Неточные совпадения
На улице простились. Самгин пошел домой пешком. Быстро мчались лихачи, в
экипажах сидели
офицера, казалось, что все они сидят в той же позе, как сидел первый, замеченный им: голова гордо вскинута, сабля поставлена между колен, руки лежат на эфесе.
Их перегнал, оглушительно стуча по камням, другой
экипаж. Быстро и сумбурно промелькнули в свете фонарей гнедые лошади, скакавшие нестройным карьером, кучер, неистово вертевший над головой кнутом, и четыре
офицера, которые с криком и свистом качались на своих сиденьях.
Сталкиваясь штыками и толпясь полками,
экипажами и ополчениями, жалась пехота, проталкивались конные
офицеры с приказаниями, плакали и умоляли жители и денщики с клажею, которую не пропускали; шумя колесами, пробивалась к бухте артиллерия, торопившаяся убираться.
— Какое к родителям! — отвергнул, рассмеявшись, ополченец. — Ведь видели здесь, как она в одном
экипаже с офицером-то уехала… Наконец их в Вильне кое-кто из здешних видел; они на одной квартире и жили.
Спустившись, мы остановились у подъезда и начали наблюдать, как съезжается избранная публика, те счастливцы, у которых были билеты. Большинство являлось в собственных
экипажах. Из карет выходили разряженные дамы,
офицеры, привилегированные мужчины. Это был совершенно особенный мир, который мы могли наблюдать только у подъезда. У них были свои интересы, свои разговоры, даже свои слова.
Он очень долго и красноречиво говорил о том, что дети купцов должны быть инженерами, чиновниками,
офицерами. Оглушающий шум лез в окно; подъезжали
экипажи к театру, кричали продавцы прохладительных напитков и мороженого; особенно невыносимо грохотала музыка в павильоне, построенном бразильцами из железа и стекла, на сваях, над водою канала. Удары барабана напоминали о Пауле Менотти.
При первой возможности молодой поручик так мило отделывал и меблировал свою квартиру, что приезжавшие к нему, разумеется, с мужьями, дамы ахали от восторга и удивления;
экипаж у него был один из первых между всеми господами
офицерами; жженку Хозаров умел варить классически и вообще с неподражаемым умением распоряжался приятельскими пирушками и всегда почти, по просьбе помещиков, устраивал у них балы, и балы выходили отличные.
Варвара Александровна тотчас же решилась ехать к старухе Ступицыной и, вызвав Мари, обеим им рассказать о низких поступках Хозарова. Нетерпение ее было чрезвычайно сильно: не дожидаясь своего
экипажа, она отправилась на извозчике, и даже без человека, а потом вошла без доклада. Странная и совершенно неожиданная для нее сцена представилась ее глазам: Мари сидела рядом с
офицером, и в самую минуту входа Варвары Александровны уста молодых людей слились в первый поцелуй преступной любви.
— Это действительно ужасно, — тихо произнес Щавинский. — Может быть, еще неправда? Впрочем, теперь такое время, что самое невозможное стало возможным. Кстати, вы знаете, что делается в морских портах? Во всех
экипажах идет страшное, глухое брожение. Морские
офицеры на берегу боятся встречаться с людьми свой команды.
— Да, за двумя русскими
офицерами, если только вы, господа, заказывали
экипаж, — проговорил кучер, слегка кивнув головой.
На нем уходила в кругосветное плавание горсточка моряков, составлявших его
экипаж: капитан, его помощник — старший
офицер, двенадцать
офицеров, восемь гардемаринов и штурманских кондукторов, врач, священник, кадет Володя и 130 нижних чинов — всего 155 человек.
Кроме вахтенной службы, Володя был назначен в помощь к
офицеру, заведующему кубриком, и самостоятельно заведывать капитанским вельботом и отвечать за его исправность. Затем, по судовому расписанию, составленному старшим
офицером, во время авралов, то есть таких работ или маневров, которые требуют присутствия всего
экипажа, молодой моряк должен был находиться при капитане.
Несколько колясок дожидалось русских
офицеров. На козлах одной из них восседал с сигарой во рту и капитан Куттер. Он кивнул головой своим вчерашним седокам и, когда они подошли к нему, чтобы сесть в его
экипаж, протянул руку и крепко пожал руки Володи и доктора.
Государь прибыл в коляске, в сопровождении графа Орлова. Вслед за ним в
экипажах ехала свита. Николай Иванович подал ему рапорт, в котором, по установившемуся обычаю, убитые
офицеры, до исключения из списков, показаны были в командировке.
Полиция распорядилась отобрать у него паспорт до уплаты долга, обязала хозяина его квартиры не отпускать со двора его
экипажа и лошадей и сверх того приставила к дверям его полицейского унтер-офицера, который должен был, если он выйдет со двора, ходить по его пятам.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но и полицеймейстер на подъезде и десятки
офицеров полиции.
Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство
офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти
экипаж и лошадей, и главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время.
Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку
экипажа.
Проснувшись утром 1-го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только что заснувшую графиню, и в своем лиловом, шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы увязанные стояли на дворе. У крыльца стояли
экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком-денщиком и с молодым, бледным
офицером с подвязанною рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал
офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтоб они удалились.