Неточные совпадения
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то
дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог
с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда
останетсяОт старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
И Левину вспомнилась недавняя сцена
с Долли и ее
детьми.
Дети,
оставшись одни, стали жарить малину на свечах и лить молоко фонтаном в рот. Мать, застав их на деле, при Левине стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они будут бить чашки, то им не из чего будет пить чай, а если будут разливать молоко, то им нечего будет есть, и они умрут
с голоду.
Первое время деревенской жизни было для Долли очень трудное. Она живала в деревне в детстве, и у ней
осталось впечатление, что деревня есть спасенье от всех городских неприятностей, что жизнь там хотя и не красива (
с этим Долли легко мирилась), зато дешева и удобна: всё есть, всё дешево, всё можно достать, и
детям хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав в деревню, она увидела, что это всё совсем не так, как она думала.
Девочка, его
ребенок, была так мила и так привязала к себе Анну
с тех пор, как у ней
осталась одна эта девочка, что Анна редко вспоминала о сыне.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила
с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и
детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
— Если вы спрашиваете моего совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям
с вашей стороны, к мучениям для
ребенка? Если в ней
осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
— Кити, не было ли у тебя чего-нибудь неприятного
с Петровыми? — сказала княгиня, когда они
остались одни. — Отчего она перестала присылать
детей и ходить к нам?
Она попросила Левина и Воркуева пройти в гостиную, а сама
осталась поговорить о чем-то
с братом. «О разводе, о Вронском, о том, что он делает в клубе, обо мне?» думал Левин. И его так волновал вопрос о том, что она говорит со Степаном Аркадьичем, что он почти не слушал того, что рассказывал ему Воркуев о достоинствах написанного Анной Аркадьевной романа для
детей.
— Мы
с ним большие друзья. Я очень хорошо знаю его. Прошлую зиму, вскоре после того… как вы у нас были, — сказала она
с виноватою и вместе доверчивою улыбкой, у Долли
дети все были в скарлатине, и он зашел к ней как-то. И можете себе представить, — говорила она шопотом. — ему так жалко стало ее, что он
остался и стал помогать ей ходить за
детьми. Да; и три недели прожил у них в доме и как нянька ходил за
детьми.
Вдали вилась пыль — Азамат скакал на лихом Карагёзе; на бегу Казбич выхватил из чехла ружье и выстрелил,
с минуту он
остался неподвижен, пока не убедился, что дал промах; потом завизжал, ударил ружье о камень, разбил его вдребезги, повалился на землю и зарыдал, как
ребенок…
Он уверил ее, что
детей нужно везти в Москву, а ей одной,
с глупой гувернанткой,
оставаться в деревне, — она поверила; скажи он ей, что
детей нужно сечь, так же как сечет своих княгиня Варвара Ильинична, она и тут, кажется бы, согласилась, — сказала бабушка, поворачиваясь в своем кресле
с видом совершенного презрения.
— Слушайте ж теперь войскового приказа,
дети! — сказал кошевой, выступил вперед и надел шапку, а все запорожцы, сколько их ни было, сняли свои шапки и
остались с непокрытыми головами, утупив очи в землю, как бывало всегда между козаками, когда собирался что говорить старший.
И
осталась она после него
с тремя малолетними
детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда находился, и
осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и много видал приключений различных, но даже и описать не в состоянии.
Паровоз сердито дернул, лязгнули сцепления, стукнулись буфера, старик пошатнулся, и огорченный рассказ его стал невнятен. Впервые царь не вызвал у Самгина никаких мыслей, не пошевелил в нем ничего, мелькнул, исчез, и
остались только поля, небогато покрытые хлебами, маленькие солдатики, скучно воткнутые вдоль пути. Пестрые мужики и бабы смотрели вдаль из-под ладоней, картинно стоял пастух в красной рубахе, вперегонки
с поездом бежали
дети.
— И
дети здоровы… Но скажи, Илья: ты шутишь, что
останешься здесь? А я приехал за тобой,
с тем чтоб увезти туда, к нам, в деревню…
Лиза
осталась одна,
с будущим своим
ребенком.
В эту минуту обработываются главные вопросы, обусловливающие ее существование, именно о том, что ожидает колонию, то есть
останется ли она только колониею европейцев, как
оставалась под владычеством голландцев, ничего не сделавших для черных племен, и представит в будущем незанимательный уголок европейского народонаселения, или черные, как законные
дети одного отца, наравне
с белыми, будут разделять завещанное и им наследие свободы, религии, цивилизации?
Сестра рассказала про
детей, что они
остались с бабушкой,
с его матерью и, очень довольная тем, что спор
с ее мужем прекратился, стала рассказывать про то, как ее
дети играют в путешествие, точно так же, как когда-то он играл
с своими двумя куклами —
с черным арапом и куклой, называвшейся француженкой.
