Неточные совпадения
Впрочем, ради дочери прощалось многое
отцу, и мир у них держался до тех пор, покуда не приехали гостить к
генералу родственницы, графиня Болдырева и княжна Юзякина: одна — вдова, другая — старая девка, обе фрейлины прежних времен, обе болтуньи, обе сплетницы, не весьма обворожительные любезностью своей, но, однако же, имевшие значительные связи в Петербурге, и перед которыми
генерал немножко даже подличал.
— Петр Петрович! — закричала она, — защитите хоть вы! Внушите этой глупой твари, что не смеет она так обращаться с благородной дамой в несчастии, что на это есть суд… я к самому генерал-губернатору… Она ответит… Помня хлеб-соль моего
отца, защитите сирот.
Получив письмо от
генерала, он довольно искусным образом выпроводил Василису Егоровну, сказав ей, будто бы
отец Герасим получил из Оренбурга какие-то чудные известия, которые содержит в великой тайне.
Отец его, боевой
генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль.
— Детскость какая! Пришла к
генералу дочь
генерала и — заплакала, дурочка: ах, я должна застрелить вас, а — не могу, вы — друг моего
отца! Татьяна-то Леонтьева, которая вместо министра Дурново какого-то немца-коммивояжера подстрелила, тоже, кажется, генеральская дочь? Это уж какие-то семейные дела…
Сын
генерала делал такую же карьеру, как и
отец, и после военной академии служил в разведочном бюро и очень гордился теми занятиями, которые были там поручены ему. Занятия его состояли в заведывании шпионами.
— Именно тебя, — усмехнулся Ракитин. — Поспешаешь к
отцу игумену. Знаю; у того стол. С самого того времени, как архиерея с
генералом Пахатовым принимал, помнишь, такого стола еще не было. Я там не буду, а ты ступай, соусы подавай. Скажи ты мне, Алексей, одно: что сей сон значит? Я вот что хотел спросить.
Отец служил без удачи и без падений, в 40 лет вышел в отставку
генерал — лейтенантом и поселился в одном из своих поместий, разбросанных по верховью Медведицы.
Напротив же сего генерал-аншеф Кирила Петров сын Троекуров 3-го генваря сего года взошел в сей суд с прошением, что хотя помянутый гвардии поручик Андрей Дубровский и представил при учиненном следствии к делу сему выданную покойным его
отцом Гаврилом Дубровским титулярному советнику Соболеву доверенность на запроданное ему имение, но по оной не только подлинной купчей, но даже и на совершение когда-либо оной никаких ясных доказательств по силе генерального регламента 19 главы и указа 1752 года ноября 29 дня не представил.
Как из дела сего видно, что генерал-аншеф Кирила Петров сын Троекуров на означенное спорное имение, находящееся ныне во владении у гвардии поручика Андрея Гаврилова сына Дубровского, состоящее в сельце Кистеневке, по нынешней… ревизии всего мужеска пола ** душ, с землею, и угодьями, представил подлинную купчую на продажу оного покойному
отцу его, провинциальному секретарю, который потом был коллежским асессором, в 17… году из дворян канцеляристом Фадеем Спицыным, и что сверх сего сей покупщик, Троекуров, как из учиненной на той купчей надписи видно, был в том же году ** земским судом введен во владение, которое имение уже и за него отказано, и хотя напротив сего со стороны гвардии поручика Андрея Дубровского и представлена доверенность, данная тем умершим покупщиком Троекуровым титулярному советнику Соболеву для совершения купчей на имя
отца его, Дубровского, но по таковым сделкам не только утверждать крепостные недвижимые имения, но даже и временно владеть по указу…. воспрещено, к тому ж и самая доверенность смертию дателя оной совершенно уничтожается.
Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18… года июня 9 дня взошел в сей суд с прошением в том, что покойный его
отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров в 17… году августа 14 дня, служивший в то время в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после
отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из людей ни единыя души, а из земли ни единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая в тот же день в ** палате суда и расправы совершена, и
отец его тогда же августа в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ.
— А наконец 17… года сентября 6-го дня
отец его волею божиею помер, а между тем он проситель генерал-аншеф Троекуров с 17… года почти с малолетства находился в военной службе и по большой части был в походах за границами, почему он и не мог иметь сведения, как о смерти
отца его, равно и об оставшемся после его имении.
Обед был большой. Мне пришлось сидеть возле
генерала Раевского, брата жены Орлова. Раевский был тоже в опале с 14 декабря; сын знаменитого Н. Н. Раевского, он мальчиком четырнадцати лет находился с своим братом под Бородином возле
отца; впоследствии он умер от ран на Кавказе. Я рассказал ему об Огареве и спросил, может ли и захочет ли Орлов что-нибудь сделать.
