Неточные совпадения
Однако Клима Лавина
Крестьяне полупьяные
Уважили: «Качать его!»
И ну качать… «Ура!»
Потом вдову Терентьевну
С Гаврилкой, малолеточком,
Клим посадил рядком
И жениха с невестою
Поздравил! Подурачились
Досыта мужики.
Приели все, все припили,
Что господа
оставили,
И только поздним вечером
В
деревню прибрели.
Домашние их встретили
Известьем неожиданным:
Скончался старый князь!
«Как так?» — Из лодки вынесли
Его уж бездыханного —
Хватил второй удар...
Приехав в обед в
деревню и
оставив лошадь у приятеля-старика, мужа братниной кормилицы, Левин вошел к старику на пчельник, желая узнать от него подробности об уборке покоса.
Чичиков между тем так помышлял: «Право, было <бы> хорошо! Можно даже и так, что все издержки будут на его счет. Можно даже сделать и так, чтобы отправиться на его лошадях, а мои покормятся у него в
деревне. Для сбереженья можно и коляску
оставить у него в
деревне, а в дорогу взять его коляску».
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку,
оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой
деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
И вы, читатель благосклонный,
В своей коляске выписной
Оставьте град неугомонный,
Где веселились вы зимой;
С моею музой своенравной
Пойдемте слушать шум дубравный
Над безыменною рекой
В
деревне, где Евгений мой,
Отшельник праздный и унылый,
Еще недавно жил зимой
В соседстве Тани молодой,
Моей мечтательницы милой,
Но где его теперь уж нет…
Где грустный он
оставил след.
— Что ты это? — сказал я Зурину. — Какая кумушка Пугачева? Это дочь покойного капитана Миронова. Я вывез ее из плена и теперь провожаю до
деревни батюшкиной, где и
оставлю ее.
Но крепко набрался каких-то новых правил.
Чин следовал ему: он службу вдруг
оставил,
В
деревне книги стал читать.
Анна Сергеевна Одинцова родилась от Сергея Николаевича Локтева, известного красавца, афериста и игрока, который, продержавшись и прошумев лет пятнадцать в Петербурге и в Москве, кончил тем, что проигрался в прах и принужден был поселиться в
деревне, где, впрочем, скоро умер,
оставив крошечное состояние двум своим дочерям, Анне — двадцати и Катерине — двенадцати лет.
— Нет! — говорил он на следующий день Аркадию, — уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять к вам в
деревню; я же там все свои препараты
оставил. У вас, по крайней мере, запереться можно. А то здесь отец мне твердит: «Мой кабинет к твоим услугам — никто тебе мешать не будет»; а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает за стеной, а выйдешь к ней — и сказать ей нечего.
— Нет, — резко сказала она. — То есть — да, сочувствовала, когда не видела ее революционного смысла. Выселить зажиточных из
деревни — это значит обессилить
деревню и
оставить хуторян такими же беззащитными, как помещиков. — Откинулась на спинку кресла и, сняв очки, укоризненно покачала головою, глядя на Самгина темными глазами в кружках воспаленных век.
Она мечтала, как «прикажет ему прочесть книги», которые
оставил Штольц, потом читать каждый день газеты и рассказывать ей новости, писать в
деревню письма, дописывать план устройства имения, приготовиться ехать за границу, — словом, он не задремлет у нее; она укажет ему цель, заставит полюбить опять все, что он разлюбил, и Штольц не узнает его, воротясь.
Поверенный распорядился и насчет постройки дома: определив, вместе с губернским архитектором, количество нужных материалов, он
оставил старосте приказ с открытием весны возить лес и велел построить сарай для кирпича, так что Обломову оставалось только приехать весной и, благословясь, начать стройку при себе. К тому времени предполагалось собрать оброк и, кроме того, было в виду заложить
деревню, следовательно, расходы было из чего покрыть.
