Неточные совпадения
Лютов мешал ему. Он шел неровно, точно пьяный, — то забегал вперед Самгина, то отставал от него, но
опередить Алину не решался, очевидно, боясь попасть ей на глаза. Шел и жалобно сеял быстренькие
слова...
И, слушая ее, он еще раз опасливо подумал, что все знакомые ему люди как будто сговорились в стремлении
опередить его; все хотят быть умнее его, непонятнее ему, хитрят и прячутся в
словах.
Слово, кинутое так звонко, прямо в лицо грозному учителю, сразу поглощает все остальные звуки. Секунда молчания, потом неистовый визг, хохот, толкотня. Исступление охватывает весь коридор. К Самаревичу проталкиваются малыши,
опережают его, становятся впереди, кричат: «бирка, бирка!» — и опять ныряют в толпу. Изумленный, испуганный бедный маниак стоит среди этого живого водоворота, поворачивая голову и сверкая сухими, воспаленными глазами.
Он мстил мысленно своим бывшим сослуживцам по департаменту, которые
опередили его по службе и растравили его самолюбие настолько, что заставили отказаться от служебной карьеры; мстил однокашникам по школе, которые некогда пользовались своею физической силой, чтоб дразнить и притеснять его; мстил соседям по имению, которые давали отпор его притязаниям и отстаивали свои права; мстил слугам, которые когда-нибудь сказали ему грубое
слово или просто не оказали достаточной почтительности; мстил маменьке Арине Петровне за то, что она просадила много денег на устройство Погорелки, денег, которые, «по всем правам», следовали ему; мстил братцу Степке-балбесу за то, что он прозвал его Иудушкой; мстил тетеньке Варваре Михайловне за то, что она, в то время когда уж никто этого не ждал, вдруг народила детей «с бору да с сосенки», вследствие чего сельцо Горюшкино навсегда ускользнуло из головлевского рода.
Низкий человек, на обезьяньих кривых ногах, в разорванном пиджаке, в разорванной манишке, сбившейся на сторону,
опередил других, дорвался до Персикова и страшным ударом палки раскроил ему голову. Персиков качнулся, стал падать на бок, и последним его
словом было
слово...
Еще потемневший облик, облекающий старые картины, не весь сошел пред ним; но он уж прозревал в них кое-что, хотя внутренно не соглашался с профессором, чтобы старинные мастера так недосягаемо ушли от нас; ему казалось даже, что девятнадцатый век кое в чем значительно их
опередил, что подражание природе как-то сделалось теперь ярче, живее, ближе;
словом, он думал в этом случае так, как думает молодость, уже постигшая кое-что и чувствующая это в гордом внутреннем сознании.
Правда, следует заметить, что
слова «Щепетильника» относятся не ко всем вообще обличаемым, а только к дурным стихотворцам, следовательно, воззрение г. Афанасьева гораздо шире; но в пользу «Щепетильника» можно привести то обстоятельство, что он на девяносто лет
опередил нашего ученого.
— Мы у вас без церемонии, — сказали оба,
опережая один другого
словами.
— Удивляюсь, что это от Могильниковой никого нет! — несколько раз повторял Флегонт Флегонтович, наводя справки о прибывших партиях. — А они должны быть здесь… То есть, натурально, сама она не поедет, а доверенного пошлет. Уж тут недаром, не такая баба, чтобы маху дала. Пробойная баба, одним
словом… Только что у нас будет — одному богу известно. Слышали: Агашков заводских лошадей выставил до самого Екатеринбурга, чтобы
опередить всех с заявкой. И Кун тоже, и Кривополов…
— Вот ты какой… хитрый! Человек и песню еще до конца не допел, а он уж придрался к
слову. Где у беса хороша!.. Ты, видно, не слыхал поговорки: вперед батька не лезь в пекло, а то
опередишь батька и того… нехорошо будет. Когда так, то я лучше тебе до конца спою...
— Помощник и покровитель бысть мне во спасение! — с чувством прошептал Наседкин,
опережая певчих, хорошо знакомые ему
слова ирмоса.
Когда окончилось это чтение, Хвалынцев пробрался в коридор, который был полон народом. Едва успел Константин Семенович перекинуться кое с кем из знакомых несколькими
словами, как мимо него понеслась огромная гурьба, с криками: «на сходку! на сходку! в актовую залу!» Студенты бежали,
опережая друг друга. Увлеченный общим потоком, и Хвалынцев направился туда же.
Петр Валерианович уже не раз после этого слышал от графа Аракчеева
слова одобрения: «Хорошо, молодец», — и было за что. Работа под наблюдением Хвостова, действительно, кипела, и он далеко
опередил своих товарищей по той же профессии.