Мортье действительно дал комнату в генерал-губернаторском доме и велел нас снабдить съестными припасами; его метрдотель прислал даже вина. Так прошло несколько дней, после которых в четыре часа утра Мортье прислал за моим
отцом адъютанта и отправил его в Кремль.
Их
отец был схвачен при Павле вследствие какого-то политического доноса, брошен в Шлиссельбург и потом сослан в Сибирь на поселенье. Александр возвратил тысячи сосланных безумным
отцом его, но Пассек был забыт. Он был племянник того Пассека, который участвовал в убийстве Петра III, потом был генерал-губернатором в польских провинциях и мог требовать долю наследства, уже перешедшую в другие руки, эти-то другие руки и задержали его в Сибири.
Генерал-губернатор Западной Сибири Пестель,
отец знаменитого Пестеля, казненного Николаем, был настоящий римский проконсул, да еще из самых яростных.
Года через два или три, раз вечером сидели у моего
отца два товарища по полку: П. К. Эссен, оренбургский генерал-губернатор, и А. Н. Бахметев, бывший наместником в Бессарабии,
генерал, которому под Бородином оторвало ногу. Комната моя была возле залы, в которой они уселись. Между прочим, мой
отец сказал им, что он говорил с князем Юсуповым насчет определения меня на службу.
Несмотря на зловещие пророчества хромого
генерала,
отец мой определил-таки меня на службу к князю Н. Б. Юсупову в Кремлевскую экспедицию.
Оказалось, что мой крестный
отец и муж моей тети,
генерал свиты Его Величества светлейший князь Н.П. Лопухин-Демидов сказал великому князю Владимиру Александровичу, с которым был близок, что племянника его жены и его крестного сына сослали в Вологодскую губернию, возмущался этим и просил, чтобы меня перевели на юг.
Благодаря связи моего
отца с генерал-губернатором я был сравнительно скоро освобожден, я сидел всего месяц с чем-то, но освобожден без права выезда из Киева, под надзором полиции до решения моего дела.
Активно участвовали такие видные представители католического мира, как
отец Жиле, впоследствии
генерал доминиканского ордена,
отец Лабертоньер, представитель радикального течения католического модернизма, и особенно активен был Жак Маритен, о котором речь впереди.
Жандармы и полиция знали, что
отец на «ты» с губернатором, друг генерал-губернатора, имеет связи в Петербурге.
Дворцовый комендант, генерал-адъютант Черевин, тоже близкий Александру III, был товарищем моего
отца по кавалергардскому полку.
Записки свои приводил он к концу,
Читал он газеты, журналы,
Пиры задавал; наезжали к
отцуСедые, как он,
генералы,
И шли бесконечные споры тогда...
Жених уже есть,
Он славно под Лейпцигом дрался,
Его полюбил государь, наш
отец,
И дал ему чин
генерала.
Правда,
генерал, по некоторым обстоятельствам, стал излишне подозрителен; но так как он был
отец и супруг опытный и ловкий, то тотчас же и взял свои меры.
Затем стал говорить
генерал Епанчин, в своем качестве
отца, и говорил резонно, избегнул трогательного, упомянул только, что вполне признает ее право на решение судьбы Афанасия Ивановича, ловко щегольнул собственным смирением, представив на вид, что судьба его дочери, а может быть и двух других дочерей, зависит теперь от ее же решения.
Мы уже сказали сейчас, что сам
генерал, хотя был человек и не очень образованный, а, напротив, как он сам выражался о себе, «человек самоучный», но был, однако же, опытным супругом и ловким
отцом.
По одной стороне коридора находились те три комнаты, которые назначались внаем, для «особенно рекомендованных» жильцов; кроме того, по той же стороне коридора, в самом конце его, у кухни, находилась четвертая комнатка, потеснее всех прочих, в которой помещался сам отставной
генерал Иволгин,
отец семейства, и спал на широком диване, а ходить и выходить из квартиры обязан был чрез кухню и по черной лестнице.
— Ардалион Александрович Иволгин, — с достоинством произнес нагнувшийся и улыбающийся
генерал, — старый, несчастный солдат и
отец семейства, счастливого надеждой заключать в себе такую прелестную…
Между прочим, она успела рассказать, что
отец ее сегодня, еще чем свет, побежал к «покойнику», как называл он
генерала, узнать, не помер ли он за ночь, и что слышно, говорят, наверно, скоро помрет.
—
Отец; но он умер, кажется, не в Твери, а в Елисаветграде, — робко заметил князь
генералу. — Я слышал от Павлищева…
Князь проговорил свои несколько фраз голосом неспокойным, прерываясь и часто переводя дух. Всё выражало в нем чрезвычайное волнение. Настасья Филипповна смотрела на него с любопытством, но уже не смеялась. В эту самую минуту вдруг громкий, новый голос, послышавшийся из-за толпы, плотно обступившей князя и Настасью Филипповну, так сказать, раздвинул толпу и разделил ее надвое. Перед Настасьей Филипповной стоял сам
отец семейства,
генерал Иволгин. Он был во фраке и в чистой манишке; усы его были нафабрены…
— Как истинный друг
отца вашего, желаю предупредить, — сказал
генерал, — я, вы видите сами, я пострадал, по трагической катастрофе; но без суда! Без суда! Нина Александровна — женщина редкая. Варвара Ардалионовна, дочь моя, — редкая дочь! По обстоятельствам содержим квартиры — падение неслыханное! Мне, которому оставалось быть генерал-губернатором!.. Но вам мы рады всегда. А между тем у меня в доме трагедия!
