Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из
отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент, передав все, что они между собой говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены были вещи и кошелек.
Но благоприятность случая не только редка и мимолетна, — она вообще должна считаться благоприятностью только относительною: вредная, искажающая случайность всегда оказывается в природе не вполне побежденною, если мы отбросим светлую маску, накидываемую отдаленностью места и времени на восприятие (Wahrnehm ng) прекрасного в природе, и строже всмотримся в предмет; искажающая случайность вносит в прекрасную, по-видимому, группировку нескольких предметов много такого, что вредит ее полной красоте; мало того, эта вредящая случайность вторгается и в
отдельный предмет, который казался нам сначала вполне прекрасен, и мы видим, что ничто не изъято от ее владычества.
Я не буду говорить о том, что основные понятия, из которых выводится у Гегеля определение прекрасного], теперь уже признаны не выдерживающими критики; не буду говорить и о том, что прекрасное [у Гегеля] является только «призраком», проистекающим от непроницательности взгляда, не просветленного философским мышлением, перед которым исчезает кажущаяся полнота проявления идеи в
отдельном предмете, так что [по системе Гегеля] чем выше развито мышление, тем более исчезает перед ним прекрасное, и, наконец, для вполне развитого мышления есть только истинное, а прекрасного нет; не буду опровергать этого фактом, что на самом деле развитие мышления в человеке нисколько не разрушает в нем эстетического чувства: все это уже было высказано много раз.
Неточные совпадения
Эту-то науку жизни сделал он
предметом отдельного курса воспитания, в который поступали только одни самые отличные.
Лонгрен, называя девочке имена снастей, парусов,
предметов морского обихода, постепенно увлекался, переходя от объяснений к различным эпизодам, в которых играли роль то брашпиль, то рулевое колесо, то мачта или какой-нибудь тип лодки и т. п., а от
отдельных иллюстраций этих переходил к широким картинам морских скитаний, вплетая суеверия в действительность, а действительность — в образы своей фантазии.
Прочие промыслы, как, например, рыбная и звериная ловля, незначительны и не в состоянии прокормить самих промышленников; для торговли эти промыслы едва доставляют несколько неважных
предметов, как-то: шкур, рогов, клыков, которые не составляют общих,
отдельных статей торга.
— Да нет же. Вы поймите, что земля не может быть
предметом собственности
отдельных лиц.
Местность была поразительно однообразна: поляны, перелески, овраги, кусты,
отдельные деревья и валежник на земле — все это было так похоже друг на друга, что по этим
предметам никак нельзя было ориентироваться.
Осуществляясь, абсолютная идея разлагается на цепь определенных идей; и каждая определенная идея в свою очередь вполне осуществляется только во всем бесконечном множестве обнимаемых ею
предметов или существ, но никогда не может вполне осуществиться в одном
отдельном существе.
Но и в том и в другом случае, в
отдельном ли
предмете мы находим красоту, или в сгруппировке
предметов, следствие будет одно и то же, если мы строже рассмотрим красоту.
Но в нем есть справедливая сторона — то, что «прекрасное» есть
отдельный живой
предмет, а не отвлеченная мысль; есть и другой справедливый намек на свойство истинно художественных произведений искусства: они всегда имеют содержанием своим что-нибудь интересное вообще для человека, а не для одного художника (намек этот заключается в том, что идея — «нечто общее, действующее всегда и везде»); отчего происходит это, увидим на своем месте.
В этом видят преимущество поэтических картин перед действительностью; но то же самое делает и каждое
отдельное слово со своим
предметом: в слове (в понятии) также выпущены все случайные и оставлены одни существенные черты
предмета; может быть, для неопытного соображения слово яснее самого
предмета; но это уяснение есть только ослабление.
Почему, не будучи в состоянии справиться без репетитора с лекциями в университете, я махнул на них рукой, а через 25 лет с охотою занимался
отдельными отраслями знания, даже с известным наслаждением, так как, не заваливая мозгов разнообразными
предметами, совершенно ясно понимал, над чем я тружусь. Гораздо легче механически действовать в незнакомом деле по чужому указанию, чем самому добираться, основательно или нет нам указывают.
Говоря по совести, этого среднего пути я еще не знаю, но кажется, что с 19 февраля 1861 года он уже начинает понемногу освещаться. Массы выясняются; показываются очертания
отдельных особей; наблюдательные средства получают возможность действовать успешнее не потому, чтобы они сами по себе дошли до совершенства, а потому, что уничтожилось несколько лишних преград, стоявших между
предметом и предметным стеклом. Очень возможно, что упадут и другие последние преграды.
Он имел возможность сделать много наблюдений по
предмету ее содержания и заранее придумал множество забавных сцен и даже множество
отдельных стихов с звучными и трудными рифмами, до которых он был большой охотник, — а между тем твердого плана комедии у него не было; я убедил его, чтобы он непременно написал, так сказать, остов пиесы и потом уже, следуя своему плану, пользовался придуманными им сценами и стихами.
Многие из больных видели, когда его переносили вместе с постелью в
отдельный номер; несли его головою вперед, и он был неподвижен, только темные впавшие глаза переходили с
предмета на
предмет, и было в них что-то такое безропотно-печальное и жуткое, что никто из больных не выдерживал их взгляда — и отворачивался.
«Обычное представление о Боге как
отдельном существе вне мира и позади (?) мира не исчерпывает всеобщего
предмета религии и есть редко чистая и всегда недостаточная форма выражения религиозного сознания…
Однако все
отдельные верования, относящиеся и к области имманентного, здешнего мира, проистекают из центрального содержания веры, являются его
отдельными приложениями и разветвлениями; а главным, в сущности единственным
предметом веры, остается одно: ЕСИ.
Первый и главный акт нашего познания живых существ тот, что мы много разных
предметов включаем в понятие одного живого существа, и это живое существо исключаем из всего другого. И то и другое мы делаем только на основании всеми нами одинаково сознаваемого определения жизни, как стремления к благу себя, как
отдельного от всего мира существа.
Между тем некоторые сочинения по части раскола, явившиеся в последнее время (с 1857 г.), частью в журналах, частью
отдельными книгами, доказали, что русская публика жаждет уяснения этого
предмета, горячо желает, чтобы путем всепросвещающего анализа разъяснили ей наконец загадочное явление, отражающееся на десятке миллионов русских людей и не на одной сотне тысяч народа в Пруссии, Австрии, Дунайских княжествах, Турции, Малой Азии, Египте и, может быть, даже Японии [«Путешественник в Опоньское царство», о раскольнической рукописи первых годов XVIII столетия.].