Неточные совпадения
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности
к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково
относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии
к тому
делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
Уже раз взявшись за это
дело, он добросовестно перечитывал всё, что
относилось к его предмету, и намеревался осенью ехать зa границу, чтоб изучить еще это
дело на месте, с тем чтобы с ним уже не случалось более по этому вопросу того, что так часто случалось с ним по различным вопросам. Только начнет он, бывало, понимать мысль собеседника и излагать свою, как вдруг ему говорят: «А Кауфман, а Джонс, а Дюбуа, а Мичели? Вы не читали их. Прочтите; они разработали этот вопрос».
Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут
относилось что-нибудь
к Чичикову; однако ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили, что они еще не знают, кто таков на самом
деле есть Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь все это как-то неясно, и когда вспомнили при этом, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности, стало быть, его преследовали, стало быть, он ведь сделал же что-нибудь такое… да кто же он в самом
деле такой?
Последние слова он уже сказал, обратившись
к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони, [Колокотрони — участник национально-освободительного движения в Греции в 20-х г. XIX в.] как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не
к тому лицу,
к которому
относятся слова, а
к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого знает, что не услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько смешавшийся в первую минуту незнакомец не знает, отвечать ли ему на то
дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже уйти прочь.
По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье. Она входила и в его положение: бог был вечно занят
делами миллионов людей, поэтому
к обыденным теням жизни следовало, по ее мнению,
относиться с деликатным терпением гостя, который, застав дом полным народа, ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь и питаясь по обстоятельствам.
Четырех
дней было достаточно для того, чтоб Самгин почувствовал себя между матерью и Варавкой в невыносимом положении человека, которому двое людей навязчиво показывают, как им тяжело жить. Варавка, озлобленно ругая купцов, чиновников, рабочих, со вкусом выговаривал неприличные слова, как будто забывая о присутствии Веры Петровны, она всячески показывала, что Варавка «ужасно» удивляет ее, совершенно непонятен ей, она
относилась к нему, как бабушка
к Настоящему Старику — деду Акиму.
— Передайте, пожалуйста, супруге мою сердечную благодарность за ласку. А уж вам я и не знаю, что сказать за вашу… благосклонность. Странное
дело, ей-богу! — негромко, но с упреком воскликнул он. —
К нашему брату
относятся, как, примерно,
к собакам, а ведь мы тоже, знаете… вроде докторов!
Еще в первые
дни неопределимой болезни Клима Лютов с невестой, Туробоевым и Лидией уехал на пароходе по Волге с тем, чтоб побывать на Кавказе и, посетив Крым, вернуться
к осени в Москву. Клим
отнесся к этой поездке так равнодушно, что даже подумал...
Через несколько
дней Самгин убедился, что в Москве нет людей здравомыслящих, ибо возмущенных убийством министра он не встретил. Студенты расхаживали по улицам с видом победителей. Только в кружке Прейса
к событию
отнеслись тревожно; Змиев, возбужденный до дрожи в руках, кричал...
Он не уклонялся от осторожной помощи ей в ее бесчисленных
делах, объясняя себе эту помощь своим стремлением ознакомиться с конспиративной ее работой, понять мотивы революционности этой всегда спокойной женщины, а она
относилась к его услугам как
к чему-то обязательному, не видя некоторого их риска для него и не обнаруживая желания сблизиться с ним.
— Любопытна слишком. Ей все надо знать — судоходство, лесоводство. Книжница. Книги портят женщин. Зимою я познакомился с водевильной актрисой, а она вдруг спрашивает: насколько зависим Ибсен от Ницше? Да черт их знает, кто от кого зависит! Я — от дураков. Мне на
днях губернатор сказал, что я компрометирую себя, давая работу политическим поднадзорным. Я говорю ему: Превосходительство! Они
относятся к работе честно! А он: разве, говорит, у нас, в России, нет уже честных людей неопороченных?
К людям он
относился достаточно пренебрежительно, для того чтоб не очень обижаться на них, но они настойчиво показывали ему, что он — лишний в этом городе. Особенно демонстративно действовали судейские, чуть не каждый
день возлагая на него казенные защиты по мелким уголовным
делам и задерживая его гражданские процессы. Все это заставило его отобрать для продажи кое-какое платье, мебель, ненужные книги, и как-то вечером, стоя среди вещей, собранных в столовой, сунув руки в карманы, он мысленно декламировал...
Раньше он
к евреям
относился равнодушно,
дело Бейлиса было для него
делом, которое компрометирует страну, а лицо страны — это ее интеллигенция.
После этого она стала
относиться к нему еще нежней и однажды сама, без его вызова, рассказала кратко и бескрасочно, что первый раз была арестована семнадцати лет по
делу «народоправцев», вскоре после того, как он видел ее с Лютовым.
Он был не очень уверен в своей профессиональной ловкости и проницательности, а после визита
к девице Обоимовой у него явилось опасение, что Марина может скомпрометировать его, запутав в какое-нибудь темное
дело. Он стал замечать, что,
относясь к нему все более дружески, Марина вместе с тем постепенно ставит его в позицию служащего, редко советуясь с ним о
делах. В конце концов он решил серьезно поговорить с нею обо всем, что смущало его.
