Неточные совпадения
Дни мчались: в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром
оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет
солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Куда по нем свой быстрый бег...
Я с пришедшими товарищами при закате
солнца вернулся
на фрегат, пристально вглядываясь в эти утесы, чтоб
оставить рисунок в памяти.
Большое красное
солнце только что зашло,
оставив за собой
на горизонте тусклое сияние.
Иногда,
на краткое время, являлась откуда-то мать; гордая, строгая, она смотрела
на всё холодными серыми глазами, как зимнее
солнце, и быстро исчезала, не
оставляя воспоминаний о себе.
Солнце уже склонялось, когда маленькое общество подошло к запертой двери колокольни,
оставив Максима
на крыльце одной из монашеских келий.
Подобно как в мрачную атмосферу, густым туманом отягченную, проникает полуденный
солнца луч, летит от жизненной его жаркости сгущенная парами влага и, разделенная в составе своем, частию, улегчася, стремительно возносится в неизмеримое пространство эфира и частию, удержав в себе одну только тяжесть земных частиц, падает низу стремительно, мрак, присутствовавший повсюду в небытии светозарного шара, исчезает весь вдруг и, сложив поспешно непроницательной свой покров, улетает
на крылех мгновенности, не
оставляя по себе ниже знака своего присутствования, — тако при улыбке моей развеялся вид печали,
на лицах всего собрания поселившийся; радость проникла сердца всех быстротечно, и не осталося косого вида неудовольствия нигде.
За три дня до своей смерти, в прелестный летний вечер, она попросила, чтоб подняли штору и отворили окно в ее спальне. Окно выходило в садик; она долго смотрела
на густую зелень,
на заходящее
солнце и вдруг попросила, чтоб нас
оставили одних.
Я был мрачен и утомлен; устав ходить по еще почти пустым улицам, я отправился переодеться в гостиницу. Кук ушел.
На столе
оставил записку, в которой перечислял места, достойные посещения этим вечером, указав, что я смогу разыскать его за тем же столом у памятника. Мне оставался час, и я употребил время с пользой, написав коротко Филатру о происшествиях в Гель-Гью. Затем я вышел и, опустив письмо в ящик, был к семи, после заката
солнца, у Биче Сениэль.
Надобно выбирать стволы тонкие, длинные и прямые; тщательно обрезать все сучочки, оставя главный ствол неприкосновенным во всю его длину, до самой последней почки, причем должно наблюдать, чтобы удилище не было тонко в комле; нижнюю половину, идущую к руке, надобно оскоблить, даже сострогать, если она слишком толста, а верхнюю непременно
оставить в коже; несколько таким образом приготовленных удилищ должно плотно привязать к прямому шесту или доске и в таком принужденном положении завялить, то есть высушить в комнате или
на воздухе под крышей, где бы не брали их ни дождь, ни
солнце.
— Возьми, мой друг, с собой зонтик, — сказала Лидина Полине, которая решилась наконец
оставить на несколько времени больную. — Вот тот, что я купила тебе — помнишь, в Пале-Рояле? Он больше других и лучше закроет тебя от
солнца.
— Я помню, Суламифь, как обернулась ты
на мой зов. Под тонким платьем я увидел твое тело, твое прекрасное тело, которое я люблю как Бога. Я люблю его, покрытое золотым пухом, точно
солнце оставило на нем свой поцелуй. Ты стройна, точно кобылица в колеснице фараоновой, ты прекрасна, как колесница Аминодавова. Глаза твои как два голубя, сидящих у истока вод.
Некоторые охотники кладут змею в ствол заряженного ружья, притискивают шомполом и выстреливают, после чего
оставляют ружье
на несколько часов
на солнце или
на горячей печке, чтобы кровь обсохла и хорошенько въелась в железо.
