Неточные совпадения
Из Шатровских заводов Гуляев все-таки не выехал и жил там все время, которое у него
оставалось свободным от поездок
в тайгу.
Дерсу замолк и задумался. Перед ним воскресло далекое прошлое. Он весь ушел
в эти воспоминания. Задумался и я. Действительно, Приморье быстро колонизировалось. Недалеко уже то время, когда от первобытной, девственной
тайги и следа не
останется. Исчезнут и звери.
Предприятие это, как и все скороспелые русские предприятия, обречено было на гибель. Срублено деревьев было много, а вывезено мало. Большинство их брошено
в тайге; зато какой горючий материал для лесных пожаров
остался на месте!
Первыми китайцами, появившимися
в уссурийской
тайге, были искатели женьшеня. Вместе с ними пришел сюда и он, Кинь Чжу. На Тадушу он заболел и
остался у удэгейцев (тазов), потом женился на женщине их племени и прожил с тазами до глубокой старости.
Та к как при ходьбе я больше упирался на пятку, то сильно натрудил и ее. Другая нога устала и тоже болела
в колене. Убедившись, что дальше я идти не могу, Дерсу поставил палатку, натаскал дров и сообщил мне, что пойдет к китайцам за лошадью. Это был единственный способ выбраться из
тайги. Дерсу ушел, и я
остался один.
Днем четвероногие обитатели
тайги забиваются
в чащу, но перед сумерками начинают подыматься со своих лежек. Сначала они бродят по опушкам леса, а когда ночная мгла окутает землю, выходят пастись на поляны. Казаки не стали дожидаться сумерек и пошли тотчас, как только развьючили лошадей и убрали седла. На биваке
остались мы вдвоем с Дерсу.
Очевидно, вскоре после того как зверек попал
в ловушку, его завалило снегом. Странно, почему зверолов не осмотрел свои ловушки перед тем, как уйти из
тайги. Быть может, он обходил их, но разыгравшаяся буря помешала ему дойти до крайних затесок, или он заболел и не мог уже более заниматься охотой. Долго ждал пойманный соболь своего хозяина, а весной, когда стаял снег, вороны расклевали дорогого хищника, и теперь от него
остались только клочки шерсти и мелкие кости.
Мелькнуло еще два-три огонька разрозненных избенок. Кое-где на фоне черного леса клубился
в сыром воздухе дымок, и искры вылетали и гасли, точно таяли во мраке. Наконец последнее жилье
осталось сзади. Вокруг была лишь черная
тайга да темная ночь.
— Бога-то? — усмехнулся бродяга и тряхнул головой. — Давненько что-то я с ним, с богом-то, не считался… А надо бы! Может, еще за ним сколько-нибудь моего замоленного
осталось… Вот что, господин, — сказал он, переменив тон, — ничего этого нам не требуется. Что ты пристал? Говорю тебе: линия такая. Вот теперь я с тобой беседую как следует быть, аккуратно. А доведись,
в тайге-матушке или хоть тот раз,
в логу, — тут опять разговор был бы иного роду… Потому — линия другая… Эхма!
Назади
остались степи, местность становилась гористою. Вместо маленьких, корявых березок кругом высились могучие, сплошные леса. Таежные сосны сурово и сухо шумели под ветром, и осина, красавица осени, сверкала средь темной хвои нежным золотом, пурпуром и багрянцем. У железнодорожных мостиков и на каждой версте стояли охранники-часовые,
в сумерках их одинокие фигуры темнели среди глухой чащи
тайги.
В тайгу рабочие приходят, уже забрав почти за все время деньги;
в лучшем случае
остаются к получению гроши. Люди закабалены.
Начальство добыло веские данные, из которых можно было заключить, что
в ближайшей
тайге образовалась шайка злоумышленников, коноводом которой был Иван Орлов, но последний
оставался неуловим, а по показаниям нескольких оплошавших его сотоварищей, попавшихся
в руки властей, живет отдельно от товарищей и является лишь для того, чтобы идти на «работу», но где имеет он пристанище — они отозвались незнанием.