Он за стенами как будто слышал ее голос и бессознательно соображал и предвидел ее слова и поступки. Он в несколько
дней изучил ее привычки, вкусы, некоторые склонности, но все это
относилось пока
к ее внешней и домашней жизни.
Меня, еще долго спустя, поражала потом, при воспоминании, эта способность его (в такие для него часы!) с таким сердечным вниманием
отнестись к чужому
делу, так спокойно и твердо рассказать его.
И действительно, радость засияла в его лице; но спешу прибавить, что в подобных случаях он никогда не
относился ко мне свысока, то есть вроде как бы старец
к какому-нибудь подростку; напротив, весьма часто любил самого меня слушать, даже заслушивался, на разные темы, полагая, что имеет
дело, хоть и с «вьюношем», как он выражался в высоком слоге (он очень хорошо знал, что надо выговаривать «юноша», а не «вьюнош»), но понимая вместе и то, что этот «вьюнош» безмерно выше его по образованию.
Говорить ли о теории ветров, о направлении и курсах корабля, о широтах и долготах или докладывать, что такая-то страна была когда-то под водою, а вот это
дно было наруже; этот остров произошел от огня, а тот от сырости; начало этой страны
относится к такому времени, народ произошел оттуда, и при этом старательно выписать из ученых авторитетов, откуда, что и как?
Далее: «Во-вторых, защитник Масловой, — продолжал он читать, — был остановлен во время речи председателем, когда, желая охарактеризовать личность Масловой, он коснулся внутренних причин ее падения, на том основании, что слова защитника якобы не
относятся прямо
к делу, а между тем в
делах уголовных, как то было неоднократно указываемо Сенатом, выяснение характера и вообще нравственного облика подсудимого имеет первенствующее значение, хотя бы для правильного решения вопроса о вменении» — два, — сказал он, взглянув на Нехлюдова.
Веревкин каждый
день ездил в бахаревский дом. Его появление всегда оживляло раскольничью строгость семейной обстановки, и даже сама Марья Степановна как-то делалась мягче и словоохотливее. Что касается Верочки, то эта умная девушка не предавалась особенным восторгам, а
относилась к жениху, как
относятся благоразумные больные
к хорошо испытанному и верному медицинскому средству. Иногда она умела очень тонко посмеяться над простоватой «натурой» Nicolas, который даже смущался и начинал так смешно вздыхать.
Обед был подан в номере, который заменял приемную и столовую.
К обеду явились пани Марина и Давид. Привалов смутился за свой деревенский костюм и пожалел, что согласился остаться обедать. Ляховская
отнеслась к гостю с той бессодержательной светской любезностью, которая ничего не говорит. Чтобы попасть в тон этой дамы, Привалову пришлось собрать весь запас своих знаний большого света. Эти трогательные усилия по возможности
разделял доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть светского ига.
— Давайте же поговорим, — сказала она, подходя
к нему. — Как вы живете? Что у вас? Как? Я все эти
дни думала о вас, — продолжала она нервно, — я хотела послать вам письмо, хотела сама поехать
к вам в Дялиж, и я уже решила поехать, но потом раздумала, — бог знает, как вы теперь ко мне
относитесь. Я с таким волнением ожидала вас сегодня. Ради бога, пойдемте в сад.
К личному же характеру
дела,
к трагедии его, равно как и
к личностям участвующих лиц, начиная с подсудимого, он
относился довольно безразлично и отвлеченно, как, впрочем, может быть, и следовало.
Странное
дело: стрелки верили в существование своих чертей, но в то же время с недоверием и насмешками
относились к чертям удэгейцев.
Просыпаясь, она нежится в своей теплой постельке, ей лень вставать, она и думает и не думает, и полудремлет и не дремлет; думает, — это, значит, думает о чем-нибудь таком, что
относится именно
к этому
дню,
к этим
дням, что-нибудь по хозяйству, по мастерской, по знакомствам, по планам, как расположить этот
день, это, конечно, не дремота; но, кроме того, есть еще два предмета, года через три после свадьбы явился и третий, который тут в руках у ней, Митя: он «Митя», конечно, в честь друга Дмитрия; а два другие предмета, один — сладкая мысль о занятии, которое дает ей полную самостоятельность в жизни, другая мысль — Саша; этой мысли даже и нельзя назвать особою мыслью, она прибавляется ко всему, о чем думается, потому что он участвует во всей ее жизни; а когда эта мысль, эта не особая мысль, а всегдашняя мысль, остается одна в ее думе, — она очень, очень много времени бывает одна в ее думе, — тогда как это назвать? дума ли это или дремота, спится ли ей или Не спится? глаза полузакрыты, на щеках легкий румянец будто румянец сна… да, это дремота.
Канцелярия министра внутренних
дел относилась к канцелярии вятского губернатора, как сапоги вычищенные
относятся к невычищенным: та же кожа, те же подошвы, но одни в грязи, а другие под лаком.