— Да, воды много утекло! — сказал он. — Я не
оставлю тебя так, я увезу тебя отсюда, сначала за границу, потом в
деревню: похудеешь немного, перестанешь хандрить, а там сыщем и дело…
«Это все и у нас увидишь каждый день в любой
деревне, — сказал я барону, — только у нас, при таком побоище, обыкновенно баба побежит с кочергой или кучер с кнутом разнимать драку, или мальчишка бросит камешком». Вскоре белый петух упал на одно крыло, вскочил, побежал, хромая, упал опять и наконец пополз по арене. Крыло волочилось по земле,
оставляя дорожку крови.
Между прочим она писала ему, что скучает одна и желала бы сама жить где-нибудь в
деревне, если бы могла
оставить своих стариков.
Староверы говорили мне, что обе упомянутые реки очень порожисты и в горах много осыпей. Они советовали
оставить мулов у них в
деревне и идти пешком с котомками. Тогда я решил отправиться в поход только с Дерсу.
Он
оставляет свою тележку где-нибудь в кустах около
деревни, а сам отправляется по задворьям да по задам, словно прохожий какой-нибудь или просто праздношатающийся.
Года через два-три исправник или становой отправляются с попом по
деревням ревизовать, кто из вотяков говел, кто нет и почему нет. Их теснят, сажают в тюрьму, секут, заставляют платить требы; а главное, поп и исправник ищут какое-нибудь доказательство, что вотяки не
оставили своих прежних обрядов. Тут духовный сыщик и земский миссионер подымают бурю, берут огромный окуп, делают «черная дня», потом уезжают,
оставляя все по-старому, чтоб иметь случай через год-другой снова поехать с розгами и крестом.
Станкевич был сын богатого воронежского помещика, сначала воспитывался на всей барской воле, в
деревне, потом его посылали в острогожское училище (и это чрезвычайно оригинально). Для хороших натур богатое и даже аристократическое воспитание очень хорошо. Довольство дает развязную волю и ширь всякому развитию и всякому росту, не стягивает молодой ум преждевременной заботой, боязнью перед будущим, наконец
оставляет полную волю заниматься теми предметами, к которым влечет.
— Матушка прошлой весной померла, а отец еще до нее помер. Матушкину
деревню за долги продали, а после отца только ружье осталось. Ни кола у меня, ни двора. Вот и надумал я: пойду к родным, да и на людей посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос, в Малиновец, к брату Василию Порфирьичу — он тебя не
оставит».
Законных жен съемщики
оставляли в
деревне, а здесь заводили сожительниц, аборигенок Хитровки, нередко беспаспортных…
Из разговоров старших я узнал, что это приходили крепостные Коляновской из отдаленной
деревни Сколубова просить, чтобы их
оставили по — старому — «мы ваши, а вы наши». Коляновская была барыня добрая. У мужиков земли было довольно, а по зимам почти все работники расходились на разные работы. Жилось им, очевидно, тоже лучше соседей, и «щось буде» рождало в них тревогу — как бы это грядущее неизвестное их «не поровняло».
Скитники на брезгу уже ехали дальше. Свои лесные сани они
оставили у доброхота Василия, а у него взамен взяли обыкновенные пошевни, с отводами и подкованными полозьями. Теперь уж на раскатах экипаж не валился набок, и старики переглядывались. Надо полагать, он отстал. Побился-побился и бросил. Впрочем, теперь другие интересы и картины захватывали их. По дороге то и дело попадались пешеходы, истомленные, худые, оборванные, с отупевшим от истомы взглядом. Это брели из голодавших
деревень в Кукарский завод.
— А затем, сватушка, что три сына у меня. Хотел каждому по меленке
оставить, чтобы родителя поминали… Ох, нехорошо!.. Мучники наши в банк закладываются, а мужик весь хлеб на базары свез. По
деревням везде ситцы да самовары пошли… Ослабел мужик. А тут водкой еще его накачивают… Все за легким хлебом гонятся да за своим лакомством. Что только и будет!..
Он
оставил службу по неприятностям, но, вероятно, устроивши дела свои в
деревне нынешним летом, опять начнет трудиться для пользы общественной.