Отец Варвары Павловны, Павел Петрович Коробьин, генерал-майор в отставке, весь свой век провел в Петербурге на службе, слыл в молодости ловким танцором и фрунтовиком, находился, по бедности, адъютантом при двух-трех невзрачных
генералах, женился на дочери одного из них, взяв тысяч двадцать пять приданого, до тонкости постиг всю премудрость учений и смотров; тянул, тянул лямку и, наконец, годиков через двадцать добился генеральского чина, получил полк.
Раз у
отца, в кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображен на портрете
Был молодой
генерал.
«Кто это? — спрашивал Саша. —
Кто?..» — Это дедушка твой. —
И отвернулся папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова в ответ.
Внук, перед дедушкой стоя,
Зорко глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив? говори!»
— Вырастешь, Саша, узнаешь. —
«То-то… ты скажешь, смотри!..
Наконец наступила и минута разлуки. Экипаж стоял у крыльца; по старинному обычаю,
отец и сын на минуту присели в зале. Старый
генерал встал первый. Он был бледен, пошатываясь, подошел к сыну и слабеющими руками обнял его.
Отец Алексей даже похолодел, когда
генерал прочитал ему произведение своей фантазии. Но с
генералом спорить было мудрено, а заставить его добровольно отступиться от однажды принятого решения — и совсем невозможно.
Так как по всей окрестности разнесся слух, что
генерал, устами
отца Алексея, будет обличать Анпетова, то народу в церковь собралось видимо-невидимо.
Однажды из-за этого обстоятельства даже чуть не вышло между ними серьезное столкновение.
Генерал не вытерпел и, следуя традициям старинной русской шутливости, послал
отцу Алексею копытной мази.
Отец Алексей обиделся…
Почти беспрерывно он обращался к
отцу с требованием денег, и надо отдать справедливость
генералу, он редко отказывал.
Петенька сделал еще несколько попыток к примирению
отца с Стреловым, но всякий раз слышал один ответ:"Ни слова, мой друг!" — после чего старый
генерал удалялся в спальную и запирался там.
Одного не любил
генерал в
отце Алексее: что он елеем волосы себе мазал. И потому, поговорив об архиереях, всегда склонял разговор и на этот предмет...
Миссия Петеньки была окончена, и он немедленно заторопился в Петербург. В последние два дня он уже не посещал «Мысок» и был почти нежен с
отцом. Старый
генерал, с своей стороны, по мере приближения отъезда сына, делался тревожен и взволнован, по-видимому тоже принимая какое-то решение.
Читатель! размысли, не имеет ли притча сия отношения к тем нашим реформаторам-нигилистам (увы!
генерал все еще не мог забыть мировых посредников начала шестидесятых годов!), кои полученное от
отцов наследие в котле переформировок варят, но варевом сим никому удовольствия не делают, а токмо смрад!"
Наконец
генерал надумался и обратился к «батюшке».
Отец Алексей был человек молодой, очень приличного вида и страстно любимый своею попадьей. Он щеголял шелковою рясой и возвышенным образом мыслей и пленил
генерала, сказав однажды, что"вера — главное, а разум — все равно что слуга на запятках: есть надобность за чем-нибудь его послать — хорошо, а нет надобности — и так простоит на запятках!"
— Понимаю, — соглашался
генерал. — А отчего же и в самом деле не предложить бы Тетюеву этого места? Это такой развитой, интеллигентный человек — настоящая находка для заводов! Тем более что
отец Авдея Никитича столько лет занимал пост главного управляющего.
Ивины тоже были богачи, и
отец их был какой-то важный штатский
генерал, который всего только раз, при бабушке, сам был у нас.
Большая Межевая церковь была почти полна. У Синельниковых, по их покойному мужу и
отцу, полковнику генерального штаба, занимавшему при генерал-губернаторе Владимире Долгоруком очень важный пост, оказалось в Москве обширное и блестящее знакомство. Обряд венчания происходил очень торжественно: с певчими из капеллы Сахарова, со знаменитым протодиаконом Успенского собора Юстовым и с полным ослепительным освещением, с нарядной публикой.
Мальчику было тогда лет восемь, а легкомысленный
генерал Ставрогин,
отец его, жил в то время уже в разлуке с его мамашей, так что ребенок возрос под одним только ее попечением.