Неточные совпадения
— Я прошу простить мне этот экскурс в область философии древнего
мира. Я сделал это, чтоб напомнить о влиянии стоиков на
организацию христианской морали.
Немецкая монистическая
организация, немецкий порядок не допускают апокалиптических переживаний, не терпят ощущений наступления конца старого
мира, они закрепляют этот
мир в плохой бесконечности.
И вот наступил момент, когда германский дух созрел и внутренне приготовился, когда германская мысль и воля должны направиться на внешний
мир, на его
организацию и упорядочивание, на весь
мир, который германцу представлялся беспорядочным и хаотическим.
Воля к власти над
миром родилась на духовной почве, она явилась результатом немецкого восприятия
мира, как беспорядочного, а самого немца, как носителя порядка и
организации.
Огромные пространства легко давались русскому народу, но нелегко давалась ему
организация этих пространств в величайшее в
мире государство, поддержание и охранение порядка в нем.
Но всякое государство и всякая революция, всякая
организация власти подпадает господству князя
мира сего.
Поразительно, что в какие бы углы
мира русские ни попали, как это случилось в эмиграции, они объединяются, группируются, образуют русские
организации, устраивают собрания.
Это связано, вероятно, не только с моим духовным типом, но и с моей психофизиологической
организацией, с моей крайней нервностью, со склонностью к беспокойству, с сознанием непрочности
мира, непрочности всех вещей, непрочности жизни, с моим нетерпением, которое есть и моя слабость.
Но коллективизм или коммунизм не будет делом
организации, он возникает из свободы, которая наступит после разрушения старого
мира.
Он, как и прежде, стоял в центре громадного темного
мира. Над ним, вокруг него, всюду протянулась тьма, без конца и пределов: чуткая тонкая
организация подымалась, как упруго натянутая струна, навстречу всякому впечатлению, готовая задрожать ответными звуками. В настроении слепого заметно сказывалось это чуткое ожидание; ему казалось, что вот-вот эта тьма протянется к нему своими невидимыми руками и тронет в нем что-то такое, что так томительно дремлет в душе и ждет пробуждения.
И не та ли же самая удивительная судьба постигает громадные общественные, мировые
организации — города, государства, народы, страны и, почем знать, может быть, даже целые планетные
миры?
— Не знаю, — говорил Бенни, — и не помню, что за критический взгляд проводился на эти формы русской жизни теми заграничными писателями, у которых я все это вычитал; но помню, что и артель, и община, и круговая порука мне нравились все более и более, и я, с одной стороны, сгорал нетерпением увидать, как живут люди в общине и в артели, а с другой — приходил в отчаяние, как честные люди всего
мира не видят преимуществ такого устройства перед всякими иными
организациями?
Едва только кончилась беспримерная в летописях
мира борьба, в которой русская доблесть и верность стояла против соединенных усилий могущественных держав Запада, вспомоществуемых наукою, искусством, богатством средств, опытностию на морях и всею их военного и гражданскою
организацией, — едва кончилась эта внешняя борьба под русскою Троею — Севастополем, как началась новая борьба — внутренняя — с пороками и злоупотреблениями, скрывавшимися доселе под покровом тайны в стенах канцелярий и во мраке судейских архивов.
Из наблюдений автора, переданных нам в его рассказах, оказывается, что ведь ни одного человека нет, кто бы в самом деле, всем сердцем и душою возлюбил идеальную
организацию, обещающую столько
мира и довольства людям.
Окончив с землей, он пустился путешествовать по
мирам и носил за собою слушателей, соображал, где какая
организация должна быть пригодною для воплощенного там духа, хвалил жизнь на Юпитере, мечтал, как он будет переселяться на планеты, и представлял это для человека таким высоким блаженством, что Синтянина невольно воскликнула...
И эта истина не может служить
организации объективированного
мира.
В
мире объективации, в
мире социальной обыденности неизбежной оказывается
организация пола в социальном институте семьи, формы которой, конечно, не вечны, могут очень меняться и очень зависят от экономического строя общества.
Личность не есть часть чего-то, функция рода или общества, она есть целое, сопоставимое с целым
мира, она не есть продукт биологического процесса и общественной
организации.
Техника имеет свою эсхатологию, обратную христианской, — завоевание
мира и
организацию жизни без Бога и без духовного перерождения человека.
Истина духовна, и она совсем не полезна для
организации объективированного
мира, объективированного общества, она даже вредна.