Кандидат служил, когда его призывали к его службе, но уже не пажествовал за Лизой, как это было зимою, и опять несколько возвратился к более спокойному состоянию духа, которое в прежние времена не
оставляло его во весь летний сезон, пока Бахаревы жили в
деревне.
Дочка ваша на вчерашнюю ночь распросталась благополучно сынком, и я насчет его поступила по вашему желанию, а Варваре Михайловне матушки сказали, что отдали его в
деревню в сыны к мужичку, и она очень довольно об этом тужила, что при ней его не
оставили.
Я был, наконец, любимец вельможи, имел в перспективе попасть в флигель-адъютанты, в тридцать лет пристегнул бы, наверняк, генеральские эполеты, и потому можете судить, до чего бы я дошел в настоящем моем возрасте; но женился по страсти на девушке бедной, хоть и прелестной, в которой, кажется, соединены все достоинства женские, и сразу же должен был
оставить Петербург, бросить всякого рода служебную карьеру и на всю жизнь закабалиться в
деревне.
Иногда, оставшись один в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь старинную музыку, я невольно
оставляю книгу, и, вглядываясь в растворенную дверь балкона в кудрявые висячие ветви высоких берез, на которых уже заходит вечерняя тень, и в чистое небо, на котором, как смотришь пристально, вдруг показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова исчезает; и, вслушиваясь в звуки музыки из залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада на
деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне на минуту становится грустно.
В четверг на святой папа, сестра и Мими с Катенькой уехали в
деревню, так что во всем большом бабушкином доме оставались только Володя, я и St.-Jérôme. То настроение духа, в котором я находился в день исповеди и поездки в монастырь, совершенно прошло и
оставило по себе только смутное, хотя и приятное, воспоминание, которое все более и более заглушалось новыми впечатлениями свободной жизни.
Между тем князь продолжал скакать и уже далеко
оставил за собою холопей. Он положил на мысль еще до рассвета достичь
деревни, где ожидала его подстава, а оттуда перевезть Елену в свою рязанскую вотчину. Но не проскакал князь и пяти верст, как увидел, что сбился с дороги.
Говорила тогда, что надо его в вологодскую
деревню сослать — так нет, лебезит проклятый Иудушка:
оставьте, маменька, в Головлеве! — вот и купайся теперь с ним!
Наконец, получив в наследство село Степанчиково, что увеличило его состояние до шестисот душ, он
оставил службу и, как уже сказано было, поселился в
деревне вместе с своими детьми: восьмилетним Илюшей (рождение которого стоило жизни его матери) и старшей дочерью Сашенькой, девочкой лет пятнадцати, воспитывавшейся по смерти матери в одном пансионе, в Москве.
Почти ни одна
деревня припущенников, по окончании договорного срока, не
оставила земель башкирских; из этого завелись сотни дел, которые обыкновенно заканчиваются тем, что припущенники оставляются на местах своего жительства в нарезкой им пятнадцатидесятинной пропорции на каждую ревизскую душу по пятой ревизии… и вот как перешло огромное количество земель Оренбургской губернии в собственность татар, мещеряков, чуваш, мордвы и других казенных поселян.
Я никогда не
оставляла дома Алексея Абрамовича, но мне кажется, что можно лучше жить даже в
деревне; иногда мне невыносимо тяжело с ними, — или я одичала, сидя все одна?
— Ну, у нас на этот счет просто: вы вот сегодня при мне нанимали себе в
деревню лакея, и он вам, по вашему выражению, «не понравился», а завтра можно напечатать, что вы смотрите на наем себе лакея с другой точки зрения и добиваетесь, чтоб он вам «нравился». Нет,
оставьте их лучше в покое; «с ними» у нас порядочные люди нынче не знакомятся.
Скажи мне это… я готова,
В
деревне молодость свою я схороню,
Оставлю балы, пышность, моду
И эту скучную свободу.
Когда же,
оставивши сына,
Он с бабой в
деревню входил:
«Как пьяных, шатает кручина!
Гляди-тко!..» — народ говорил.
