— И я решительно бы тогда что-нибудь над собою сделала, — продолжала Настенька, — потому что, думаю, если этот человек умер, что ж мне? Для чего осталось жить на свете? Лучше уж руки на себя наложить, — и только бог еще, видно, не хотел совершенной моей погибели и внушил мне мысль и желание причаститься… Отговела я тогда и пошла на исповедь к этому
отцу Серафиму — помнишь? — настоятель в монастыре: все ему рассказала, как ты меня полюбил, оставил, а теперь умер, и что я решилась лишить себя жизни!
Неточные совпадения
— И скажу! От кого плачется
Серафима Харитоновна? От кого дом у меня пустует? Кто засиротил малых детушек при живом отце-матери? От кого мыкается по чужим дворам Емельянова жена, как беспастушная скотина? Вся семья врозь пошла.
«Ну, ушла к
отцу, что же из этого? — раздумывал Галактион. — Ну, будут дети расти у дедушки, что же тут хорошего? Пьянство, безобразие, постоянные скандалы. Ах,
Серафима,
Серафима!»
Всех красивее и бойчее была Харитина, любимица
отца; средняя, Агния, была толстая и белая, вся в мать, а старшая,
Серафима, вступила уже в годы, да и лицо у нее было попорчено веснушками.
— Я знаю чему! — подхватила Настенька. — И тебя за это, Жак, накажет бог. Ты вот теперь постоянно недоволен жизнью и несчастлив, а после будет с тобой еще хуже — поверь ты мне!.. За меня тоже бог тебя накажет, потому что, пока я не встречалась с тобой, я все-таки была на что-нибудь похожа; а тут эти сомнения, насмешки… и что пользы? Как
отец же
Серафим говорит: «Сердце черствеет, ум не просвещается. Только на краеугольном камне веры, страха и любви к богу можем мы строить наше душевное здание».
Навстречу ему подымется
отец Михаил в коричневой ряске, совсем крошечный и сгорбленный, подобно
Серафиму Саровскому, уже не седой, а зеленоватый, видимо немного обеспокоенный появлением у него штатского, то есть человека из совсем другого, давно забытого, непривычного, невоенного мира.
И как-то вдруг слышишь, что уже весь лес, за минуту важно задумчивый, налился сотнями птичьих голосов, наполнен хлопотами живых существ, чистейших на земле, — по образу их человек,
отец красоты земной, создал в утешение себе эльфов, херувимов,
серафимов и весь ангельский чин.
«Бычок, — хмуро думал
отец. — Надо сказать
Серафиму, чтоб присмотрел за ним, не заразился бы…»
«Конечно, она это со зла наблудила, и надо жениться на ней, как только
отец умрёт», — великодушно думал он и тут же вспомнил смешные слова
Серафима Утешителя...
Своею бойкою игрою с делом Митя был похож на дядю Алексея, но в нём не заметно было хозяйской жадности, весёлым балагурством он весьма напоминал плотника
Серафима, это было замечено и
отцом; как-то во время ужина, когда Митя размёл, рассеял сердитое настроение за столом,
отец, ухмыляясь, проворчал...
Ему не хотелось выставляться. Он был не один. С ним ехала
Серафима. Дня за три перед тем они сели на этот пароход ночью. Она ушла от мужа, как только похоронили ее
отца, оставила письмо, муж играл в клубе, — и взяла с собою один чемодан и сумку.
— Вася! — еще порывистее перебила его
Серафима и положила горячую голову на его левое плечо. Зачем ей деньги?.. Я уж тебе говорила, какая она… И опять же
отец и к ней обращается.
— Зачем же откладывать? — заговорила немного погромче
Серафима и бросила долгий взгляд в сторону двери, где через комнату лежал
отец. — Ежели папенька проснется да посвежее будет… вы бы ему напомнили. А то… не ровен час. Он сам же боится.
— Спаси меня!..
Серафима! Спаси меня!.. Попроси у твоего
отца. Подействуй на мать. Ты это сделаешь. Ты это сделаешь!..
— Видишь… — продолжала
Серафима тихо, но тревожнее, чем бы нужно. — После
отца осталось… больше, чем мы с мамашей думали… И никакого завещания он не оставил.
Но мать — не слабая, рыхлая наседка. В ней не меньше характера, чем в
отце, только она умнее и податливее на всякую мысль, чувство, шутку, проблеск жизни. Ей бы не в мещанках родиться, а в самом тонком барстве. И от нее ничего не укроешь. Посмотрит тебе в глаза — и все поймет. Вот этого-то взгляда и пугалась теперь
Серафима.
«Любовник!» — произнесла
Серафима про себя и стала холодеть. Вдруг как она не выдержит?.. Нет, теперь, до смерти
отца — ни под каким видом!..
— Кто говорит! — перебила
Серафима. — Только как же теперь, — умри
отец без завещания, — определить, сколько ей следует и сколько нам?..
После отъезда Теркина
Серафима отправилась к
отцу.
Серафима спросила себя и сейчас же подумала о близкой смерти
отца. Неужели ей совсем не жалко потерять его? Опять обвинила она себя в бездушии. Но что же ей делать: чувство у нее такое, что она его уже похоронила и едет с похорон домой. Где же взять другого настроения? Или новых слез? Она поплакала там, у кровати
отца, и на коленки становилась.
Серафима Николаевна происходила из почтенной семьи потомков обрусевших шведов.
Отец ее был чиновник, но рано умер, оставив многочисленное семейство на руках матери.
Отец его прикрыл наготу моего ума и души крылом
серафима.
Но в старом «буржуазном» мире, в мире наших
отцов и дедов, было не одно дурное и злое — в нем были великие святыни и великие ценности. И вот эти святыни и ценности мир «социалистический» отвергает и истребляет. В старом «буржуазном» мире была святость и гениальность, явленные в ослепительных образах, в том мире были Пушкин и св.
Серафим.