Неточные совпадения
— Иду. — Лопухов отправился в комнату Кирсанова, и на дороге успел думать: «а ведь как верно, что Я всегда на первом плане — и начал с себя и кончил собою. И с чего начал: «жертва» — какое плутовство; будто я
от ученой известности отказываюсь, и
от кафедры — какой вздор! Не все ли равно, буду так же работать, и так же получу кафедру, и так же послужу
медицине. Приятно
человеку, как теоретику, замечать, как играет эгоизм его мыслями на практике».
Слышано мною
от К. Ф. Фукса, доктора и профессора
медицины при Казанском университете,
человека столь же ученого, как и любезного и снисходительного. Ему обязан я многими любопытными известиями касательно эпохи и стороны, здесь описанных.
Мы удалились
от единого верного терапевтического пути —
от медицины зверей и знахарок, мы наводнили фармакопею разными кокаинами, атропинами, фенацетинами, но мы упустили из виду, что если простому
человеку дать чистой воды да уверить его хорошенько, что это сильное лекарство, то простой
человек выздоровеет.
— Нынче вон, говорят, между молодыми
людьми какие-то нигилисты [Нигилисты (
от латин. nihil — ничто) — представители разночинной интеллигенции шестидесятых годов XIX века, отрицавшие принципы и традиции дворянской культуры.] есть, и у нас в
медицине все нигилисты, все отвергли; один только, изволите видеть, лапис [Лапис (ляпис) — прижигающее средство в
медицине (
от латин. lapis — камень).] и опиум признали!
Доктор
медицины и хирургии, Крестьян Иванович Рутеншпиц, весьма здоровый, хотя уже и пожилой
человек, одаренный густыми седеющими бровями и бакенбардами, выразительным, сверкающим взглядом, которым одним, по-видимому, прогонял все болезни, и, наконец, значительным орденом, — сидел в это утро у себя в кабинете, в покойных креслах своих, пил кофе, принесенный ему собственноручно его докторшей, курил сигару и прописывал
от времени до времени рецепты своим пациентам.
Как бы не смея верить своему благополучию, они сочли нужным предварительно пуститься в рассуждения, убедить
людей в пользе
медицины, наставить их относительно значения диеты, и привыкши видеть себя забытыми, загнанными, отвыкши
от практической
медицины, отставшие врачи не могли удержаться, чтобы не вознаградить себя за бездействие разглагольствиями и чтобы вместе с тем не излить желчи на дурных врачей, которые отстранили
от дел их, хороших докторов.
И вот, как результат такого положения дел, — полная зависимость
людей от медицины, без которой они не будут в состоянии сделать ни шагу.
Профессор говорил еще долго, но я его уже не слушал. Сообщение его как бы столкнуло меня с неба, на которое меня вознесли мои тогдашние восторги перед успехами
медицины. Я думал: «Наш профессор — европейски известный специалист, всеми признанный талант, тем не менее даже и он не гарантирован
от таких страшных ошибок. Что же ждет в будущем меня, ординарнейшего, ничем не выдающегося
человека?»
«Я не верю в вашу
медицину», — говорит дама. Во что же, собственно, она не верит? В то, что возможно в два дня «перервать» коклюш, или в то, что при некоторых глазных болезнях своевременным применением атропина можно спасти
человека от слепоты? Ни в два дня, ни в три недели невозможно перервать коклюш, но несколькими каплями атропина можно сохранить
человеку зрение, и тот, кто не «верит» в это, подобен скептику, не верящему, чтоб где-нибудь на свете мужики говорили по-французски.
Действительность на каждом шагу опровергает такое представление о врачах, и
люди от слепой веры в
медицину переходят к ее полному отрицанию.
Доктора ездили к Наташе и отдельно, и консилиумами, говорили много по-французски, и по-немецки, и по-латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства
от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которою страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которою одержим живой
человек: ибо каждый живой
человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную
медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанную в
медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений страданий этих органов.