Бабушка после этого только скорее заспешила разделом, о котором нечего много рассказать: он был сделан с тем же благородством, как и выдел княжны Анастасии: моему отцу достались Ретяжи, в которых он уже и жил до раздела, дяде Якову Конубрь, а бабушка оставалась в Протозанове, от которого она хотя и отказывалась, предоставя детям по жребию делить
деревни, в которых были господские дома, но и дядя и отец слышать об этом не хотели и просили мать почтить их позволением
оставить в ее владении Протозаново, к которому она привыкла.
Но в ту минуту, когда я пришел к этому заключению, должно быть, я вновь, — перевернулся на другой бок, потому что сонная моя фантазия вдруг
оставила родные сени и перенесла меня, по малой мере, верст за пятьсот от
деревни Проплеванной.
— Спешить, спешить! — вскричала она, встрепенувшись. — В ней главная беда, главная опасность, и если все эти мерзавцы нас не
оставят одних, раззвонят по городу, — что, уж верно, и сделано, — то все пропало! Она не выдержит этой всей кутерьмы и откажется. Во что бы то ни стало и немедленно надо увезти князя в
деревню! Слетаю сама сперва, вытащу моего болвана и привезу сюда. Должен же он хоть на что-нибудь, наконец, пригодиться! А там тот выспится — и отправимся! — Она позвонила.
Первое прочитанное им письмо привело его в большое затруднение: оно все состояло из описания моего грустного ежедневного состояния, из жалоб на товарищей и даже на учителей, из выражений горячего желания увидеть мать,
оставить поскорее противную гимназию и уехать из нее на лето в
деревню.
И при смехе мужиков, знавших, что Петруша в
деревне оставил невесту, зачастил...
— Оно бы есть! да больно близко твоей
деревни… и то правда, барин, ты хорошо придумал… что начала, то кончу; уж мне грех тебя
оставить; вот тебе мужицкое платье: скинь-ка свой балахон… — а я тебе дам сына в проводники… он малый глупенек, да зато не болтлив, и уж против материнского слова не пойдет…
Но порою, и всё чаще, Артамоновым овладевала усталость, он вспоминал свои детские годы,
деревню, спокойную, чистую речку Рать, широкие дали, простую жизнь мужиков. Тогда он чувствовал, что его схватили и вертят невидимые, цепкие руки, целодневный шум, наполняя голову, не
оставлял в ней места никаким иным мыслям, кроме тех, которые внушались делом, курчавый дым фабричной трубы темнил всё вокруг унынием и скукой.
Но вот наконец точка опоры отыскана, а тут, как на грех, подкралась осень, и культурный человек волей-неволей обязывается
оставить случайные задачи, чтобы всецело отдаться задачам коренным, а
деревня остается в положении той помпадурши, которая при известии о низложении своего краткосрочного помпадура восклицала: «Глупушка! нашалил — и уехал!»
Оставим Энгельгардтам доказывать, что полевое хозяйство может приносить барыши, сами же займемся разрешением вопроса: что такое культурный человек и чего, собственно, он может ожидать от
деревни?
Помню, как я, всегда молчаливый, вдруг сцепился с Зверковым, когда он, толкуя раз в свободное время с товарищами о будущей клубничке и разыгравшись, наконец, как молодой щенок на солнце, вдруг объявил, что ни одной деревенской девы в своей
деревне не
оставит без внимания, что это — droit de seigneur, [Право владельца (франц.).] а мужиков, если осмелятся протестовать, всех пересечет и всем им, бородатым канальям, вдвое наложит оброку.
На семейном совете решено было просить… Разрешение не замедлило, и в силу его Ольга Сергеевна вынуждена была
оставить очаровательный Париж и поселиться в
деревне для поправления расстроенных семейных дел. В это время ей минуло тридцать четыре года.
Отсюда роты развели в разные стороны, чтобы охватить турок с флангов; нашу роту
оставили в резерве в овраге. Стрелки должны были идти прямо и, пройдя через кусты, ворваться в
деревню. Турецкие выстрелы трещали по-прежнему часто, без умолку, но гораздо громче.