— А я так не скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика превратились в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы
с Константином Васильичем были
детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между тем пробежало целых пятнадцать лет, и нам, старикам,
остается только уступить свое место молодому поколению.
Петр Александрович повел дело горячо и даже назначен был (купно
с Федором Павловичем) в опекуны
ребенку, потому что все же после матери
оставалось именьице — дом и поместье.
Вот ты прошел мимо малого
ребенка, прошел злобный, со скверным словом,
с гневливою душой; ты и не приметил, может, ребенка-то, а он видел тебя, и образ твой, неприглядный и нечестивый, может, в его беззащитном сердечке
остался.
Около устья реки Давасигчи было удэгейское стойбище, состоящее из четырех юрт. Мужчины все были на охоте, дома
остались только женщины и
дети. Я рассчитывал сменить тут проводников и нанять других, но из-за отсутствия мужчин это оказалось невозможным. К моей радости, лаохозенские удэгейцы согласились идти
с нами дальше.
Поговорив немного
с туземцами, мы пошли дальше, а Дерсу
остался. На другой день он догнал нас и сообщил много интересного. Оказалось, что местные китайцы решили отобрать у горбатого тазы жену
с детьми и увезти их на Иман. Таз решил бежать. Если бы он пошел сухопутьем, китайцы догнали бы его и убили. Чан Лин посоветовал ему сделать лодку и уйти морем.
Племянник, вместо того чтобы приезжать, приходил, всматривался в людей и, разумеется, большею частию
оставался недоволен обстановкою: в одном семействе слишком надменны; в другом — мать семейства хороша, отец дурак, в третьем наоборот, и т. д., в иных и можно бы жить, да условия невозможные для Верочки; или надобно говорить по — английски, — она не говорит; или хотят иметь собственно не гувернантку, а няньку, или люди всем хороши, кроме того, что сами бедны, и в квартире нет помещения для гувернантки, кроме детской,
с двумя большими
детьми, двумя малютками, нянькою и кормилицею.
Больше половицы
детей осталось дома заниматься хозяйством: они делают почти все по хозяйству, они очень любят это;
с ними несколько старух.
Мы застали Р. в обмороке или в каком-то нервном летаргическом сне. Это не было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она
оставалась одна
с детьми в чужом городе, без денег, без близких людей. Сверх того, у ней бывали и прежде при сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная, как смерть,
с холодным лицом и
с закрытыми глазами, лежала она в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и без дыхания в промежутках.
Не вынес больше отец,
с него было довольно, он умер.
Остались дети одни
с матерью, кой-как перебиваясь
с дня на день. Чем больше было нужд, тем больше работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс в университете и вышли кандидатами. Старшие уехали в Петербург, оба отличные математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные деньги.
Часто, выбившись из сил, приходил он отдыхать к нам; лежа на полу
с двухлетним
ребенком, он играл
с ним целые часы. Пока мы были втроем, дело шло как нельзя лучше, но при звуке колокольчика судорожная гримаса пробегала по лицу его, и он беспокойно оглядывался и искал шляпу; потом
оставался, по славянской слабости. Тут одно слово, замечание, сказанное не по нем, приводило к самым оригинальным сценам и спорам…
Я ему заметил, что в Кенигсберге я спрашивал и мне сказали, что места
останутся, кондуктор ссылался на снег и на необходимость взять дилижанс на полозьях; против этого нечего было сказать. Мы начали перегружаться
с детьми и
с пожитками ночью, в мокром снегу. На следующей станции та же история, и кондуктор уже не давал себе труда объяснять перемену экипажа. Так мы проехали
с полдороги, тут он объявил нам очень просто, что «нам дадут только пять мест».
Ни одна женщина не приехала помочь ей, показать участие, посмотреть за
детьми, за домом. Витберг
остался с нею; пророк-чиновник и я взялись за хлопоты.
— Итак, на том и
останется, что я должен ехать в Вятку,
с больной женой,
с больным
ребенком, по делу, о котором вы говорите, что оно не важно?..
Это «житие» не оканчивается
с их смертию. Отец Ивашева, после ссылки сына, передал свое именье незаконному сыну, прося его не забывать бедного брата и помогать ему. У Ивашевых
осталось двое
детей, двое малюток без имени, двое будущих кантонистов, посельщиков в Сибири — без помощи, без прав, без отца и матери. Брат Ивашева испросил у Николая позволения взять
детей к себе; Николай разрешил. Через несколько лет он рискнул другую просьбу, он ходатайствовал о возвращении им имени отца; удалось и это.
В самой пасти чудовища выделяются
дети, не похожие на других
детей; они растут, развиваются и начинают жить совсем другой жизнью. Слабые, ничтожные, ничем не поддержанные, напротив, всем гонимые, они легко могут погибнуть без малейшего следа, но
остаются, и если умирают на полдороге, то не всё умирает
с ними. Это начальные ячейки, зародыши истории, едва заметные, едва существующие, как все зародыши вообще.
