Было раннее утро. Сквозь дремоту я слышал, как мать говорила из соседней комнаты, чтобы
открыли ставни. Горничная вошла в спальню, отодвинула задвижку и вышла на двор, чтобы исполнить приказание. И когда она вышла, скрипнув дверью, меня опять захватил еще не рассеявшийся утренний сон. И в нем я увидел себя Наполеоном.
Неточные совпадения
Все четыре окна квартиры его были закрыты
ставнями, и это очень усилило неприятное его настроение. Дверь
открыла сухая, темная старушка Фелицата, она показалась еще более сутулой, осевшей к земле, всегда молчаливая, она и теперь поклонилась ему безмолвно, но тусклые глаза ее смотрели на него, как на незнакомого, тряпичные губы шевелились, и она разводила руками так, как будто вот сейчас спросит...
Я проснулся.
Ставни как раз открывались, комнату заливал свет солнца, а звук залпа объяснялся падением железного засова
ставни. И я не мог поверить, что весь мой долгий сон с поисками, неудачами, приключениями, улегся в те несколько секунд, которые были нужны горничной, чтобы
открыть снаружи
ставню…
Она повела его в кабинет и,
открыв внутренний болт
ставни, распахнула ее. Дневной свет мягко и скучно расплескался по красным с золотом стенам, по канделябрам, по мягкой красной вельветиновой мебели.
Раньше
ставни в ранжерее
открыть, раньше протапливать начать, да чтобы не засушить или не залить — вот тогда и будут ранние персики!
—
Ставня открывать нада — светла!
— Давай самовар! — радостно скомандовал хозяин. — А
ставни не
открывай, давай огня лучше, налей лампу!
— Вот это называется спросить основательно! — расхохотался Галуэй. Автомат качнул головой,
открыл рот, захлопал губами, и я услышал резкий, как скрип
ставни, ответ...
Путеводитель мой останавливается у забора какого-то сада за духовной академией, я торопливо догоняю его. Молча перелезаем через забор, идем густо заросшим садом, задевая ветви деревьев, крупные капли воды падают на нас. Остановясь у стены дома, тихо стучим в
ставень наглухо закрытого окна, — окно
открывает кто-то бородатый, за ним я вижу тьму и не слышу ни звука.
И только когда прошло шесть месяцев, она сняла плерезы и стала
открывать на окнах
ставни.
Герасим
открыл один
ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда-то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.