Помню, как я, всегда молчаливый, вдруг сцепился с Зверковым, когда он, толкуя раз в свободное время с товарищами о будущей клубничке и разыгравшись, наконец, как молодой щенок
на солнце, вдруг объявил, что ни одной деревенской девы в своей деревне не
оставит без внимания, что это — droit de seigneur, [Право владельца (франц.).] а мужиков, если осмелятся протестовать, всех пересечет и всем им, бородатым канальям, вдвое наложит оброку.
Река лежала у ног их и, взволнованная лодкой, тихо плескалась о берег. Лодка стрелой летела к лесу,
оставляя за собой длинный след, блестевший
на солнце, как серебро. Видно было, что Григорий смеялся, глядя
на Машу, а она грозила ему кулаком.
Лиза рыдала — Эраст плакал —
оставил ее — она упала — стала
на колени, подняла руки к небу и смотрела
на Эраста, который удалялся — далее — далее — и наконец скрылся — воссияло
солнце, и Лиза, оставленная, бедная, лишилась чувств и памяти.
«
На что, — думаю, — было бы лучше желать и требовать, как эту Леканиду суютить с ним». Но, вижу, еще глупа — я и
оставила ее: пусть дойдет
на солнце!
— Ну, как хотите! — отвечала Attalea. — Теперь я знаю, что мне делать. Я
оставлю вас в покое: живите, как хотите, ворчите друг
на друга, спорьте из-за подачек воды и оставайтесь вечно под стеклянным колпаком. Я и одна найду себе дорогу. Я хочу видеть небо и
солнце не сквозь эти решетки и стекла, — и я увижу!
Оставил поводырь своих слепых и пошел за правителем в палаты. Идут они через толпу, и дивятся
на них все люди: идут точно братья родные. Оба высокие и статные, оба черноволосые, и оба
на одно лицо: только у поводыря в густых кудрях седины много серебрится да лицо почернело от ветра и
солнца, а у правителя лицо белое и светлое.
Однажды в знойный летний день, когда было так жарко, что даже
солнце тяжело задремало в небе и не знало потом, куда ему надобно идти, направо или налево, заснула старая Барбара. Молодая Мафальда, сняв с себя лишнюю одежду и
оставив себе только то, что совершенно необходимо было бы даже и в раю, села
на пороге своей комнаты и печальными глазами смотрела
на тенистый сад, высокими окруженный стенами.
Тот, кто обожает высшего, у того гордость исчезает из сердца так же, как свет костра при свете
солнца. Тот, чье сердце чисто и в ком нет гордости, кто кроток, постоянен и прост, кто смотрит
на всякое существо, как
на своего друга, и любит каждую душу, как свою, кто одинаково обращается с каждым с нежностью и любовью, кто желает творить добро и
оставил тщеславие, — в сердце того человека живет владыка жизни.
И тихо ушла,
оставив нежнейшее кружево пены, и
солнце из-за моря брызнуло лучами, и
на одно мгновение,
на одну минуточку стал я белой шхуной с опущенными парусами.
На следующий день, перед закатом
солнца, выехал он
на чухонской тележке с одним верным служителем из своей квартиры, переоделся в крестьянское платье у гельметской кирки, где
оставил своего провожатого, нахлобучил круглую шляпу
на глаза и побрел к назначенному месту, как человек, идущий
на воровство.
— Достань, боярин,
на молодой месяц две молодые лягушки разных полов, держи их вместе, где рассудишь, три дня и три ночи, днем под лучом
солнца, ночью под лучом месяца; потом зарой их живых вместе в полночь, когда совершится полнолуние, в лесу, в муравейник, а
на другую полночь вынь из лягушки мужеска пола крючок, что у ней под сердцем, а лягушку женского пола
оставь в муравейнике; этим крючком вели сыну своему задеть девушку, имярек…
— Ах,
оставь про доказательства! Я никогда тебе и не буду доказывать того, что для меня ясно, как
солнце, а ты знай, что доказать можно все
на свете, а в жизни верные доказательства часто стоят менее, чем верные чувства.