Барин ее Мусин-Пушкин ссылал ее
с мужем на поселение, их сын лет десяти
оставался, она умоляла дозволить ей взять
с собой
дитя.
Что за хаос! Прудон, освобождаясь от всего, кроме разума, хотел
остаться не только мужем вроде Синей Бороды, но и французским националистом —
с литературным шовинизмом и безграничной родительской властью, а потому вслед за крепкой, полной сил мыслью свободного человека слышится голос свирепого старика, диктующего свое завещание и хотящего теперь сохранить своим
детям ветхую храмину, которую он подкапывал всю жизнь.
Дети расходятся, а супруги
остаются еще некоторое время под липами. Арсений Потапыч покуривает трубочку и загадывает. Кажется, нынешнее лето урожай обещает. Сенокос начался благополучно; рожь налилась, подсыхать начинает; яровое тоже отлично всклочилось. Коли хлеба много уродится,
с ценами можно будет и обождать. Сначала только часть запаса продать, а потом, как цены повеселеют, и остальное.
Возмужалые, они продолжают
оставаться детьми,
с тем же неведением,
с тем же отсутствием силы противодействия, которое могло бы помочь им разобраться в путанице преходящих явлений.
Тем не менее, как женщина изобретательная, она нашлась и тут. Вспомнила, что от старших
детей остались книжки, тетрадки, а в том числе и прописи, и немедленно перебрала весь учебный хлам. Отыскав прописи, она сама разлиновала тетрадку и, усадив меня за стол в смежной комнате
с своей спальней, указала, насколько могла, как следует держать в руках перо.
— По щучьему веленью, по моему хотенью… Ах, Марья Андреевна! красавица! позвольте
остаться,
с детьми поиграть!
К чаю полагался крохотный ломоть домашнего белого хлеба; затем завтрака не было, так что
с осьми часов до двух (время обеда)
дети буквально
оставались без пищи.
Но вот гости
с шумом отодвигают стулья и направляются в гостиную, где уже готов десерт: моченые яблоки, финики, изюм, смоква, разнообразное варенье и проч. Но солидные гости и сами хозяева не прикасаются к сластям и скрываются на антресоли, чтобы отдохнуть часика два вдали от шума. Внизу, в парадных комнатах,
остаются только молодые люди, гувернантки и
дети. Начинается детская кутерьма.
— Мамынька, ведь нам
с ней не
детей крестить, — совершенно резонно объяснила Серафима. — А если бог посылает Агнии судьбу… Не век же ей в девках вековать. Пьяница проспится, а дурак
останется дураком.
Колобов совсем отвык от маленьких
детей и не знал, как ему разговаривать
с Устюшей. Впрочем, девочка недолго
оставалась у отца и убежала в кухню к няне.
„Командир и офицеры съезжают последними, — говорила она, — и я съеду
с барка тогда, когда ни одной женщины и
ребенка не
останется на судне“.
От Келбокиани мы узнали, что умерла женщина свободного состояния Ляликова, муж которой, поселенец, уехал в Николаевск; после нее
осталось двое
детей, и теперь он, Келбокиани, живший у этой Ляликовой на квартире, не знает, что ему делать
с детьми.
Г-н Сузуки не скрывал своего восторга и оглядывал орден со всех сторон блестящими глазами, как
ребенок игрушку; на его «красивом и мужественном» лице я читал борьбу; ему хотелось поскорее побежать к себе и показать орден своей молоденькой жене (он недавно женился), и в то же время вежливость требовала, чтобы он
оставался с гостями.
Когда вся птица садится на гнезда, они не пропадают, а только уменьшаются в числе, так что в продолжение всего лета их изредка встречаешь, из чего должно заключить что-нибудь одно: или самцы не сидят на гнездах и не разделяют
с самкою попечения о
детях, или чернышей всегда много
остается холостых.
Будучи пойманы и выкормлены вместе
с дворовою птицей, очень скоро привыкают ко всякой пище и делаются совершенно ручными; но как скоро подрастут крылья, то непременно улетят если не в первый год, то в следующий; если же крылья подрезывать, то
остаются ручными, но
детей не выводят.
В этот вечер она решилась
остаться у постели
ребенка подольше, чтобы разъяснить себе странную загадку. Она сидела на стуле, рядом
с его кроваткой, машинально перебирая петли вязанья и прислушиваясь к ровному дыханию своего Петруся. Казалось, он совсем уже заснул, как вдруг в темноте послышался его тихий голос...
Деревенские мальчики, которых приглашали в усадьбу, дичились и не могли свободно развернуться. Кроме непривычной обстановки, их немало смущала также и слепота «панича». Они пугливо посматривали на него и, сбившись в кучу, молчали или робко перешептывались друг
с другом. Когда же
детей оставляли одних в саду или в поле, они становились развязнее и затевали игры, но при этом оказывалось, что слепой как-то
оставался в стороне и грустно прислушивался к веселой возне товарищей.