Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге, то, казалось бы, им необходимо было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать, тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен вопрос в моей книге: действительно ли Христос требовал от своих учеников исполнения того, чему он учил в нагорной проповеди, и потому может или не может христианин,
оставаясь христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или ища в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Всякий мирской человек, читая евангелие, в глубине души знает, что по этому учению нельзя ни под каким предлогом: ни ради возмездия, ни ради защиты, ни ради спасения другого, делать зло ближнему, и что поэтому, если он желает
оставаться христианином, ему надо одно из двух: или переменить всю свою жизнь, которая держится на насилии, то есть на делании зла ближнему, или скрыть как-нибудь от самого себя то, чего требует учение Христа.
Оттуда доносился до слуха его звук музыкальных инструментов, и трещоток, и пиршественные нетрезвые клики, а с другой стороны, оттуда, где
остались христиане, ветерок наносил греческий напев молитв, которые тянули пресвитеры.
[Потрясающий образ Иоахима из Флориды хорошо нарисован в книге Жебара «Мистическая Италия».] «Если Третье Царство — иллюзия, какое утешение может
остаться христианам перед лицом всеобщего расстройства мира, который мы не ненавидим лишь из милосердия?» «Есть три царства: царство Ветхого Завета, Отца, царство страха; царство Нового Завета, Сына, царство искупления; царство Евангелия от Иоанна, Св.
Неточные совпадения
Шинкарка никаким образом не решалась ему верить в долг; он хотел было дожидаться, авось-либо придет какой-нибудь набожный дворянин и попотчует его; но, как нарочно, все дворяне
оставались дома и, как честные
христиане, ели кутью посреди своих домашних.
Да, брат, всегда ты дурным
христианином был и теперь таким же
остаешься.
Разумеется, в своем месте Матвей смеялся над этими пустяками; очень нужно Аврааму, которого чтут также и
христиане, заходить в грязные лачуги некрещеных жидов! Но теперь ему стало очень обидно за Борка и за то, что даже евреи, такой крепкий в своей вере народ, забыли здесь свой обычай… Молодые люди наскоро отужинали и убежали опять в другую комнату, а Борк
остался один. И у Матвея защемило сердце при виде одинокой и грустной фигуры еврея.
Упразднение государственной формы жизни нежелательно не только тогда, когда будет малая часть истинных
христиан, но оно нежелательно даже тогда, когда все будут
христианами, но в среде их или вокруг их, в других народах,
останутся нехристиане, потому что нехристиане будут безнаказанно грабить, насиловать, убивать
христиан и сделают их жизнь мучительною.
Я знаю про унтер-офицера гвардии, который в 1891 году в Берлине объявил начальству, что он, как
христианин, не будет продолжать службу и, несмотря на все увещания, угрозы и наказания,
остался при своем решении.
— «Прости»! Но к чему вам мое прощение? Ну, хорошо, положим, что я вас и прощу: я
христианин, я не могу не простить; я и теперь уже почти вас простил. Но решите же сами: сообразно ли будет хоть сколько-нибудь с здравым смыслом и благородством души, если я хоть на одну минуту
останусь теперь в вашем доме? Ведь вы выгоняли меня!
А мельник и сам не одному
христианину так чуприну скубнет, что, пожалуй, и в руках
останется, а из глаз искры, как на кузнице из-под молота, посыплются…
А еще уведомляю вас, матушка, что по всей Москве древлеправославные
христиане весьма прискорбны
остаются при находящих на жительство наше напастех и весьма опасны разорения старинных наших святых мест…
Если бы я не мог
оставаться разумным, будучи
христианином, то я отказался бы от христианства.
Но это молитвенное освящение есть лишь «молитва
христианина пред началом всякого дела», а не представляет собой религиозного осмысления именно вот этого определенного дела, которое в существе своем
остается все-таки религиозно непросветленным.
— Мало что-то
христиан у нас
осталось, — с горечью заметила Ольга Николаевна.
В искусстве катакомб было принято античное искусство, творчество
осталось у
христиан языческим.
Христиане не считались столь драгоценными, чтобы из-за них строго взыскивать, и потому погромы, случавшиеся в общинах отдаленных
христиан, нередко с тяжкими мучительствами, убийствами и с самым обидным издевательством над их верою, проходили без всяких наказаний или с наказаниями столь легкими, что над ними смеялись. Чаще же погромы даже совсем
оставались неизвестными в Византии и в Риме.
Христиане же были в растерянности и,
оставаясь до сих пор с другой стороны горы, противоположной той, где появились Зенон и Нефора, не видали ничего того, что произошло у обрывов, и отвечали...
Любовь
христианина должна быть подобна любви божией, но любовь божия ограничивает и наказывает злотолько в той мере, в какой оно
остается более или менее безвредным для славы божией и для спасения ближнего; в противном случае должно ограничивать и наказывать зло, что особенно возлагается на начальство» (Толковое Евангелие архим.
Пусть будет что будет: иди, куда тебя повлекут — на смерть или в каменоломни, — Нефора твой друг: она
останется жить, она будет матерью всех несчастных сирот, которых оставят погубленные
христиане»…
Оставалось веселиться и радоваться: урожай обеспечен, и вина
христиан была позабыта на время. Стан весь снимался. Слуги в топкой грязи, как могли, ловили и запрягали коней и седлали ослов и верблюдов. Все перемокшие и измученные люди при взошедшем ярком солнце ободрились и стали снова шутить и смеяться и потянулись к городу…