Хотя я
относился довольно непримиримо
к советской власти и не хотел с ней иметь никакого
дела, но я имел охранные грамоты, охранявшие нашу квартиру и мою библиотеку.
К Живой церкви я
относился отрицательно, так как ее представители начали свое
дело с доносов на патриарха и Патриаршую церковь.
— Что такое? Что еще за англичанин? — говорит священник. — Газеты
дело мирское и
к предмету не
относятся. Вот скажи лучше, какой сегодня…
Это был жестокий удар всему панству. Пан Погорельский плакал, как бобр, по выражению капитана, оплакивая порчу нравов, — periculum in mores nobilitatis harno-lusiensis. Только сам Лохманович
отнесся к неприятной случайности вполне философски.
Дня через два, спокойный и величавый, как всегда, он явился
к капитану.
Братья нисколько не сомневались, что отец не будет шутить и сдержит свое слово. Не такой человек, чтобы болтать напрасно. Впрочем, Галактион ничем не обнаруживал своего волнения и
относился к своей судьбе, как
к делу самому обыкновенному.
Старик настолько увлекся своею новою постройкой, что больше ничего не желал знать.
Дело дошло до того, что он
отнесся как-то совсем равнодушно даже
к оправданию родного сына Лиодора.
— Это
к делу не
относится… да-с.
— Ах, это совсем другое
дело! Мы, старики, в силу вещей,
относимся к людям снисходительнее, хотя и ворчим. Молодость нетерпима, а за старостью стоит громадный опыт, который говорит, что на земле совершенства нет и что все относительно. У стариков, если хочешь, своя логика.
На другой
день Харитина получила от мужа самое жалкое письмо. Он униженно просил прощения и умолял навестить его. Харитина разорвала письмо и не поехала в острог. Ее теперь больше всего интересовала затея женить доктора на Агнии. Серафима
отнеслась к этой комбинации совершенно равнодушно и только заметила...
Но это была только одна отговорка. Она отлично понимала всякие
дела, хотя и
относилась к конкурсу совершенно равнодушно.
Все общество
отнеслось к этому предложению с большим сочувствием.
День был прелестный. Можно проехать вверх по Ключевой верст на сорок, почти до самого Заполья.
Несмотря на некоторую резкость, Харитина заметно успокоилась и вся ушла в домашние
дела. Она ухаживала за ребятишками, вела все хозяйство и зорко следила за сестрой.
К Галактиону она
отнеслась спокойно и просто, как
к близкому родственнику, и не испытывала предававшего ее волнения в его присутствии.
Серафима
относилась к сестре как-то безразлично и больше не ревновала ее
к мужу. По целым
дням она ходила вялая и апатичная и оживлялась только вечером, когда непременно усаживала Харитину играть в дурачки. Странно, что Харитина покорно исполняла все ее капризы.
А дед жестоко колотил меня за каждое посещение нахлебника, которое становилось известно ему, рыжему хорьку. Я, конечно, не говорил Хорошему
Делу о том, что мне запрещают знакомство с ним, но откровенно рассказывал, как
относятся к нему в доме.
Преследования и принуждения в
делах веры и совести невозможны и нецерковны не в силу права свободы совести или формального принципа веротерпимости, что не важно и не
относится к сущности религии, а в силу долга свободы, обязанности нести бремя, в силу того, что свобода есть сущность христианства.
Если бы можно было не считать побегов, то половина всех
дел относилась бы
к убийствам.
К нелегким работам
относятся здесь также обязанности дровотасков, которые каждый
день рубят дрова, заготовляют их и под утро, когда еще все спят, топят печи.
Этот взгляд был присущ и младшим представителям церкви; сахалинские священники всегда держались в стороне от наказания и
относились к ссыльным не как
к преступникам, а как
к людям, и в этом отношении проявляли больше такта и понимания своего долга, чем врачи или агрономы, которые часто вмешивались не в свое
дело.
Слушал эти рассказы и Петр Васильич, но
относился к ним совершенно равнодушно. Он отступился от матери, предоставив ей пользоваться всеми доходами от постояльцев. Будет Окся или другая девка — ему было все равно. Вранье Мыльникова просто забавляло вороватого домовладыку. Да и маменька пусть покипятится за свою жадность… У Петра Васильича было теперь свое
дело, в которое он ушел весь.
К суровому старику
относились с глубоким уважением именно потому, что он видел каждое
дело насквозь, и не было никакой возможности обмануть его в ничтожных пустяках.
— Теперь вы, кажется, разбогатели и не можете жаловаться на судьбу… Одним словом, это
к делу не
относится…
На этом пункте они всегда спорили. Старый штейгер
относился к вольному человеку — старателю — с ненавистью старой дворовой собаки. Вот свои работы — другое
дело… Это настоящее
дело, кабы сила брала. Между разговорами Родион Потапыч вечно прислушивался
к смешанному гулу работавшей шахты и, как опытный капельмейстер, в этой пестрой волне звуков сейчас же улавливал малейшую неверную ноту. Раз он соскочил совсем бледный и даже поднял руку кверху.
— Это
к делу не
относится… — заметил следователь, быстро записывая что-то на листе бумаги.