Но, в сущности, повторяю, все эти тревоги — фальшивые. И ежели
отрешиться от мысли о начальстве, ежели победить в себе потребность каяться, признаваться и снимать шапку, ежели сказать себе: за что же начальство с меня будет взыскивать, коли я ничего не делаю,и ежели, наконец, раз навсегда сознать, что и становые и урядники — все это нечто эфемерное, скоропреходящее, на песце построенное (особливо, коли есть кому пожаловаться в губернии), то, право, жить можно. Умирать же и подавно ни от кого запрета нет…
Я не могу
отрешиться от мысли, что я умер, прежде чем родился, и в смерти возвращаюсь снова в то же состояние. Умереть и снова ожить с воспоминанием своего прежнего существования, — мы называем обмороком; вновь пробудиться с новыми органами, которые должны были вновь образоваться, значит родиться.
— Но ведь в этом ты не виноват, крестный, крестный!.. Разве можно быть веселой, когда знаешь то, что я знаю… Я не могу
отрешиться от мысли о моем несчастном отце… о моей бедной матери…
Неточные совпадения
Он не выдержал бы ни бесстрастную нелицеприятность логики, ни бесстрастную объективность природы;
отрешаться от всего для
мысли или
отрешаться от себя для наблюдения он не мог; человеческие дела, напротив, страстно занимали его.
Это удивляет и Ахиллу и Туберозова, с тою лишь разницей, что Ахилла не может
отрешиться от той
мысли: зачем здесь Препотенский, а чинный Савелий выбросил эту
мысль вон из головы тотчас, как пред ним распахнулись двери, открывающие алтарь, которому он привык предстоять со страхом и трепетом.
Григорий Богослов в «слове о богословии» 2‑м говорит: «Я шел с тем, чтобы постигнуть Бога; с этой
мыслью,
отрешившись от вещества и вещественного, собравшись, сколько мог, сам в себя, восходил я на гору.
Это ее занимало постоянно, и она, оставаясь сама с собою, не могла
отрешиться от этой
мысли.
Он напрягал все усилия своей воли, чтобы
отрешиться от этих
мыслей, а они, как мухи в осеннюю пору, назойливо жужжали в его голове.
Он понимал, что эта
мысль эгоистична, но не мог
отрешиться от нее.
В опыте мистиков преобладает тип пассивности, божественной пассивности, в которой утихает и замирает человеческая природа, до конца
отрешается от себя во имя жизни в Боге [См. интересную брошюру штейнерианца Бауера «Mystik und Okkultismus», в которой приводится та
мысль, что в мистике «я» исчезает в Боге, изобличается неправда «я», а в оккультизме раскрывается «я», его правда.
Пусть человек,
отрешившись от привычки, взятой с детства, допускать всё это, постарается взглянуть просто, прямо на это учение, пусть он перенесется
мыслью в свежего человека, воспитанного вне этого учения, и представит себе, каким покажется это учение такому человеку? Ведь это полное сумасшествие.
Чтобы быть в состоянии обсудить вопрос о том, какая жизнь счастливее, нам надо хоть мысленно
отрешиться от этого ложного представления и без предвзятой
мысли оглянуться на себя и вокруг себя.
Но стоит на минуту
отрешиться от той
мысли, что устройство, которое существует и сделано людьми, есть наилучшее, священное устройство жизни, чтобы возражение это о том, что учение Христа несвойственно природе человека, тотчас же обратилось против возражателей.