого-то портограндского аристократа
стоят три одинокие тощие
пальмы, заботливо обнесенные плетнем, да у виллы английского консула, построенной на горе, зеленеется хорошо разведенный сад.
Там сидели Божьи люди, у всех в руках зажженные свечи,
пальмы лежали возле.
Стоя у стола, Николай Александрыч держал крест и Евангелие.
И вдруг смолк. Быстро размахнув полотенцем, висевшим до того у него на плече, и потрясая пальмовой веткой, он, как спущенный волчок, завертелся на пятке правой ноги. Все, кто
стоял в кругах, и мужчины, и женщины с кликами: «Поднимайте знамена!» — также стали кружиться, неистово размахивая
пальмами и полотенцами. Те, что сидели на стульях, разостлали платки на коленях и скорым плясовым напевом запели новую песню, притопывая в лад левой ногой и похлопывая правой рукой по коленям. Поют...
— Надо мне, отче, на тот свет сбираться. Надо, как ты ни мудри. Только заснул я, Палецкий в овраге
стоит и
Пальма с ним, а в овраге жупель огненный, серой пахнет…
Стоит Палецкий да меня к себе манит, сердце даже захолонуло…
— Собака?.. Да… да… собака, точно собака. Только
постой!., погоди!..
Пальма — ее голос… А
Пальма Палецкого подаренье… это — она его душу чует, ему завывает… А это?.. Да воскреснет бог и расточатся врази его!.. Это что?.. Собака, по-твоему, собака?
Стены этой столовой обтянуты дорогими гобеленами,
пальмы и экзотические растения по всем углам. На огромном камине красного мрамора
стоит дорогая бронза, окна занавешены тяжелыми портьерами и на полу мягкий роскошный ковер.